– Не обязательно, конечно, но предыдущий год был какой-то нелётный. То под Иркутском упал самолёт, то хохлы израильский лайнер сбили. А Америка? То «Боинг» рухнул на город из-за турбулентности, то вообще этот ужас со Всемирным торговым центром, когда две башни рухнули из-за врезавшихся в них самолётов.
– Грохнемся, так грохнемся, – решила вдруг Евгения. – Судьба, значит, у нас такая. Зато хлопот с нашими похоронами ни у кого не возникнет.
– Слушай, а тогда ночью, когда мама тебе являлась, она во что была одета?
– Ни во что. То есть, я её не чётко видела. Только чувствовала её присутствие.
– Вряд ли бы ей понравилось, во что мы её одели.
– Ты же сама и выбирала со своей бабой Клавой на пару.
– Я не выбирала, мы просто ходили вместе магазинам. Она в похоронных обрядах разбирается, и сразу сказала, что одевать надо во всё новое. И брюки, говорит, надевать нельзя, и туфли на высоком каблуке нельзя – только тапочки, чтобы там удобно было. Вот в конечном итоге и вышло, что мама всю жизнь носила красивые блузки и элегантные брючные костюмы, а похоронили её в сером старушечьем платье на пуговичках… И гроб ещё обшили таким дурацким бордовым бархатом, цвета запылившегося знамени орденоносного полка, потерявшего последнего солдата.
– Девочки, вы не могли бы сменить тему разговора? – вдруг послышался недовольный голос сидящего позади них полного лысоватого мужчины, чей наряд скорее напоминал ночную пижаму, чем костюм делового человека. – Вам больше не о чем поговорить, как о гробах и авиакатастрофах?
– К встрече с Богом надо быть готовым в любую минуту, – назидательно промолвила Светлана голосом немолодой монашки, и тут же получила от сестры весьма ощутимый тычок в бок.
– Извините, мы совсем недавно пережили большое горе, – примирительно сообщила Евгения мужчине, наклонив голову к проёму между креслами.
– Ничего, ничего, – донеслось оттуда, причём произнесено это было таким тоном, каким обычно говорят: «Так вам и надо!»
Стюардесса прошлась по салону с подносом, предлагая на выбор сок или минеральную воду. Евгения пить не стала, Светка один за другим залпом опрокинула в рот оба схваченных с подноса стаканчика с соком, потом ещё немного поёрзала в кресле, повертела головой во все стороны и, наконец, притихла, откинувшись на спинку сидения и закрыв глаза. Казалось, она заснула, но через некоторое время вдруг принялась трясти за плечо дремлющую сестру:
– Слушай, где это мы летим? Посмотри в окно! Там внизу сплошные льды! Разве в этих краях могут быть такие обледеневшие равнины? Это же Северный Ледовитый океан какой-то! Нас случаем не угнали?
Евгения сонно отмахнулась:
– Какие же это льды! Эх ты, серость! Это облака.
– Надо же, облака! Странно так. Слушай, а почему тебя не тошнит? Ой, кажется, самолёт загорелся, – не унималась Светка. – Смотри, под крылом что-то вспыхнуло. Это же огонь! Вот, ещё раз вспыхнуло… Ну, сейчас точно рванёт.
– Девушка, вы не могли бы пересадить меня на другое место? – обратился к стюардессе сидящий позади сестёр мужчина, лицо которого приняло сероватый оттенок.
С трудом пробившись сквозь толпу встречающих и таксистов, осаждавших выход из здания аэропорта и наперебой предлагавших свои услуги, девочки вышли на залитую южным солнцем площадь и принялись озираться в поисках автобусной остановки.
– Екатеринбургский уже приземлился? – обратился к ним мужчина лет тридцати в спортивных трико и чёрной майке. Услышав положительный ответ, он вроде собрался кинуться к выходу для прибывших пассажиров, но словно раздумав, двинулся следом за сёстрами. – Девочки, вы этим рейсом прибыли? На отдых или по делам?
– По делам. Собираемся открыть в вашем городе фирму по производству туалетной бумаги. У вас тут такой широкий рынок сбыта, – ответила Светлана, поправляя лямку висящего за спиной рюкзачка.
– Ой, смотрите, – мужчина вдруг забежал вперёд и поднял с пола плотную пачку сложенных вдвое стодолларовых купюр. Глаза его быстро-быстро забегали по сторонам. – Не видели, кто обронил?
– А ну вали отсюдова! – вдруг закричала на всю площадь Светка, и на них начали оглядываться люди. – Ищи лохов в другом месте! Про эти ваши штучки уже во всех газетах написано! Ишь, умник какой выискался!
Мужчина, засунув пачку в карман трико, быстро засеменил в обратном направлении, а Женя недоумённо уставилась на сестру:
– Ты чего так разоралась?
– А ты бы молча двинула с этим козлом за ближайший угол? Он бы сейчас начал нас в сторонку оттирать и предлагать поделиться неожиданной удачей.
– Ну, и в чём фишка? – не могла взять в толк Евгения.
– Да как ты не понимаешь?! Он разделил бы эту пачку пополам: себе половину, и нам половину. И тут, словно из-под земли, возникает «хозяин» этих денег и начинает требовать их назад. Орёт при этом, что мы его обокрали и требует предъявить наши доллары, чтобы сверить номера. А потом пара ловких движений – и ни тех, найденных, долларов, ни наших! Ищи, свищи.
– Но у нас же нет при себе долларов!
– Всё равно лучше не связываться.
– А милиция куда смотрит?
– Следит за тем, чтобы побольше лохов попадалось на удочку. Такие же штучки и у нас в Екатеринбурге проворачиваются. А менты в доле.
– Всё-то ты у нас знаешь, – проворчала Евгения, поднимаясь по ступенькам следующего в центр города автобуса-экспресса.
Уже отъезжая, девочки увидели в окно, как шулер в синих трико, очевидно, нашедший очередную пачку долларов, увлекал за газетный киоск их лысого попутчика по рейсу, которому Светка изрядно потрепала нервы в самолёте.
На следующее утро Евгения проснулась рано. Тихонько, чтобы не разбудить разметавшуюся по постели сестрёнку, ступила на пол и, не надевая тапочек, подошла к окну гостиничного номера. Она всматривалась в уходящий вдаль проспект незнакомого города, который на первый взгляд показался слишком жарким и пыльным. Светлана ещё спросила, не цемент ли здесь производят, уж очень грязными выглядели все здания, даже относительно недавно построенные, из-за глубоко въевшейся в белые кирпичные стены серой пыли.
Вчера они лишь немного погуляли по прилегающим к отелю улицам, купили в супермаркете хлеба, молока и мясных нарезок, поужинали в номере и заснули ещё засветло, решив оставить посещение университета на утро. И вот оно наступило, а Женя вдруг очень чётко осознала всю нелепость затеи с визитом в чужой город. Предстоящие поиски «того, не знаю, чего» представлялись полным безрассудством и досадной нелепицей. Студентка-отличница внутренне обругала себя «полной идиоткой» за то, что позволила сестре вовлечь себя в это бестолковое мероприятие, и в тот же момент почувствовала за спиной едва уловимое движение. Светка прижалась к сестре сзади и обняла, ткнувшись губами в шею, а потом вдруг крепко схватила её обеими руками за груди, выпирающие из хлопчатобумажной маечки с тонкими бретельками:
– У, отрастила!
– Не завидуй, свои отращивай, – рассмеялась Евгения, высвобождаясь из маленьких, но цепких рук, и смущённо добавила, – это они так от беременности налились.
– Давай кофейку попьём, яблочко ты наше наливное, – предложила Светка и пошлёпала в ванну набирать воду в стеклянный графин с тем, чтобы вскипятить в нём воду.
Фокус не удался. Графин внезапно лопнул и развалился на куски, при этом не успевшая ещё толком закипеть вода залила тумбочку, коврик у кровати и край постели. Евгения бросилась выдёргивать кипятильник из розетки, а Светлана, выглянувшая на шум из ванной комнаты с перепачканными зубной пастой губами, философски изрекла:
– Завтракать, однако, придётся в кафе! Там же заодно и узнаем, как нам лучше добраться…
Подходя к университету, Евгения невольно принялась внутренне сравнивать ростовское здание со своей екатеринбургской «альма-матер». Решила, что в конечном итоге все советские проекты были однотипными, и с тех пор ничего не изменилось. Никто ведь так и не построил круглого стеклянного храма науки с тонированным куполом в виде магистерской шапочки, в которой так здорово было бы разметить студенческое кафе, оно же – зал для приема делегаций и торжественных мероприятий вроде вручения дипломов.
Она деловым тоном осведомилась у вахтёрши, где находится архив, и решительно двинулась в указанном направлении, не ответив на вопрос, что им нужно и не услышав брошенного вслед сообщения, что архив сейчас не работает. У Светки почему-то вдруг начали дрожать колени, она волновалась так, будто с минуты на минуту ей предстояло прикоснуться к чему-то великому и необыкновенному, и, едва поспевая за сестрой, беспрерывно повторяла про себя: «Только бы удалось, только бы удалось!»
Смирновы прошлись по безлюдным лестницам и коридорам и уткнулись в запертую дверь с нужной табличкой. Потолкались в соседние двери, за которыми царило гулкое безмолвие. В то время как выпускные экзамены уже закончились, а вступительные ещё не начинались, рассчитывать на то, что они застанут кого-либо на рабочем месте, не приходилось, и сёстры очень обрадовались, когда в деканате экономического факультета увидели девушку, энергично барабанившую по клавиатуре компьютера.
– Вы не могли бы нам помочь? – обратилась к ней Светлана. – Нам надо получить кое-какие данные из вашего архива.
– А там нет никого, все в отпуске, – отозвалась девушка. – В сентябре приходите, и вам выдадут справочку, или что вы там хотели.
– Мы никак не можем в сентябре. Понимаете, мы из Екатеринбурга прилетели. Всего на два дня, – Светка заговорила таким тонким и жалобным голоском, что девушка прекратила работать и уставилась на неё сквозь стёкла круглых очков в роговой оправе. – Нам всего-то надо взглянуть на список выпускников восемьдесят шестого года. Мама у нас умерла, хотим разыскать её друзей. Может, кто-то что-нибудь знает про нашего папу.
А Женьке почудилась в этом монологе привокзальная заунывная песенка разномастных оборванцев: «Люди добрые, сами мы не местные… Вещи у нас украли, деньги все украли. Поможите, чем можете, на билет до дома». Она застыдилась и попятилась к двери, а секретарь поднялась, вышла из-за стола (при этом выяснилось, что рост у неё под два метра), и просто сказала:
– В принципе, ключ у меня есть, пойдёмте. Список, думаю, найти можно. Меня Оля зовут. А в архиве подруга моя работает. Тоже Оля.
В небольшом помещении архива сотрудница университета чувствовала себя довольно-таки уверенно. Она сразу открыла нужный шкаф и, пройдясь глазами по полке, вытащила папку-скоросшиватель, полистала её и протянула Свете:
– Вот. Экономический факультет. 1986 год.