Уже дома Светлана изобразила свои впечатления от посещения маленького домика в незнакомом городке на бумаге. А мама вдруг страшно рассердилась, сказала, что рисовать надо красивое, а не уродство всякое. А когда девочка стала утверждать, что тётя была именно такая, и рисовать надо правду, Татьяна сказала, что это не правда, вырвала лист из альбома, скомкала его и выбросила в мусорное ведро. Маленькая художница ревела, топала ногами, ломала карандаши и кричала, что всё правда, мама сама врёт, и тогда её действительно отшлёпали…
Припомнив давнюю обиду, Светлана и сейчас шмыгнула носом. Татьяна никогда её не била, ни до этого эпизода, ни после, и те незаслуженные шлепки отразили в детском сознании всю несправедливость мира взрослых, где ты можешь оказаться неправым только потому, что младше и слабее. Тогда она поняла, что у мамы могут быть секреты, ради сохранения которых та готова отлупить своего ребёнка, чтобы заставить его замолчать.
В американских фильмах сексуальный маньяк после своего разоблачения обязательно припоминает подобный эпизод из детства, и зрителю сразу становится ясно, что переживший такой кошмар ребёнок просто обязан вырасти убийцей и извращенцем. Или, на худой конец, стать полицейским с целью искоренения на земле всяческого зла и несправедливости устройства бытия.
Наверное, российские дети обладают более устойчивой психикой, потому что Светлана мечтала стать дизайнером, и убивать пока никого не собиралась. С мамой они тогда помирились и сели вместе рисовать море, но альбомный листочек, наделавший столько шума, девочка попозже незаметно извлекла из мусорного ведра, отряхнула от картофельных очисток, разгладила и запрятала в ящик письменного стола среди других рисунков.
– Слушай, Женя, я ведь не сумасшедшая, и не смогла бы такое выдумать, – сказала Светлана, вытягивая из трубочки остатки кока-колы со дна бутылки. – У меня память, как у художника, фотографическая. Всё это было на самом деле! Ты мне веришь?
– И теперь, насколько я понимаю, ты предлагаешь, раз уж поиски отца не увенчались успехом, поискать эту женщину с рисунка? – спросила Женя с обречённым видом. – Интересно только, каким образом? Ведь ни названия улицы, где она живёт, ни номера дома ты не знаешь. У нас есть только «план-схема у фонтана». Или что это тут у нас в уголке? Ага, надо думать, это водяная колонка!
– Номер дома как раз есть. Смотри, вот на заборе висит табличка. И цифра «одиннадцать»! Я же не просто так её нарисовала. Значит, запомнила номер. У меня все рисунки очень точные. Творю в жанре социалистического реализма.
– Куда уж точнее! Дело, надо полагать, было в июле-месяце? Лето, южный город, жара… Особенно точно изображён этот дым, чёрными клубами валящий из трубы. Самое время было раскочегарить печку, чтобы погреться!
– Может, это баня топится, – смутилась Света. – Зато я чётко помню этот забор и, если увижу, сразу же его узнаю. И в калитке, по самому центру, сердечко прорезано.
– Забор за эти годы сто раз могли снести и двести раз – перекрасить. Если ты вообще не нарисовала его зелёным только потому, что поломался синий карандаш. Вспомни своих фиолетовых кенгуру, реалистка ты наша!
– В маленьких городках все друг друга знают, а уж на женщину с такими приметами нам каждый укажет прямо на автовокзале!
– Круто замешано! – Женька вдруг рассердилась. – Вот сейчас мы примемся разъезжать по городам и весям, и прямо с автовокзала начинать расспрашивать: «Здравствуйте, люди добрые, не живет ли в вашем городе, пардон, деревне, однорукая одноглазая гражданочка? У неё ещё забор такой зелёненький с сердечком и дым столбом валит из бани летом!» Хватит из меня дуру делать, Светка! И университета оказалось достаточно. Сейчас же идём брать билеты на поезд до Краснодара, а оттуда – в Геленджик, загорать и плавать. А будешь умничать, вообще домой вернёмся. Дешевле выйдет.
– Может, за обед-то всё-таки расплатимся? – смиренно промолвила Света вслед сестре, которая с последними произнесёнными словами решительно поднялась, опрокинув пластиковый стул, и двинулась в противоположную от ларька с кассой сторону.
Глава 6
АТЛАС, ДОМ, ВОСПОМИНАНЬЯ
Светка вошла в ростовской гостиничный номер с квадратной потрепанной книжицей в руках. Не разуваясь, улеглась поперёк кровати на живот и принялась сосредоточенно перелистывать страницы. Найдя нужную, почти уткнулась в разворот носом и заболтала в воздухе согнутыми в коленках худенькими ножками, обутыми в бежевые сабо на высоком каблуке. Несколько великоватые, сабо постоянно грозили слететь с узких ступней и спикировать прямо в экран телевизора, но Светка каждый раз удерживала обувь на ногах путём сжимания пальцев и выгибания подъёма.
– Что это у тебя? – не выдержала в конце концов Женя, пытавшаяся было поначалу сделать вид, что её не интересует, чем занята сестра.
– Атлас автомобильных дорог.
– И где ты его раздобыла?
– Дал на время посмотреть один милый дядечка из перламутрового джипа.
– Ты опять вступаешь в разговоры с незнакомыми людьми?! Ну, сколько можно тебе говорить! – Взорвалась Евгения, которая всё ещё дулась на сестру после разговора в кафе. – И зачем тебе этот атлас? Решила путешествовать автостопом?
– Дядечка живет в нашей гостинице и едет к морю с девушкой, так что совершенно безопасен. А атлас мне нужен за неимением карты местности. Хочу попытаться отыскать тот городишко.
– Опять за своё?
– За своё, за твоё, за наше, – пробормотала Светлана, не отрываясь от книжицы и продолжая болтать ногами. Некоторое время спустя она принялась тихонько напевать мелодию без слов и вдруг резко подскочила. – Есть!!! Слушай, это точно был Тихорецк!
– Так ты еще и не была уверена?
– Теперь – точно уверена! Я вспомнила, вспомнила! «На Тихорецкую состав отправится, вагончик тронется, перрон останется…» А с платформы говорят: это город Тихорецк! Ну, что ты на меня смотришь как на сумасшедшую? Во-первых, это крупная узловая станция, на которой останавливаются все поезда, в том числе и скорые. Во-вторых, там имеется автовокзал, с которого мы тогда и отправились на автобусе в Краснодар. А в-третьих, я всегда подсознательно чувствовала, что эта песня мне что-то напоминает, и только сейчас название города окончательно выплыло из подсознания.
– Ты в сознание с самого своего рождения не приходила, – вздохнула Евгения. Ей вдруг стало совершенно очевидно, что ехать в этот городок всё равно придётся, и она решила лучше уж сразу покориться неизбежности, чем сделать это после долгих уговоров и утомительного нытья сестры. Она подняла с кровати атлас, заглянула в него и сказала с сомнением в голосе. – Город довольно большой, согласно обозначению, более пятидесяти тысяч населения…
– Ну и что? – с горячностью отозвалась Светлана. – Какая разница, сколько там населения. Это в любом случае не Екатеринбург, который вытянут на десятки километров. Сколько там улиц в этом Тихорецке? Десять? Двадцать? Да мы за полчаса пройдем весь этот городок пешком. Нам же надо только идти поперек улиц и смотреть на дома под номером «одиннадцать». И я узнаю этот дом!.. Слушай, я где-то тут поблизости видела железнодорожные кассы. Я сбегаю, а?
– Рассчитай только время так, чтобы мы прибыли в этот город твоих воспоминаний утром, а не на ночь глядя, – обречённо сказала Женя и добавила вслед уже выбегающей из номера Светке. – Атлас-то своему неопасному дядечке не забудь вернуть!..
Они сошли с поезда в шестом часу утра, и вот уже третий час петляли по улицам городка, который оказался не таким уж маленьким, как представлялось, глядя на точку на карте, его обозначавшую. Энтузиазма у Светки заметно поубавилось. Если на вокзале она напевала: «Стена кирпичная, часы вокзальные» и решительно увлекала за собой сестру то в одну, то в другую сторону, то теперь ей было в пору затянуть: «Платочки белые, глаза печальные». Но девчонке было уже не до песен – она выглядела растерянной и подавленной. Ни один из домов, числящийся под номером «одиннадцать» даже отдалённо не напоминал изображённого на детском рисунке. На одной из улиц одиннадцатой оказалась пятиэтажная «хрущёбка», на другой между девятым и тринадцатым красовался двухэтажный особняк из итальянского кирпича под синей металлочерепичной крышей, на третьей нужного номера дома просто не оказалось, причём ничто не указывало на то, что он вообще когда-нибудь здесь был.
Часто для того, чтобы свернуть с одной улицы на другую, приходилось довольно долго шагать вдоль глухих заборов, за которыми разноголосо лаяли собаки. Такая роскошь как асфальт на некоторых улочках отсутствовала, и вскоре их уставшие ноги в светлых босоножках покрылись серой пылью, а головы начало припекать нещадно распалившееся солнце. Для уральских девчонок тридцать восемь градусов в тени не являлись привычными погодными условиями. Хотелось пить, а они как раз забрели в район, похожий скорее на деревенский, чем на городской, и никаких магазинов или киосков вблизи не наблюдалось.
– Чёрт, – тихонько выругалась Светка, споткнувшаяся о торчащий из травы металлический прут, – хоть бы карту города что ли. Понятия не имею, где мы находимся, а главное, куда теперь идти. Но мы ведь ещё не все улицы обошли, правда?
– Не знаю, что мы обошли, а что – нет, но у меня нет уже никакого желания без толку стаптывать подошвы. Давай-ка выбираться отсюда и двигаться в сторону вокзала, – сердито отозвалась Женя, которую начало уже мутить от жары и голода.
– Ты с самого начала ничего не хотела искать, – упрекнула сестра.
– Но ты же сама видишь, что это бесполезно. Мы уже черти куда забрались. Вон, кстати, твой очередной одиннадцатый забор. Похож?
– Не очень, – вздохнула Света. – Этот железный. Но я спрошу на всякий случай, ладно?
Она поискала глазами, к кому бы обратиться с вопросом, не увидела поблизости ни одной живой души, кроме пасущихся у забора гусей, обошла их с опаской, постучалась в калитку и только потом у щели почтового ящика заметила кнопку электрического звонка. Гулко залаял сидящий на металлической цепи чёрный беспородный пёс, и почти сразу же из флигеля вышла молодая женщина и пошла по вымощенной серым камнем дорожке к ним навстречу.
Светка, успевшая уже заглянуть во двор сквозь прорези в металлическом заборе, имеющем сетчатую структуру, прекрасно понимала, что видит совсем не тот дом, в котором ночевала когда-то ребёнком, но надо же было хоть что-то предпринять в плане поисков нужного объекта, и она робко спросила у приоткрывшей калитку женщины:
– Простите, мы разыскиваем женщину без одной руки. Не знаете, не живёт ли где поблизости?
– Без руки? – удивилась хозяйка, вытирая мокрые руки о цветастый полинялый передник и внимательно оглядывая сестёр. – Что-то я даже и не слышала. А какая улица вам нужна? На соседней парень из Чечни без руки вернулся… А чтобы женщина… Нет, не знаю такой. У вас адрес-то есть?
– В том-то и дело, что мы знаем только номер дома, – начала было объяснять Света, но Женька перебила, в свою очередь обратившись с вопросом:
– А как побыстрее добраться отсюда до автовокзала?
– До вокзала? До перекрёстка дойдёте, а там автобус ходит.
Из дома с рёвом выскочил мальчик лет трёх в синей майке, доходящей ему до колен, побежал к женщине, но упал прямо на камни и закричал еще громче, и она, подхватив его с земли одной рукой, другой закрыла калитку. Женькин вопрос: «А номер автобуса?» остался без ответа.
Смирновы дошли до перекрёстка, поискали глазами остановку, заметили нечто, что могло бы выполнять её функции, и встали под тень орехового дерева у металлического столба с поржавевшей табличкой и едва различимыми на ней номерами автобусов. Женьку отчаянно тошнило, и в ответ на Светкину жалобу, что очень хочется пить, она едва нашла в себе силы пробормотать:
– Не стони, можно подумать, это я тебя сюда затащила.
На остановке тем временем потихоньку стал собираться народ, и вскоре показался запылённый желтый «Икарус». Сестры вошли в него, уточнив, что доедут до автовокзала, но проехали только две остановки. Светка только приготовила мелочь, чтобы вручить продвигающейся в их сторону по салону женщине-кондуктору, как Женька молча потащила сестру к выходу.
– Ты чего? – протестовала та, выпрыгивая из автобуса. – Мы же не доехали! Что случилось-то?
Евгения сделала несколько шагов в сторону и присела за кустами, скрываясь от взглядов прохожих. Её вырвало. Светка почувствовала острый укол совести за то, что мучает почём зря беременную женщину, и заметалась, ища, где бы взять воды, чтобы попить и умыться. Заметила вдали, на противоположной стороне улицы вывеску «Продукты» и предложила:
– Хочешь, посиди здесь, на лавке, я в магазин сбегаю. Или вместе?