Владыка бриллиантов

Плутая по тёмному, донельзя запутанному лабиринту, искатели постоянно натыкались на камни преимущественно синего цвета – здесь их целая груда. В том же, что цвет именно синий, помог разобраться фонарь Махенны.

– Похоже, владыка бриллиантов любит все драгоценные камни; я полагал, что он предпочитает исключительно алмазы. – Отметил Тефей, осторожно переступая через россыпь камней.

– Вы слышали? – Сделал жест рукой Эльданхёрд, прислушиваясь.

– У эльфа острый слух; столь же острый, как его уши. – Раздался смешок со стороны человека.

– … Столь же острый, как и твой язык! Болтун… – Обиделся Эльданхёрд. – Мне кажется, или…

– Стон. – Спокойно молвил Махенна. – Твои догадки совершенно верны, эльф: это мёртвые души; души, которые по какой-то нелепой случайности оказались для великана невкусными, и Он, не доев, обратил их в блескучую синеву. Я наслышан, что после разговора с Ним холодеют, черствеют все…

– Так поспешим же оставить это место! – Бросил принц и первым свернул в другое крыло, казавшееся более светлым и не таким затхлым.

Проследовав многими ходами, сделав несколько лишних кругов, они таки вышли из подземелья в самый тронный зал, преисполненный шахматного настила с перемежающимися квадратами из белого и чёрного мрамора.

Пол был нестерпимо ледяным, и у путников замёрзли ноги.

– Здесь прохладнее, чем там, внизу. – Трясся от холода Тефей. Зубы его стучали; он покрылся гусиной кожей.

Запрокинув головы вверх, искатели приключений заприметили гигантские люстры из горного хрусталя, висевшие, словно в невесомости – похоже, что они не были закреплены на высоченном потолке ничем.

Кажется, Алмазный король был не очень церемонным: огромная ванна из кобальта стояла прямо в одном из углов помещения, тогда как у людей, гномов и эльфов для ванны предусмотрена отдельная комната.

Трон располагался впритык к северной стене; в самом же центре зала троице предстал Тихий омут – покрытый тонкой ледяной коркой водоём; идеальная окружность с почти прозрачной, но малость темноватой водой в ней – хоть и сокрыт был сей цвет льдом.

Края озерца были искусно обделаны чёрным кварцем – морионом; оттого с высоты птичьего полёта он казался ещё больше, ещё глубже, чем есть на самом деле – Даннор, будь он здесь, сказал бы, что сей водоём – бездонный; много знает Даннор, но всегда хочет быть в стороне от глобальных проблем.

Но Даннор, находясь за много лиг отсюда, от этих гиблых мест, одиноко восседал у окна и вздыхал. Супруга же его, Лидвельдит, уж многие месяцы не выходит из своих покоев; пищу травяную ей приносят слуги.

Лунная Радуга сидит в беседке, и вспоминает дни, когда рядом с нею находился Эльданхёрд. Вспоминает она и дни, отпущенные ей для пребывания во дворце, в котором сейчас бродят он и двое его товарищей. Сидит Лунная Радуга одиноко на скамье в вечерний час, и не торопится домой – и лес уже не тот, что прежде, и взошедшая Луна – уже не та. Звёзды меркнут, неспокойно на душе. Дочитав предпоследнюю страницу одной поучительной книги, лесная фея перелистнула её, но книгу вдруг захлопнула, раздумав дочитывать – она знала и так, чем всё закончится в той истории. И поднялась, и повернулась, ибо лёгкий холодок упал на плечи. Озябнув, поёжившись, обратилась писаная красавица в котёнка маленького, котёнка чёрного: теперь не холодно, не страшно ей; греет естественная шубка из многочисленных пушистых ворсинок. И белый галстук на груди, и белые же лапки. Единожды мяукнув, кошка скрылась в черноте…

– Даю главу на отсечение, что тут поработали мои собратья! – Воскликнул обычно не эмоциональный Махенна. – Глядите: сие есть гномья работа!

И впрямь: так обращаться с морионом могла лишь порода кхуздаиль; перед смертью, схваченные Алмазным королём, они трудились ради Его блага, а после были съедены жестокосердно.

Покинув пределы пустующего тронного зала, горе-путешественники посетили столь же пустую, смежную с ним комнату много меньших размеров. И в комнате этой наличествовали часы в трёх экземплярах. И стрелки одних часов шли обычным ходом; сии часы находились в центре. И по левую руку от них громоздились часы другие, шаг стрелок которых был раза в два медленней. И по правую руку от средних часов – часы третьи, и шаг их стрелок был раза в два быстрее.

– Что же это? – Вопрошал эльф.

– Часы медленные, часы обычные и часы скорые… – Добавил Тефей с тем же недоумением.

– Похоже на Прошлое, Настоящее и Будущее. – Ответил им гном. – Хотя, до конца я не уверен; возможно, я ошибаюсь.

Выйдя из комнаты с часовыми механизмами, троица проследовала в ещё одну комнату, которая напомнила Эльданхёрду ботанический сад в замке его предков, Махенне – его оранжерею, а Тефею – его рассаду.

Эта комната оказалась единственной «живой»: в саду на ветвях миниатюрных деревьев мирно спали ленивцы и соня садовая; тишь, да гладь, и божья благодать. Небольшие муравьеды топали, как ежи, ища себе пропитание, а очень шустрая улитка с, похоже, деревянной раковиной тщательно вымывала окна.

При виде незваных гостей муравьеды бросились врассыпную; улитка, остановившись, подняла свою голову; садовая соня же, не просыпаясь, лениво перевернулась было на другой бок, но чуть не свалилась с ветки.

Друзья рассмеялись.

– Похоже, и великану не чуждо взирать на природу! – С упоением вдыхал ароматы Тефей. – Удивительно: здесь нет зимы; прямо райский уголок.

– Меня больше волнует, с какой целью Он держит всё это. – Вставил практичный эмпирик Махенна.

Оставив позади и эту комнату, дабы не тревожить лишний раз животных, приятели завернули в очередное помещение этой бесконечной галереи. И оказались они в Его личном кабинете: се, ошибка это их, важное упущение, ведь хранит там Он в сундучке ровно тридцать три тысячи самых мелких из Его алмазов, но самых дорогих.

Куда подевалось королевское величие эльфийского принца? Откуда у учёного гнома столько прыти? Как не стыдно человеку быть столь любопытным? Будто воры, лазали они по всем ящикам; всё что-то вынюхивали да искали. Оттого весьма неприятно стало великану; не по Себе Ему. Но Бендикс ничем не выдал Себя, оставаясь по-прежнему невидимым.

Тефей, как ребёнок, вертел в руках палантир, точно это игрушка; Махенна, растеряв остатки совести и бдительности, подсыпал на всякий случай в чашу несколько капель яда – авось Алмазный король выпьет да помрёт?

Эльданхёрд же, шагая из стороны в сторону, держался за голову – от радиации, излучаемой кобальтом, у него страшно разболелась голова.

«Мне нравится делать зло, мне хочется творить зло», Бормотал эльф про себя всякую нелепицу.

В этот самый миг лопнуло у владыки бриллиантов, у властелина всех камней всякое терпение: явился Он пред очи «поганых самодуров», пред очи этих воришек, и суров до крайности был глас Его:

Кто взял Мой хрустальный шар,

Не спросив Меня?

Кто Мне яду подмешал

Среди бела дня?

Стой, где очерчен мелом круг, –

Как Мне приятен твой испуг![5 - Песня ВИА «Ария» из альбома «Генератор зла» (1998). Текст песни написан Маргаритой Пушкиной. Отрывок этой песни присутствует в книге, потому что оказался идеален для сюжета (Прим. авт.).]

Далее Он взвизгнул режущим слух фальцетом несколько прогрессивных вокальных зарисовок, тяжёлым металлом сыплющихся на головы «дармоедов и казнокрадов» откуда-то сверху.

Всё, что не делается – делается к лучшему; подобное подобным – и эльф очнулся от непонятного дурмана, сковавшего его тело и разум, а гном и человек вмиг перестали трогать без спроса чужие вещи.

– Что делаете вы в чертоге Моём?! – Рявкнул, рыкнул басом Алмазный король в обличье Бендикса что было силы так, что задрожал и свод, и фундамент. Недовольству Его не было предела.

– Ты Сам вынудил нас заявиться! – Храбрился Эльданхёрд, натягивая лук, и целясь великану промеж глаз. – Много бед Ты обрушил на головы всех живущих; нет с Тобою никакого сладу! Сгинь навеки, лоботряс, и впредь не издевайся больше ни над кем!

Бендикс оглядел бунтующего эльфа с натянутою тетивой; гнома, выхватившего топорик и человека, взявшего в руки эльфийский двуручный меч. И столь комичной показалась лиходею данная картина, что Он попросту расхохотался.

– Ахахах! – Конём ржал великан. – Бугага! Ихихих! Эхех!

Совладев с порывом Своим, владыка бриллиантов посерьёзнел, и последующая речь Его тучей чёрною накрыла наглецов:

– Да как вы смеете? В Моём же доме, ставить Мне условия? Это частная собственность; приватизированная территория…

Всю смелость, всю решительность «бахвалов» как рукой сняло; попадало оружие на пол.

– Вы всерьёз считаете, что втроём Меня одолеете? Считаете, вам сие – под силу? – Посмеивался хозяин всех блестящих, драгоценных вещей. – Я одним Своим дыханием враз вас заморожу; Я тот, кто убил Бога.