Вместе на Край Света

Чародей всё предусмотрел: он знал, что Адальберт никогда на это не подпишется – каким бы ни был стареющий король, каким бы он ни стал, рядом с ним была его супруга Аделина – а это та женщина, что не меняет со временем своё мировоззрение.

Аделина немедленно начала вооружать регулярную армию – стрелков дротиками и пращей, лучников, арбалетчиков, алебардщиков, пикинёров, копьеносцев, секироносцев, гвардейцев-меченосцев и многих других; войско пешее и войско конное.

– Ты же мне обещал совсем другое! – Укоризненно заявил кудеснику король Вёллерланда. – Какого дьявола эти остолопы стянули своих псов к моим границам? Аж в глазах рябит от их вымпелов… Да если я выйду из себя, я их опрокину! Кем они себя возомнили?

– Спокойно, мой король. – Ответил Магнус. – Поверь, всё самое интересное только начинается; оно ещё предстоит.

С этими словами злой волшебник поскакал на юго-восток, в королевство Тотенхайм. Итак, позади уже и замок Иннерхауз, и замок Хельм, потому что скачет Магнус в Хайде-Морт, главный замок и столицу Тотенхайма.

– Не хочу и не желаю. – Выслушав чародея, сказал король Тотенхайма. – Я заключил с Адальбертом перемирие, и нарушать его как-то некрасиво. Моё королевство и так обделено ресурсами; не хватало ещё, чтобы наш затяжной конфликт перерос в полномасштабную войну. Я реально не выгребу.

Но Магнус был не из тех, кто легко сдаётся.

– Вот именно: «обделено ресурсами»; прямое попадание, ты всё верно подметил. Именно поэтому, и именно сейчас нужно действовать. Разве ты не хотел бы лучшей жизни для своих подданных? Чтобы они жили не среди болот, а в нормальных человеческих условиях?

Король Тотенхайма замялся; теперь он был уже не так уверен, а маг знал, что его подвешенный язык и чары сделают своё чёрное дело.

– Но как же армия? – Всё ещё сомневался собеседник чародея.

– А что – армия? – Ухмыляясь, ответил вопросом на вопрос Магнус. – Это дело решаемое, поправимое; доверьтесь мне. Мне лишь нужно знать, могу ли я рассчитывать на вашу помощь и поддержку тогда, когда она потребуется.

– Всё, что в моей власти.

– Отлично! – Обрадовался колдун, собираясь назад. – Скоро ты увидишь, что вид Кронхайма будет мало чем отличаться от вида Тотенхайма! Это я тебе обещаю…

Магнус направился обратно в Траурикс, оставив короля Тотенхайма в глубоком раздумье…

– Бежим со мной! – Упрашивала Каролина Харальда. – Мне осточертело пребывать средь этих стен.

– Куда бежать, о госпожа? – Качал головой оруженосец её отца. – Не сносить нам головы!

– Да лучше б умереть, чем здесь томиться! – Умоляла горестно юная дева, глаза которой были на мокром месте. – Скачем в Блюменталь, тут ведь так невыносимо…

– Нас найдут и обезглавят. Хотя, нет: ведь ты наследница и дочь.

– Тогда я сама сбегу отсюда! – Решительно заявила принцесса. – Сама, без чьей-либо помощи; особенно твоей, предатель… Пошёл прочь!

Харальд, на ходу одеваясь, вовремя вышел из её покоев – наступило утро, началось движение. Уходя, юноша чувствовал, что раздваивается: с одной стороны, король, которому он обязан своим положением и жалованьем; с другой – дочь короля, которая ему, Харальду, точно свет в окне. Оруженосец терзался, и кошки скребли его сердце; он не знал, как поступить. К Адальберту он испытывал благодарность и безмерное уважение, а к Каролине – всякую нежность, на какую только был способен.

Ночью принцесса, соорудив верёвку из своих нарядов, начала было спускаться из окна вниз, как вдруг на её плечо уселась Вредная Птица. Вскрикнув от неожиданности, девушка чуть не упала на вымощенную дорогим мрамором площадку; и разбилась бы, если б не Харальд, который успел её поймать. Вредная Птица села на подоконник раскрытого окна.

– Ты что здесь делаешь? – Гневно сверкала глазами принцесса. – Стережёшь меня? К отцу отведёшь?

– Глупая, я за тобой. В саду две лошади; скорее…

Добравшись до Кэстлинга, мрачного чёрного замка с острыми шпилями, Магнус поднялся на площадку самой высокой из четырёх его башен. На колдуне был длиннополый балахон, а в левой руке – волшебный скипетр.

– Время пришло. – Сурово произнёс он. – Вот, не желая платить дань, собрал глупец Адальберт всю армию свою в кулак, и хочет обрушить карающую длань на Вёллерланд в том случае, если мы решим напасть на Кронхайм. Однако ты просчитался: карающую длань обрушу Я, и кара моя будет жестока и ужасна. Ты прав, король Кронхайма: силой твоё королевство не сокрушить; посему нашлю тринадцать казней, тринадцать великих бедствий, дабы ослабить его. Потому что мне жутко неприятно, просто нестерпимо видеть все эти счастливые, улыбчивые лица… Будьте же вы все прокляты! Чтоб вы все сдохли! Ах-ха-ха-ха-ха-а-а!!! Скоро небо упадёт на землю…

Первой казнью стало проклятье Магнусом жителей Кронхайма, и почувствовали многие из них некое непонятное недомогание; у них всё валилось с рук, ничего не получалось. Из сырых могил восстали мертвецы, а также утбурды, которые есть души умерших либо убиенных младенцев. Мертвецы ходили, точно живые, и пугали окружающих. Кто-то попал ногой в свой же капкан; кого-то забодал дикий тур. Кто-то сгорел заживо в своей избе; кого-то в лесу проткнул насквозь одинец. Кто-то упал и разбился на ровном месте; кого-то нечаянно закололи вилами. Кто-то утонул, умея плавать; кого-то утащили мертвецы к себе на кладбище. Кто-то пошёл и не вернулся; кого-то нашли на примятой кем-то земле без признаков жизни. Кто-то смертельно заболел и умер; кого-то загрызли волки. Кто-то отравился; кого-то обнаружили рано поутру повешенным на суку одиноко стоящего дерева. Кто-то сегодня не проснулся; кого-то мучали предсмертные судороги. Дети смеялись над стариками и рыли слепым ямы. Дети сбегали из дому; мужья бросали своих жён на произвол судьбы. Женщины рожали маленьких уродцев и в ужасе прыгали с обрыва. Брат убивал брата; проливалась кровь. Разваливались гильдии, артели и сельские хозяйства. Исчезла любовь. Пропала доброта. Сползла улыбка с лиц. Люди стали ссориться друг с другом из-за ничего. Люди больше не были счастливы; они ругались, дрались, поносили Сущность. Многие из них перестали верить во что-то светлое и хорошее. Умерло в них что-то, угасло. Этого и добивался злой волшебник, но всё ему было мало…

Второй казнью стала самая лютая зима; холодней и представить себе нельзя. Вьюга, метель и буран; холод, иней, мороз и туман сползли с гор Севера и начали гулять по Кронхайму. И зима эта явилась летом. Промёрзла почва под ногами, и на лету погибли птицы, не готовые к такому повороту событий. Льдом покрылись водоёмы от края и до края; до самого дна. Задохнулись рыбы, умерли животные. Вымерзли колодцы, и проблемой стало добыть глоток воды. Замело королевство многометровыми сугробами белого-пребелого снега; укрыла пелена дома с головой, по самую крышу, а то и выше; под тяжестью снега деревья согнулись в три погибели. Тяжких усилий стоило расчистить проход. Завалило дымоходы, закупорило; не растопить теперь печь. От сильнейшего мороза не подготовленный народ продрог до самых костей. Люди гибли от холода, а многие из выживших становились калеками из-за обморожения. Дикий плач стоял в воздухе. Тогда, чтобы согреться, люди стали надевать поверх зимней одежды ещё и припасённые «на чёрный день» звериные шкуры, вынутые из кладовок – чёрный день настал. Тем же, у кого не имелось подобных вещей, приходилось, обливаясь горькими слезами, поднимать руку на своих домашних питомцев – собак, кошек, птиц и кроликов, дабы из их шкурок шить тёплые шапки. Громко плакала Эрика, зарывшись носом в пух своей любимой утки Кряквы, и в мех так обожаемого ей чёрного кролика Пушистика, но приговор зверятам был неумолим… И вот: нет больше гагакающей Кряквы, когда-то так забавно и в то же время важно перемещающейся на своих перепончатых лапках; и Пушистик больше никогда не прижмёт свои ушки к голове, не поест из рук морковь… «Беги, Ханимуш, беги!», подталкивая своего говорящего ослика прутом, прощался с ним Вернер: «Гони, не замерзая, во всю прыть к Хорсту – он защитит тебя от всех невзгод, ибо конюх это непростой…». Не сдались люди, собираясь толпой в тесном помещении, дабы надышать тёплый воздух. И чем холоднее становилось, тем крепче был их дух. Несчастные люди неустанно молились; тепло было в их сердцах. А жители Блюменталя, недолго думая, спустились вниз, под свои дома, попрятавшись в чуланы и погреба. Некоторые направились дальше, и ушли в глубину; там, где тепло. Туда не проникает благодатный солнечный свет, но такова была попытка выжить; кто осудит их за это?

Третьей казнью стал камнепад с неба, ибо разверзся небосвод, и громадные скалистые глыбы гранита, базальта и сильно спрессованной космической пыли начали заваливать собой всё королевство, пробивая избы насквозь. И невозможно было спрятаться, укрыться, уберечься, потому что небесные метеориты находили всякого. Тяжёлые камни, коих была тысяча тысяч, с лёгкостью, безо всяких усилий проламывали даже сверхпрочный королевский мост, а также арку, и всё это рушилось, падая и падая в никуда, пробивая почву. Были разбиты даже дороги с твёрдым покрытиям, не говоря уже о простых, грунтовых, просёлочных тропинках. Нисходя с небес, камни, наваливаясь друг на друга, образовывали новые горные массивы, порой полностью меняя ландшафт. Много деревьев завалило камнепадом, много озёр засыпано ими же. Это было страшное, неприятное, ужасающее зрелище, но ничего поделать было нельзя и невозможно, потому что против магии и волшебства, несущих мощный разрушительный заряд, отрицательную энергию и негатив, нет противоядия. Не было от каменьев сих никакой защиты, но устояли люди, укрывшись в скалистых пещерах, которые камням не сломить, не одолеть.

Четвёртой казнью стал ураганный ветер невиданной скорости и силы, сверхмощный смерч во всей своей красе. Эта напасть нитью сползала из-под грозной тёмной тучи, как червь вылезает из глубокой свежей ямы в земле. Смерч, дотянувшись до поверхности земли, затягивал в свою адскую воронку всякие разные предметы; переворачивал фермы, мельницы, прочие объекты. Чёртово торнадо шутя поднимало в воздух дома большие и малые, играясь с ними, а затем швыряло оземь со страшной силой, либо перемещало на многие сотни миль от прежнего места. Хуже всего было то, что ураган ввиду своей колоссальной энергии мог вздымать с земли и небесные камни, которые падали на королевство несколькими неделями ранее. И без того искорёженные здания и сооружения теперь выглядели совсем жалко. Что самое интересное, в эпицентре поганого шторма был штиль. Люди воспользовались этим и, дружно взявшись за руки, вошли в это кольцо покоя, и со всех ног бежали туда, куда перемещался уже стихающий смерч. Это спасло им жизнь, но надежда постепенно угасала, ведь некому было прийти, взять и помочь, ибо кто осмелится противостоять такому жуткому природному явлению? Сомнение, сомнение пришло в сердца некоторых людей; «А есть ли Сущность?», с ехидцей вопрошали они, подначивая окружающих. Ничто не пощадил шторм, кроме разве что поместья Блюменталь, потому что окружено оно невидимым нимбом, ореолом благодати. Всё остальное было сильно изранено, побито, порушено… Одним из последствий камнепада стала пыль, стоявшая в воздухе столбом, и засоряющая лёгкие – людям нечем было дышать; они нестерпимо мучились, задыхаясь и кашляя.

Пятой казнью стало наводнение: огромной высоты, с видимую часть неба, океаническая волна накрыла королевство, обрушившись на землю, точно гигантский ковш на маленький фужер, заливая всё и вся. И захлебнулся непокорный Кронхайм тоннами воды. И где была пустыня, стало море; и где стояла гора, ныне сплошная водная гладь. Плавало всё: опустевшие дома, мёртвые люди, мёртвые животные; даже вековые деревья, вырванные с корнем ещё смерчем. Волнами пошло королевство; вода спокойно себе бродила всюду, просачиваясь, проникая в самые укромные места. Спаслись те, кто ещё во времена предыдущих казней укрылись в пещерах либо спустились глубоко под землю, где было тихо, и где ноги чувствовали, как изнутри землю греют её недра.

Шестой казнью стал падеж скота, ибо, когда ушла большая вода, выяснилось, что крупному рогатому скоту и всем прочим хозяйским животным стало нечего есть от слова «совсем». Да и грациозные лани, олени, антилопы, лоси и единороги тщетно ковырялись в почве среди мха, надеясь отыскать там хоть одного лемминга, хоть пару букашек. Они жадно вдыхали ноздрями воздух, но чутьё подсказывало им, что уснут эти бедные звери сегодня голодными; возможно, что не только сегодня. Как ни старались животные, они не могли найти себе пропитания, и массово гибли, потому что даже поросль мхов и лишайников ещё не отошла от суровой внеплановой зимы и была крайне сырой после наводнения. Безвкусная, сырая, она совершенно не годилась в пищу. Оставшись без скота, умирали с голода и люди, потому что иногда очень тяжело без белковой пищи. Единственным спасением стала припасённая в амбарах мука из пшеницы и ржи, но её не могло хватить надолго – поэтому люди с нетерпением ждали нового урожая, ибо тому же рису вода только на пользу, и он просто обязан произрасти.

Седьмой казнью случилась в королевстве сильнейшая засуха, которая буквально моментально иссушила последствия великого потопа, но сушить земное и воздушное пространство не перестала. Из-за этой засухи приключились лесные пожары, и не только они; горело всё: деревья, кустарники, трава, грибы, мхи и лишайники. А люди, бедные, несчастные люди, сидели глубоко под землёй и с замиранием сердца слушали, как торжествует очередной катаклизм, очередная катастрофа…

Восьмой казнью закономерно явился неурожай как следствие засухи. Этот неурожай повлёк за собой ещё и голод, потому что теперь угасла всякая искра надежды на то, что взойдёт хоть один посаженный когда-то с такой любовью росток – что не добила засуха, пожрала ненасытная саранча. В этой ужасающей блокаде люди были вынуждены поедать крыс, червей и тараканов, дабы не протянуть ноги. Хайди слегла, но тайком отдавала Эрике завалявшиеся в кармане зёрнышки, и та ела проросшую пшеницу. Пропавший сыр стал деликатесом. Люди питались сырым картофелем, не очищенной морковью, немытыми яблоками. У них болели животы; начали выпадать зубы и волосы, потому что в лежавших длительное время фруктах и овощах испарились даже намёки витаминов и минералов. Но другого выбора у людей не было. А мор продолжал ходить по королевству, безжалостно кося наиболее слабых…

Девятой казнью стало землетрясение, ибо воистину землю начало трясти, как тряпичную куклу; она ходила ходуном, стенка на стенку. Земля покрылась трещинами, и стала похожа на кисть руки, покрытую многочисленными венами, артериями и капиллярами; только трещины эти были пусты и безводны, и падало в них всё то, что не могло удержаться на ногах от сотрясения земной коры, ибо хитромудрый Магнус выворачивал континентальную плиту, как мог, играя ей; дробил по кусочкам. И падали в пропасти и ущелья люди и животные вместе с домами своими и берлогами, и долго не было у этой беды финиша. Ландшафт изменился до неузнаваемости: где стояла гора, раскинулось озеро; и где было озеро, восстала гора. Всё перевернулось вверх дном, вверх тормашками; всё стало наоборот. Но и это ещё не был конец, потому что нет предела у зависти и мести.

Десятой казнью, очередной напастью стало извержение вулканов. И вот: выросла, как на дрожжах, большущая бурая гора, и стала томиться, глухо гремя. Сначала над роковой горой появился небольшой беловатый султанчик из пара и газа, а потом повалил густой чёрный дым, преисполненный жуткой копоти. Напряжение всё нарастало, пока не взорвалась вершина, не выдержав давления изнутри. Главный, самый верхний клапан отбросило на многие мили прочь от вулкана, но этого явно было недостаточно: гора стала, как сито, из дыр которой потекли по склонам вниз огненные реки, сжигая всё на своём пути, живое и неживое, не щадя никого и ничего. Раскалённая магма, получив выход на поверхность, обратилась лавой и теперь пожирает всё вокруг себя. В страхе люди, вышедшие было из своих пещер, вновь юркнули обратно. Дойдя до водоёмов, жидкая металлическая смесь огромной температуры начала страшно шипеть, остывая и превращаясь в бесформенную груду непонятно чего. Запах серы стоял в воздухе; не успевшие спастись люди сгорели в огненной реке; другие, которых провидение уберегло от лавы, отравились ядовитыми парами, исходящими от вулканов, ведь таких горе-гор была не одна и не две. Все они проснулись, словно по мановению чьей-то крайне жестокой, бескомпромиссной в своей злобе руки…

Одиннадцатой казнью стала вечная ночь, ибо возжелал колдун вот так: «Да наступят тьма и мрак!». Как он и обещал, небо упало на землю; вечный сумрак навис над королевством. Потухли звёзды, исчезла Луна, хоть выколи глаза. Вдобавок пепел после извержений вулканов висел в воздухе так же, как когда-то пыль в течение и после камнепада. Вышедшие из своих пещер люди, и без того убитые горем, узрели лишь черноту, словно все разом ослепли. Но спохватились, намотали на палки тряпицы, пропитанные горючей смесью, и жгли, освещая себе путь. Так они привыкли делать в пещерах, и сии навыки им пригодились. Когда же нечем стало поджигать, особо бравые смельчаки поднимались к огнедышащим горам, которые ещё не успокоились до конца, и брали огонь прямо из жерла, окуная туда свои самодельные светильники. И вот, люди не сломлены; они снова в строю. Они научились жить даже в кромешной тьме, иногда прерываемой светом фонарей и костров.

Двенадцатой казнью незвано пришла в Кронхайм чёрная смерть, иначе называемая «чума», ибо жестокосерден был Магнус, и в его сердце не плавало ни капли доброты, ни тени раскаяния. Страшная болезнь постучалась в каждый дом, в каждый уголок и закоулок. Но предусмотрительный друид и лекарь Алайсиаг нанёс некий магический знак на дверях вернувшихся в свои дома жителей поместья Блюменталь, чтобы смерть прошла мимо. И она прошла, потому что Алайсиаг глубоко верил в то, что он делает, и даровала ему Сущность своё благословение. И просил сей старец, с длинным посохом пройдясь по всему королевству посредством неизвестного волшебства, не открывать двери до рассвета, дабы всё обошлось. Но люди – всего лишь люди; некоторые из них не могут усидеть на месте, томясь от неизвестности. И настигла, нещадно покарала великая чума немало людей за непослушание их. Ослушавшиеся глупцы скрючились, извиваясь в танце смерти, и гибли в адских муках и страданиях. Не пощадила, не пожалела чума и благородного рыцаря, графа на белом коне, потому что он тоже приоткрыл свою дверь, дабы просто подышать свежим воздухом, хотя после всех бед и несчастий свежим и чистым его можно было назвать с большой натяжкой. Так овдовела Эмма, старшая сестра Эрики, дочь Дитмара и Хайди. Чума же ходила до самого рассвета, в обличье Адского Жнеца, одетого в чёрные одежды. И косила длинной косой чума людей, точно сорняки, и радовалась предивно, а мёртвые тела забирал Ангел Смерти. И не было у этих двух духов лиц… Дабы облегчить страдания людские, Алайсиаг одевался в балахон, который покрывал всё его тело, с головы до ног. На руки он надевал перчатки, а на лицо – маску с длинным клювом, в который заблаговременно утрамбованы ароматические эфирные масла. Ходил в такой робе друид ещё долго, намазывая раны и рубцы какой-то целебной мазью. Люди всё равно умирали, но зато, по крайней мере, без мучений. Они просто выдыхали какую-то субстанцию в виде облачка, и тихо-мирно уходили в мир теней, где уже ничто никогда никого не побеспокоит; где вечный вакуум, а посему никакого звука…

Так прошло долгих пять лет, и последней, тринадцатой казнью маг в превеликом своём бешенстве наслал войну, посчитав, что все предыдущие его козни и проделки сломили и дух, и тела жителей так ненавистного ему королевства Кронхайм… Спускаются с гор Севера воины Вёллерланда; их лица каменны и неприступны, опущено забрало. В них нет никакого сожаления; они призваны своим королём лишь сечь, убивать и грабить, попирать добро ногами.

Теперь Кронхайм, обездоленный, опустошённый, не мог противопоставить армии противника достойное войско, ибо три четверти населения королевства сгинули в результате первых двенадцати казней. Жалкое подобие былого величия выступило в военный поход, собирая в долине всех, кто может биться до последней капли своей крови.

– Ваше величество! Быть может, послать весточку о помощи? Альфры, альдеры и хульдры с Зелёного Острова, что далеко на Западе в море-океане, могли бы сейчас нам пригодиться. Я более чем уверен, что они встанут под наши стяги, под наше оружие. – Упрашивал, как мог Адальберта его верный сюзерен Тиль Мергенталер на совете в военном лагере. – Я был в поместье Блюменталь; был в графстве Кроллен. Люди готовы отразить натиск врага, стоять до последнего. Я сам ещё держу в руках тяжёлый двухпудовый меч, и я не одинок в своих стремлениях очистить нашу родину от неприятеля.

– Хульдры? Не смеши. – Отнекивался упрямец король. – Я не хочу втягивать их в это; к тому же, им сейчас не до нас – насколько мне известно, они строят Хрустальный дворец; разве нет?

– А я бывал на Севере и видел многое. – Качал головой баронЛюдвиг фон Ротэ. – Чёртов колдун совсем спятил. Зря мы не прислушались тогда к Вестнику! Надо было разметать всю эту падаль прежде, чем маг наслал на нас тринадцать бедствий. Вёллерландцы уже перешли Тот Берег и массово порабощают наши северные окрестности.

– Какому-то мелкому барону дали слово? – Высокомерно сузил глаза герцогАльберт фон Раммштайн. – Всё видел, всё знает… Да кто ты такой?!

– Оставь его. – Сквозь зубы проговорил наш знакомый арбалетчик. По всему было видно, что герцог и ландграф не переваривают друг друга.

– Прекратите оба! – Стукнул кулаком по столу с лежащей на нём картой король Кронхайма. – У нас военный совет, или выяснение отношений? Кстати, где граф фон Эйленштайн?

– Его сразила чума, сир. – Понуро, уныло выдавил из себя Тиль.

Наступило неловкое молчание.

– Попросим подмоги у веттиров, фоморов и нэлвинов, которые живут на Длинном Острове далеко на Востоке. – Предложил опять Мергенталер.

– А разве пропустит их через свою территорию Тотенхайм? – Высказался Альберт. – Разве это не враждебное нам королевство, которое вот уже сотни лет глотает слюни, облизываясь на наш земельный пирог? И разве не в одной сейчас связке с Вёллерландом этот Тотенхайм? Смерть с Севера, смерть с Востока…

– Выходит, нам следует сидеть и ничего не предпринимать, как ты, дожидаясь с моря погоды? – Выйдя из себя, нашёлся Тиль.