– А ты сильный! – Восхищённо заметила принцесса, намекая на его ловкость. – Вон как яблоки шустро достал!
– Не сильнее многих. – Скромно, но твёрдо парировал в ответ юнец.
Они немного помолчали.
– Отсутствие загара – признак благородства! – Заметила Моринна, поглядывая то на себя, то на Вернера. – Посмотри, какая у меня белоснежная кожа! Не то, что у тебя…
Так прошёл этот день.
– Сегодня мы идём в лес. Найдёшь для меня золотых орешков! – Высказала Моринна утром своё очередное пожелание.
«Где я их достану?», сокрушался бедолага.
Делать нечего, он пошёл в дремучий лес, а принцесса осталась сидеть в карете у дороги, и два пажа сторожили её.
Искал-искал Вернер золотые орешки, но так и не нашёл.
– Их нигде нет, моя госпожа! – Вернувшись, сказал мальчик.
– Как это нет? – Рассвирепела Моринна, звезданув бедняжку плёткой. – Должны быть! Фройляйн рассказывает мне на ночь сказки про белочек с золотыми орешками – значит, они где-то есть! Ищи, и без орехов не возвращайся!!!
Сын кузнеца, глубоко вздохнув, пошёл обратно в лес. Он смотрел на деревья, под деревьями, под старыми пнями (авось, где завалялись?), но тщетно. Сжалилась тогда над Вернером лесная фея, Альпинесса, вышла из своего чертога и предстала перед остолбеневшим от удивления мальчиком.
На фее была светло-лиловая, почти белая туника, а её голову венчала золотая диадема. Её волосы словно росли из-под земли – настолько они были длинны. Длинные ушки, ясные глаза; за спиной – полупрозрачные крылья.
Альпинесса поманила к себе мальчика и вложила тому в руки волшебную шкатулку с золотыми орешками, сказав так:
– Ты мог бы сбежать от принцессы навсегда, находясь в этом лесу, но не сделал этого. Нет в тебе предательской черты. Ты добр и отважен, но не раз ещё столкнёшься с трудностями; помни об этом. Вот, держи то, что просит твоя владычица. Ступай с миром…
– Благодарю, но кто вы? – Спросил поражённый Вернер.
Альпинесса, улыбнувшись, ничего тому не ответила; исчезла так же внезапно, как и появилась.
«Наверное, это Главная фея», подумал сын кузнеца и направился к выходу.
Выйдя из леса, Вернер подошёл к карете. Дверца распахнулась и оттуда высунулась ладонь. Мальчик поместил в ладонь шкатулку, отошёл и стал ждать на обочине.
– Недурно. – Довольно прощебетала Моринна, выходя из кареты. – Мм, природа…
Принцесса скосила глазки на Вернера и спросила, указывая на содержимое шкатулки:
– Где взял?
– Нашёл под одним пеньком. – Замялся юнец и запнулся. Возможно, это была первая ложь в его жизни, но иначе никак: скажи он принцессе про Главную фею, та сразу захочет её увидеть. А уж где искать фею, он и подавно не знает.
– Прямо так просто и валялась? – Недоверчиво оглядела Вернера Моринна.
Девочка села в карету, пажи сели на пони, а Вернер пристроился сзади. Так они доехали до замка, где фройляйн снова устроила всем нагоняй.
– Разве я некрасива? – Спросила Моринна на следующий день, позвав Вернера на террасу близ дворца по ту сторону её покоев.
– Красива, госпожа. – Ответил ей тот.
– Тогда почему ты ни рыба, ни мясо?
Мальчик молчал.
– Кто она? – Спросила опять принцесса, подходя ближе и глядя прямо в глаза. – Любишь её?
Тот покраснел и словно воды в рот набрал.
– Я глядела в волшебный пруд. – Сказала девочка. – Её зовут Эрика. Я видела, как она сидит и греется у костра в какой-то пещере. Рядом ослик, а подле пещеры снуёт туда-сюда некий старый дед в изорванной робе. Они все – твои друзья?
Вернер кивнул.
– А вот у меня нет друзей! – Возвысила голос Моринна и заревела. – Никому я не нужна, никто не играет со мной. Меня боятся, но не любят. Неужели я такая плохая? Скажи! Ну, отвечай же! А я подумаю и, так и быть, тебя отпущу.
– Вы совсем не плохая, госпожа. – Нашёлся тогда Вернер, утешая принцессу. – Вы просто немного вредная, и всё. Вы не просите, но требуете; это не одно и то же. Я не увидел в вас ненависти, а это немало; так, небольшая злоба.
Моринна затихла.
– Вы добрая. – Продолжал Вернер. – Вам просто скучно во дворце; то внимание, что вам оказано, оно со стороны всяких нянек и слуг, а надобно б играть с такими же, как вы сами. Но тут я бессилен, я всего лишь сын кузнеца. Наверное, это удел всех особ вашего положения – одиночество. Почему вы не играете с подругами в саду?
– Потому что иерархия! – Всхлипнула принцесса. – Я просто обязана соблюдать кем-то предписанные нормы и стандарты. «Сядь так, скажи эдак. Спинку ровно, локти не на стол…». Я так устала от всех этих норм приличия! Я не могу пригласить кого-то со двора, потому что так не принято. Зато должна, даже обязана напустить важную мину и присутствовать на церемониях всякого рода. Я должна подать руку только принцу, герцогу или маркизу, потому что года через два меня отдадут замуж, а выбирать нужно уже сейчас…
Вытерев слёзы, Моринна предложила:
– Сыграешь со мной в шахматы напоследок?
Вернер с радостью согласился, хотя понятия не имел, что это такое. Но приободрившаяся принцесса всё ему показала, всему научила.
Чуть позже девочка пригласила сына кузнеца в библиотеку. Взяв с полки одну книгу и стряхнув с неё пыль, принцесса протянула её мальчику.
– Говорят, книга – лучший подарок. Это записки одного лесничего, который на каждой странице своего труда расписал про житие-бытие каждой букашки, каждой травинки. Бери же, и помни обо мне. И знай: даже если наши королевства и враждуют, то не все мы вам враги; у тебя тут друзья. Хоть мне и влетит за тебя, мне всё равно.
Вернер горячо поблагодарил Моринну, и отправился было в путь, но ту словно осенило.
– Ты хоть знаешь, куда держать путь?
– Нет. Последний раз, когда я шёл так далеко, мои ноги привели меня аж в Вальдбург…
Тогда Моринна поспешила в королевскую конюшню, знаком велела конюхам молчать, и вывела оттуда красивого белоснежного гиппогрифа, гладя того по спине.
– Вот, держи и береги его. Это всё, что я могу для тебя сделать. Наверное, он знает, где ваше поместье? Только по прибытии отпусти его; пусть возвращается назад…
Сев на гиппогрифа, Вернер, держа в руках подаренную книгу, ещё раз попрощался с принцессой Моринной. Та, постояв немного и помахав ручкой, вернулась в свой дворец. Она была рада, что обрела друга, пускай и на столь короткий срок; неизвестно ведь, когда вновь они свидятся – быть может, и вовсе никогда.
Гиппогриф, взмыв в воздух, полетел на запад, вереща что-то на глосса птеранто.