На суше и на море. Том 1

Прогуливались по пирону, разминая соскучившиеся по ходьбе ноги. Час пролетел быстро.

Поезд тронулся, и замелькали дома и улицы Ашхабада, а затем опять пески и такыры Каракумов. Но после Ашхабада стало прохладнее, и температура 30°С казалась совсем низкой. Пассажиры в поезде ожили. Дети старались выйти из вагона при первой возможности. На станциях появились деревья. Чувствовалось приближение оазисов и главной реки Средней Азии Амударьи. Вечером прибыли в Чарджоу. Здесь на вокзале и вдоль пирона было множество военных из Туркестанского округа, отправляемых на запад.

Кроме этого, ничто не напоминало о войне.

Изобилие фруктов, овощей, дынь и арбузов радовало глаза. Состав публики сменился, большинство из торгующего люда были узбеки. Наш герой почувствовал себя совсем дома. С туркменами он разговаривать не решался, хотя с трудом, но все же понимал их речь. Очень уж они были большие и гордые.

А узбеки это свои, почти родные. Оказалось, что он по ним соскучился, поэтому говорил с ними долго и с удовольствием, жестикулируя и с интонациями узбекского мальчишки (бала). Вмиг из польского барчука он превратился в настоящего «бала». Это превращение или вернее возвращение сына порадовало мать и удивило его новых друзей. Они с недоверием смотрели на этого загорелого чернявого узбеченка, в которого он превратился чудесным образом, когда купил черно-белую тюбетейку и привычным движением насадил ее на голову. Он уже чувствовал себя дома, в полной безопасности и искренне радовался этому.

До Ташкента оставались сутки езды. Ожившие дети, не переставая, о чем-то спорили, говорили и носились по коридору вагона. На каждой остановке их ожидали открытия и новые пейзажи. Мост через Амударью, самую полноводную в это время года реку, проехали медленно, что позволило детям разглядеть и лодки, и малые суда, плывущие по коричневой воде. Вдоль реки и в ее окрестностях было много деревьев, подходящих к самой железной дороге. Вдали и рядом виднелись ярко-зеленные поля хлопка.

На ближайшей же станции продавали рыбу любых размеров и способов приготовления. Рыба не мясо, и запрет покупать на нее не распространялся. «Не высокая» +30°С температура воздуха пробудила аппетит, особенно у детей, которые всю поездку не ели мясного. Поэтому на копченую рыбу с овощами набросились все пятеро. Благо и хлеб был в изобилии.

После пиршества наши путешественники угомонились и заснули богатырским сном.

С каждым часом пейзаж становился приветливее. Поезд шел по территории Узбекистана между Сырдарьей и Амударьей. Здесь все земли искусственно орошались водами этих больших рек – источниками жизни. Были видны сады и поля, на которых паслись коровы, лошади и ишаки. О войне здесь знали только по сводкам радио и из газет, да еще по мобилизации мужчин, которых призывали с каждым днем все больше и больше.

А вот теперь появились еще и беженцы.

На каждой станции их встречали эвакуаторные бригады, помогали разместиться в автомобилях и развозили по подготовленным заранее местам, где им предстояло прожить долгие годы войны.

Новые друзья, особенно бабушка, приуныли. И хотя они ехали к родственникам, которых бабушка знала, но не видела много лет, неизвестность дальнейшей жизни в Самарканде, куда они направлялись, их пугала. Елена много рассказывала бабушке об обычаях Средне-Азиатских народов, об их традиционном гостеприимстве, дала советы, как правильно вести себя, чтобы не обидеть хозяев.

«Главное, изучить местный язык (хотя бы основные обиходные термины) и обычаи. Тогда никому, а тем более пожилой женщине совершенно нечего бояться. К старым людям все народы здесь относятся с уважением и почтением много большим, чем в России и на Украине» – говорила она.

Ночь пролетела быстро, а утром открылись глазуревые древние минареты Бухары.

Это уже были исконные земли узбеков и таджиков с очень далеких времен. Здесь сохранился колорит древнего города, столицы Бухарского эмирата. Если не считать самой станции и железной дороги, то вид и неторопливая жизнь вокруг замерли на столетия.

Казалось, вот-вот на станцию въедет ходжа Насреддин на своем «говорящем» ишаке.

Наш герой с большим интересом разглядывал минареты, видневшиеся вдали и стены дворца эмира. Но он еще не знал истории этого государства, а вот красивую и мелодичную таджикскую (фарси) речь он расслышал сразу же. По пирону степенно проходила целая группа весьма пожилых людей, одетых в белые халаты и в зеленых бархатных тюбетейках. Они говорили по-таджикски, направляясь как раз в сторону вагона, где ехали наши путешественники.

Мальчик знал, что зеленые тюбетейки носят муллы и ходжи. На Памире к таким людям относились с особым уважением.

Когда старики поравнялись с вагоном, вдоль которого прогуливался мальчик со своими приятелями, он пошел к ним на встречу, приложил правую руку к сердцу, слегка поклонился и громко поздоровался по-мусульмански на арабском языке: «А салам алейкум, а Рахматулла!

Старики повернули головы в его сторону и с доброй улыбкой ответили: «Ваалей кум, а салам». На этом местный этикет требовал закончить общение, если старшие ничего больше не говорят и не спрашивают. Но мальчику очень хотелось поговорить по-таджикски и похвастаться перед своими товарищами.

Нарушая обычаи и местный этикет, он пошел вслед за почтенными стариками, спрашивая их, куда они едут? Никто из них не обернулся в его сторону. Ожидая ответа, он продолжал идти за ними, удаляясь от вагона. Борис, старший из детей, чувствуя свою ответственность, окликнул мальчика и попросил вернуться. Русская речь и европейский вид друзей мальчика не остались незамеченными одним из стариков. Он понял, что мальчик не таджик, хотя и говорит чисто по-таджикски.

Эта догадка объясняла его странное поведение. Мудрый старик остановился, повернулся к нашему герою и сказал: «Ты очень хорошо начал, но заканчиваешь как любопытная сойка. Разве тебя не учили, как нужно разговаривать со старшими?».

«Конечно, учили, и я знаю, что виноват» – ответил он.

«Но я был на войне и видел бомбежки!» – выпалил наш герой.

Эта фраза была выкрикнута им с такой болью, что старики остановились и все разом повернулись к ребенку. Они внимательно посмотрели на него. Затем самый старший из них подошел к нему, положил раскрытую ладонь на его тюбетейку и тихо произнес:

«Бис мулла, а Рохман Рахими! (Да хранит тебя Бог!)».

Мальчик притих, успокоился и, поблагодарив дедушку, бегом вернулся к своим друзьям.

Они с тревожным любопытством наблюдали эту удивительную сцену.

«Кто эти старцы, и о чем ты с ними говорил?» – спросила Лина.

«О войне и о Боге я говорил с муллами», гордо ответил он.

* * *

Поезд тронулся, вдали скрылись минареты и купола Бухары. За окном хлопковые поля, сады, камышовые тугаи вдоль каналов ирригации. В рассказах и играх незаметно летело время. Анна Ефимовна собрала небольшой багаж своих внуков и приготовилась к прибытию в Самарканд. Она так сильно волновалась, что Елене пришлось ее многократно успокаивать. Волнение бабушки можно было понять, ведь она еще несколько дней назад потеряла дочь и зятя, потеряла свой дом и все нажитое тяжким многолетним трудом.

В Самарканд поезд прибыл по расписанию, ровно в 20–00. Здесь из вагонов вышло много беженцев, которые резко выделялись среди местных жителей и лицами (нет загара, светлые волосы и глаза) и одеждой (очень теплой для этих краев в июльскую жару) и странными котомками с вещами, а главное тревожным выражением глаз, полных боли и страданий.

Наши путешественники помогли своим попутчикам выйти из вагона. Все пятеро стояли рядом на пироне в ожидании встречающих Анну Ефимовну родственников.

Долго никто к ним не подходил. Они уже начали волноваться, но в этот момент к вагону подошла очень пожилая дама в старомодной широкополой соломенной шляпе и молодой мужчина, в летной форме, чем-то очень похожий на женщину. Дама внимательно оглядела всех, остановила взгляд на бабушке и подошла к ней.

«Аня?» – тихо и неуверенно спросила она.

«Фрида!» – выкрикнула бабушка.

Старые женщины, не видевшие друг друга почти 30-лет, обнялись и заплакали.

Потом в объятия заключили детей, представленных бабушкой.

Казалось, о наших путешественниках совсем забыли, и они, улыбаясь, отошли в сторону, очень обрадованные теплой встрече бабушки и детей с их родными.

И только тогда, когда молодой летчик взял нехитрые пожитки прибывших и уже собирался уйти, бабушка Аня вспомнила о своих «спасителях». Она подошла к ним, обняла мать и сына, расцеловала их и сердечно поблагодарила. Внуки последовали ее примеру.

Еще долго мать и сын смотрели вслед этим хорошим людям, приятно осознавая, что смогли им помочь.

Самарканд от станции укрывала густая зелень высоченных тополей и чинар.

Поезд тронулся и быстро набрал крейсерскую скорость. За окном мелькали кишлаки, железнодорожные поселки и небольшие города, очень похожие друг на друга.

Вечером проехали большой мост через Сырдарью.

Жарким утром 12 июля 1941 г. поезд прибыл в Ташкент. От Гродно до Ташкента добрались за двадцать два дня. А по насыщенности событиями эти дни были равны нескольким годам нормальной мирной жизни.

Наших героев уже ждали. С нетерпением ждали этой встречи и они, желая вновь оказаться в кругу родных людей, после долгой и трудной поездки.

На пироне выстроилась почти вся многочисленная папина родня, но без мужчин.

Мужчины уже были призваны в армию для защиты отечества на фронтах войны, и находились за тысячи километров от дома.

Встречали сноху и племянника, брата с огромным любопытством и радостью, как родных, вернувшихся с войны. И это были совсем другие люди, чем при первой встрече.