– Друзья, я хочу поднять тост за ту атмосферу, которую создает хозяйка этого дома. За то, что всегда, когда бы ты ни пришел сюда, попадаешь в удивительный микромир, я даже не знаю, как сказать, в необыкновенно комфортную атмосферу. Это трудно объяснить словами, но я уверен, все присутствующие здесь гости отлично меня понимают. И это не свойство конкретной квартиры, нет. В тяжелых, жарких и влажных климатических условиях Африки, когда не то чтобы кондиционера не было, часто не было даже света и воды, все равно в доме у Козыревых в любое время было очень и очень приятно! Нонночка, за тебя, за твою доброжелательность, за твое умение обаять и очаровать любого человека, за то, что рядом с тобой ощущаешь себя уверенно и спокойно!
Гости одобрительно закивали и с готовностью подтвердили сказанное Платоновым. Но после того как бокалы были поставлены обратно на стол, Бурлак спросил:
– Иван Иванович, вот ты сказал только что: «У Козыревых всегда хорошо». Я с тобой согласен. Но вот какой вопрос хотел бы я задать всем. А что такое это «хорошо»? И что есть обратное?
– Петр Степанович, мне кажется, ответ на этот нехитрый вопрос дети интеллигентных родителей узнают обычно еще в детстве. «Что такое хорошо и что такое плохо». Ты что, не читал своим детям Маяковского? – удивился Николаев.
– Нет, Владимир Петрович, стихотворение я читал. И я прекрасно знаю, что считается у нас хорошим и что считается плохим. Но я спрашиваю сейчас вовсе не об этом. Я, если хочешь, имею в виду физику явления.
– Не знаю, как с физикой, – ответил Николаеву Платонов, – а вот с точки зрения психологии, тут, по-моему, все просто. Если поступок вызывает положительные эмоции окружающих – то он хороший, если отрицательные – то плохой. Надеюсь, разницу между положительными и отрицательными эмоциями никому объяснять не требуется?
– А что это значит? – не унимался Бурлак. – Каким именно образом наши слова и поступки вызывают эмоции у окружающих? Что это за тип взаимодействия такой? Из известных мне я не могу подобрать подходящий!
– Есть один вариант, – включился в беседу Косаченко. – Это, конечно, пока еще только гипотеза. Незавершенная теория. Я говорю о торсионном взаимодействии. Есть в физическом вакууме нечто, некая неизвестная пока сущность, которая предположительно посредством вращения может взаимодействовать с нашим сознанием. Частичка, обладающая одним только спином, без массы, без энергии. Если упрощенно, то мы своими поступками, словами или даже мыслями способны изменять направления вращения этих микросущностей. С другой стороны, своим мозгом, или еще чем-то, мы точно так же можем улавливать текущее состояние этой системы, состоящей из огромного количества микроскопических вращающихся объектов. Правое вращение – благоприятное, левое – наоборот.
– А что есть правое или левое в нашей изотропной Вселенной? – удивился Павел Тимофеевич. – Правое или левое имеет смысл только с определенной точки зрения. Если сделать часы с прозрачным циферблатом и посмотреть на них с обратной стороны, с тыла, так сказать, то мы увидим, что стрелки идут в обратную сторону. Так что понятие правого и левого весьма относительно в нашем мире.
– Так это что, получается, что добро и зло тоже относительно? – удивился Платонов.
– А ты что, сомневался? – вмешалась в разговор Любовь Федоровна.
– Нет, я понимаю, что человек познает все исключительно в сравнении. Человек не может оценить, хорошо или плохо. Может лишь сравнить «лучше» или «хуже». И это сравнение очень сильно зависит от текущего жизненного опыта человека, от того, к чему он привык.
– Как сделать человеку хорошо? – Козырев решил внести в беседу толику здорового юмора. – Нужно сделать ему плохо, а потом вернуть как было. А если серьезно, то человек начинает понимать и ценить то, что у него есть, только после того, как появляется реальная опасность это потерять. Ну или если уже потерял.
– Да, – не унимался Платонов, – но мы же сейчас говорим не о субъективном восприятии, а об объективной реальности.
– Значит, – резюмировал Бурлак, – объективная реальность субъективна. Ведь действительно, если подумать. Сделав кому-то хорошо, человек тем самым увеличивает его среднее восприятие мира, поднимает планку ожиданий. И человеку сложнее становится быть счастливым. Он уже привык к хорошему, к присутствующей в его жизни данности. Чтобы он мог сравнить и сказать «лучше», требуются новые усилия, с каждым разом все большие и большие.
– «Благими намерениями выстлана дорога в ад», ты это хочешь сказать, Петр Степанович?
– И это тоже, хотя и не совсем. Эта фраза скорее относится к той ситуации, когда кто-то хочет для другого добра, основываясь исключительно на своем сугубо личном представлении о «плохом» и «хорошем», но все равно, хоть и косвенным образом, но подтверждает относительность добра и зла.
– А я, пожалуй, соглашусь с Петром, – Нонна Алексеевна вернулась с кухни, неся перед собой поднос с горячим. – Ведь если вспомнить о симметрии, о необходимом равновесии всех мировых процессов, то увеличение добра неизбежно приводит к увеличению зла, а увеличение зла должно приводить к увеличению добра.
– Где? В какой замкнутой системе? В которой ее части? – недоумевал Николаев. – В параллельном зеркальном мире? Возможно, но нам-то что до этого. Мы живем здесь и сейчас. Добро рождает добро, а зло рождает только зло, и ничего больше!
– И все-таки понятия «добро» и «зло» относительны, – продолжал настаивать на своем Бурлак. – Вот возьмем, к примеру, смерть. Что такое есть смерть? Хорошо это или плохо? Нет, конечно, с общепринятой точки зрения жизнь есть добро, а смерть есть зло. Но ведь согласитесь, что если допустить существование двух миров, то эта позиция справедлива лишь для нашего мира. Ведь смерть здесь означает рождение там. А значит, для другого мира смерть есть хорошо. И для самого умершего, и для живущих там людей. Может быть, их и нет, этих двух миров. Доказать пока невозможно ни то, ни другое. Это вопрос веры. Хотя, мне кажется, что какие-то едва уловимые явления все же могут переходить из мира в мир. И даже если нет двух миров. В худшем случае смерть – это всего лишь небытие. Для умершего человека это ни хорошо, ни плохо. Никак. Вот для оставшихся это, как правило, плохо. Да и то опять же смотря для кого. Если человек был плохим, то его смерть для многих может стать избавлением. А уж если есть другой мир, то смерть поистине открывает для человека такие перспективы, которые нам и не снились!
В комнате наступила тишина. Все обдумывали необычное выступление Петра Степановича. Хозяйка же воспользовалась возникшей паузой для вдохновенного рассказа о неоспоримых преимуществах приготовленного ею блюда. Когда все гости закончили раскладывать по своим тарелкам пышущее жаром ароматное мясо, Людмила Ивановна подвела итог любопытной дискуссии:
– Да уж, Петр Степанович, выбрал же ты тему для юбилея. И чего это тебе в голову пришло? Давайте все же вернемся к нашему сегодняшнему поводу. Мы тут все много говорили про юбиляршу, но дни рождения каждый год случаются. А ведь Козыревы еще и уезжают в скором времени. Лично мне грустно от этого, как же мы не увидим их теперь так долго? И на кого вы оставляете Арсения?
– Арсений уже слишком большой, – ответил ей Павел Тимофеевич. – На него самого можно оставлять кого угодно. Мало того что сам сбежал с нашего праздника, так еще и Малахова за собой утащил. Исследователи, блин! Тем более что он с такой замечательной девушкой. Вот, обратите внимание, Виктория, я уверен, что с ней он не пропадет!
– Да-да, – поддержала его супруга, – к тому же сегодня она мне очень помогла в приготовлении праздничного стала. Вика молодец, заботливая и хозяйственная. На нее можно положиться, мы уезжаем с легким сердцем.
– Ну это звучит как тост! – засмеялся Владимир Петрович, и мужчины с готовностью вновь наполнили бокалы себе и присутствующим дамам.
* * *
А исследователи тем временем, удобно расположившись на пустой тихой даче, обдумывали детали предстоящего эксперимента.
– Ну’с, молодой человек, я целиком в вашем распоряжении. Командуйте. С чего же мы начнем?
Арсений задумался. Начинать всегда трудно. И чем больше, значительнее дело, тем сложнее его начать. Но как сядешь, так и поедешь, поэтому правильный старт очень важен.
– Я уже думал на эту тему. Понятно, что выбирать нужно простые задания. Чтобы их было легко осуществить. Но вот что касается времени реализации… Чем ближе момент, который необходимо изменить, тем больше потребуется энергии для осуществления изменений.
– Но ты же считаешь, что время рано или поздно само придет, нужно только иметь терпение дождаться.
– А как мы тогда определим, произошло или нет? Может быть, мы уже обратно уедем с дачи, а результата все еще не будет.
– С помощью моих экстрасенсорных возможностей. Ты что, все забыл? Это же была твоя идея.
– Нет, я помню. В теории это выглядело перспективно. А сейчас я почему-то вдруг растерялся. Вы знаете, с момента нашего последнего разговора произошел еще один интересный эпизод. Я сидел на диване, и мне был нужен пульт, который лежал на телевизоре. Я решил попробовать заполучить его, не вставая с места. Тогда я закрыл глаза, вытянул руку вперед и попытался сформировать свои мысли таким образом, как я делал это во сне. Но во сне все просто, а тут на всякий случай я максимально сосредоточился на процессе, ушел глубоко в свои мысли, отключился от всего происходящего. И вдруг пульт оказался в моих руках.
– Да не может быть! Каким это образом? – удивился Малахов.
– Да очень просто! Настолько просто, что даже неинтересно. Всего-навсего Вика вошла в комнату, увидела меня, сидящего на диване с протянутой к пульту рукой и закрытыми глазами. Она сообразила, что я хочу пульт, взяла его и вложила в мою руку.
Малахов засмеялся.
– Да-да. Смешно, я согласен. Но если подумать? Как это прикажете понимать? С одной стороны, конечно, можно сделать заключение, что эксперимент провалился. Но с другой – ведь желаемое осуществилось. А способ осуществления я и не заказывал. Вполне вероятно, что в данной ситуации существовала возможность с минимальными энергетическими затратами исполнить мой заказ именно таким образом.
– Но я уверен, что ты не остановился на этом. Что было дальше?
– А что дальше? Больше таких «чудес» не происходило. Вике я объяснил свою задумку, тем самым ликвидировав возможность ее вмешательства. Согласитесь, ведь это было бы уже неинтересно. Потом я, конечно, еще много раз пытался заполучить пульт «волшебным» образом. Безуспешно. Если по сути пульт мне не был нужен, так сказать, эксперимент ради самого эксперимента, то заказ так и оставался невыполненным. А если пульт мне действительно требовался, то я, отчаявшись дождаться помощи сверху, просто-напросто вставал с дивана и брал его. В какой-то степени это тоже исполнение заказа. Но с научной точки зрения как-то неубедительно.
– Да уж. Такой результат действительно ничего не доказывает. Но ведь и не опровергает!
– Может, да, а может, и нет. Не знаю, наверное, все же опровергает. Ведь когда пульт был не нужен, заказы не выполнялись вовсе.
– Стало быть, запомним для себя, что заказ, в необходимость которого ты сам искренне не веришь, не исполняется. И в будущих экспериментах будем этот факт учитывать. Только и всего.
– И как же мы теперь сможем продумать программу наших исследований?
– Не знаю. Твоя идея – ты и думай. А я пока, пожалуй, пойду приготовлю нам что-нибудь перекусить. Я изрядно проголодался.
Наскоро соорудив бутерброды из привезенных с собой продуктов, вскипятив чайник и разлив чай по чашкам, с подносом в руках Евгений Михайлович вернулся в комнату. Расставил посуду, пригласил юношу к столу.
– Перехватим по-быстрому бутербродов с чаем. А уж на ужин приготовим что-нибудь посерьезнее. Не возражаешь?
Арсений неожиданно вскрикнул и стукнул себя ладонью по лбу:
– Вот я балда!
– Какая-то у тебя странная реакция на бутерброды с чаем, – улыбнулся Малахов. – Что за приступ самокритики?