Малахов поудобнее расположился в кресле, закинул ногу на ногу.
– Извини, что перебиваю, можно мне стаканчик водички, – вежливо попросил он Арсения. – Пока доехал, прямо измучился от жажды.
– Да, конечно! Мы скоро будем ужинать, а пока, может, чайку?
– Нет-нет, просто холодненькой водички, если можно.
– Вика! – громко крикнул Арсений.
– Через минуту девушка явилась на зов. На ней был надет яркий матерчатый передник, в правой руке она держала большой кухонный нож.
– Викусь, принеси, пожалуйста, Евгению Михайловичу попить. Да и мне тоже. За компанию. А может быть, что-нибудь покрепче? – обратился он к гостю.
– Нет, тебе нельзя, и я не буду тоже. Просто водички.
– А давайте я вам лучше компотика холодненького налью, вишнево-смородинового. Я сама варила.
– Можно, пожалуй.
– Ага, неси! – обрадовался Арсений, который вообще любил много и часто пить, а после травмы поглощал иной раз по литру воды в час. – Так вот. Так же было и на этот раз. Я проснулся, и в голове у меня было одно-единственное слово. Оно преследовало меня всю ночь, находилось постоянно на переднем плане сознания, будто его высекли в граните огромными тяжелыми буквами и надежно внедрили туда посредством некой неизвестной силы. Открыв глаза, я по инерции, как зачарованный, продолжал повторять про себя это слово, уже не понимая, что конкретно оно обозначает и как именно оно мне секундой раньше все объясняло. И вдруг на какое-то мгновенье, буквально на сотую, тысячную долю секунды, в голове всплыла отчетливая картинка, образ, который я не смогу описать словами. Но в этот момент мне внезапно стало ясно абсолютно все. И я сумел, успел ухватиться за эту ниточку, протянутую мне моим поврежденным рассудком из потустороннего мира, потянуть за нее, восстановить часть за частью таинственные призраки в происходящей реальности, проявить, перевести на наше восприятие, трансформировать в понятные образы. Разместить и надежно закрепить в своей голове.
Вика тихонечко, чтобы не помешать беседе, принесла на расписном подносе графинчик с компотом и два высоких стеклянных стакана со льдом. Наполнила их великолепным напитком яркого рубинного цвета и так же незаметно удалилась. Через призму окрашенной жидкости ледяные кристаллы выглядели подлинными драгоценностями, а жажда предсказывала обоим собеседникам истинное наслаждение от предстоящего поглощения напитка. Благодаря кубикам льда поверхность стакана буквально на глазах покрывалась мутной дымкой, добавляя тем самым дополнительные нотки предвкушению подлинного блаженства.
– Ну и что же это было за слово такое волшебное? – нетерпеливо спросил Малахов.
– Фрактал[46 - Геометрическая фигура, обладающая свойством самоподобия, то есть составленная из нескольких частей, каждая из которых подобна всей фигуре целиком. Снежинка – наглядный и известный пример типичного фрактала.]!
– Фрактал? – удивился Евгений Михайлович.
– Да, фрактал. И если бы не вспыхнувшая на миллисекунду в моей голове картинка, я бы никогда не сумел восстановить ту идею, которая явилась ко мне во сне. Тут уж думайте, что хотите. Что это было: бред воспаленного мозга или я случайно уловил нужную информацию, на которую уже настроил свой мозг, постоянно думая об этом в больнице. А может быть, это было божественное вмешательство. Я не знаю. Но вот что это слово означает на самом деле…
Профессор снова заерзал на неудобном кресле, пытаясь нащупать позу поудобнее.
– Помните исследования Эмото Масару[47 - Японский исследователь, изучающий свойства воды.]? Про воду, – продолжал Арсений. – Недавно вышла книга, я уточнил ее название – «Послание воды». Он утверждает, что молекулы в воде именно при ее жидком агрегатном состоянии способны объединяться в кластеры. И кластеры эти вовсе не хаотичны. Их структура от чего-то зависит. От чего? Он утверждает, что от слов, от музыки, от действий. В общем, от человеческих эмоций. Но что есть эмоции, как не наши мысли? И если сосредоточить наши исследования в этом направлении, я думаю, что мы сумеем выявить определенные, несомненные закономерности. Если вода действительно способна каким-то образом материализовывать в виде, доступном для исследований, текущее состояние информационной матрицы, то с этим уже можно работать, можно изучать. Пытаться как-то, я не знаю, понять, расшифровать. А что такое есть кластер, как не фрактал? Фракталы неплохо изучены. Фрактал – это практически рекурсия, многократное обращение к одним и тем же свойствам, только на разных уровнях абстракции, их легко исследовать с помощью математических методов и специального программного обеспечения.
Поскольку Евгений Михайлович хранил молчание, внимая каждому слову своего молодого друга, Арсений, смочив пересохшее горло несколькими глотками прохладного компота, вновь с жаром продолжил приводить доводы в защиту своей новой идеи:
– А если это действительно так? Вы только представьте! На Земле огромные, неисчерпаемые запасы воды. Все живое состоит из воды. Если существует зависимость нашего состояния от ее структуры, то многие необъяснимые до этого вещи могут стать очевидными. А если вода лишь отображение общего информационного поля? Тогда, расшифровав этот божественный код, мы сможем искусственно создавать воду нужной структуры и, возможно, использовать ее для обратного процесса – процесса непосредственного влияния на матрицу. Не мыслями, не путем непонятной процедуры, которая еще проходит цензуру у высших сил, а прямо так, напрямую, создавать, конструировать наш мир! Строить реальность!
– Погоди, погоди, – не выдержал на этот раз профессор. – Тут ты, мне кажется, чрезмерно увлекся своими фантазиями. Давай-ка вернемся в более рациональную плоскость. Что ты там говорил про кластеры и про фракталы?
– Вспомните морозный рисунок на стекле! – Арсений спустился с небес на землю. – Вспомните снежинки! Чем не фракталы? А ведь при этом не существует двух абсолютно одинаковых снежинок. Что заставляет воду кристаллизоваться в такие необычные, причудливые формы? И почему они всегда разные? Это пока неизвестно. Так давайте найдем ответ на этот вопрос! И я уверен, мы не разочаруемся!
– И как ты себе это представляешь?
– Берем воду, для чистоты эксперимента разбиваем кластеры, добиваемся того, чтобы жидкость существовала в виде отдельных молекул. Это несложно. Достаточно ее заморозить или, наоборот, выпарить, а потом вернуть обратно, в жидкую фазу. Мысленно воздействуем строго определенным образом. Фиксируем состояние воды – например, заморозкой или фотографированием. Разделяем на конкретные кристаллы, выбираем репрезентативный набор произвольных объектов, чтобы обеспечить статистическую достоверность результатов. Загружаем изображения в компьютер, ищем закономерности. Повторяем эксперимент несколько раз. Затем воздействуем иным образом. Опять то же самое – ищем закономерности. Если закономерности присутствуют и при различных воздействиях они разные, а при одинаковых – однотипные, то мы доказали существование эффекта. Останется лишь разработать математический аппарат для его описания.
– Да, не зря говорят: все гениальное просто. Звучит так, что становится странным, почему мы до сих пор до этого не додумались. Несмотря даже на то, что эксперименты Эмото Масару пока не признаны научным сообществом, свойство кластеризации воды кажется мне очень перспективным для исследований. Казалось бы, что идея лежит на поверхности, – Малахов неожиданно замолк на несколько секунд. – Да, очень хорошая идея. Ты знаешь, Арсений, что я не сильно люблю тебя хвалить, потому что твое самомнение и так слишком уж гипертрофированное, но в данном случае справедливости ради необходимо отдать тебе должное! Эта мысль действительно кажется мне перспективной. Ты только не слишком-то задирай свой нос! Я пока хвалю только идею, до реальных практических результатов тут еще работать и работать! Предстоит приложить титанические усилия, прежде чем мы сможем достичь действительно приемлемых результатов со строго научной точки зрения. Но, по крайней мере, это уже что-то. Направление, в котором можно начать движение.
Козырев ничего не ответил, но было отлично заметно, насколько приятна ему похвала учителя, одного из немногих людей, которого он очень уважал и мнение которого для него было, несомненно, важным.
– Основная проблема всех исследований гипотетической памяти воды в том, что свойство это имеет чрезвычайно тонкую материю и практически неуловимо, – рассуждал Малахов. – Ведь действительно, сколько кластеров даже в самой маленькой капельке воды? Огромное количество! Какой из них выбрать? Как они связаны между собой? Может быть, значение имеет не отдельный кластер, не конкретный кристалл, а целый их конгломерат? Или весь объем? Или вообще вся вода сразу? А сколько эмоций в нашем огромном мире! Сколько информации! Как выделить из этой массы единственную? Обеспечить влияние на воду лишь одной из всех одновременно существующих мыслей? Как это все потом обработать, как найти эти закономерности, не пропустить их? Мы ведь даже не знаем, в чем они могут выражаться.
– Я считаю, нужно начать, ввязаться в бой, а там будет видно.
– Пожалуй-пожалуй! – Малахов встал с неудобного кресла и прошелся по комнате, разминая замлевшие члены. Его любопытство естествоиспытателя было наконец-то удовлетворено, и он готов был с удовольствием посмаковать интересную идею, разобрав ее до мельчайших деталей. – Ну хорошо, расскажи мне теперь, как ты все это вытаскивал из своего сна?
– А, ну с большим трудом, по крупицам, образ за образом. Мне повезло, что удалось на какое-то мгновенье увидеть всю картину целиком, иначе я бы ни за что по слову «фрактал» не догадался бы, что речь идет о кластерах. И что вода может представлять из себя прекрасный материал, способный отображать на макроуровне состояние тех сущностей, которые недоступны даже для современных средств исследований микромира. Я ведь, если честно, и с результатами работ Масару был до сегодняшнего дня не очень-то знаком.
– И как же выглядела эта полная картинка, которую тебе удалось вспомнить?
– А это нельзя описать словами, потому что для нее нет подходящих образов в нашем мире. Честно говоря, я думаю, что мне удалось наяву ее «увидеть» в своей голове, только потому, что я сам сейчас не вполне адекватен из-за этой чертовой травмы. Хотя как тут не вспомнить пословицу: «Не было бы счастья, да не счастье помогло». В общем, там была вода в каком-то непонятном объеме, будто заполняющая собой все пространство сразу, там были кластеры, там были кристаллы, но не как конкретные объекты, а скорее как понятия. И все это будто бы срослось вместе в едином футуристическом образе. А я внутри всего этого, и одновременно это все внутри меня. И суть вещей настолько мне прозрачна и очевидна, что остается удивляться лишь одному: как это я до сих пор не сумел разглядеть столь конкретную вещь. И одно слово, которое с каждым ударом сердца беспрестанным эхом снова и снова возникало у меня в голове: «фрактал, фрактал, фрактал». Как квинтэссенция всего происходящего.
Вика позвала ужинать. Она предложила в честь визита дорогого гостя накрыть на стол в комнате. Да и Козыреву по состоянию здоровья пока следовало бы находиться недалеко от дивана с его мягкими, удобными подушками, но юноша категорически отказался признавать себя больным, и вся небольшая компания переместилась на кухню.
Соскучившись по Арсению за то время, что он находился в больнице, Вика с огромной нежностью в душе приготовила его любимые блюда. Селедка под шубой фиолетовой горкой вздымалась над большой овальной тарелкой. Козырев любил, чтобы рыба в этом нехитром угощении была нарезана большими кусками, но при этом содержалась в каждом кусочке яства, попадавшем в рот. А у девушки были свои секреты, которые делали вкус простого в общем-то блюда по-настоящему изысканным. Она не открывала секрет, сколько ни пытал ее Арсений, а всегда уверяла его, что у него нет никакой необходимости в этой тайне, потому что она всегда будет рядом и с удовольствием приготовит ему сама, стоит ему только пожелать. И хотя его интерес был скорее теоретическим – навряд ли он сам стал бы когда-нибудь готовить селедку под шубой, – вскоре он сдался и больше не донимал девушку своими расспросами.
В качестве горячего подавались картофельные зразы в грибной подливке. Эти небольшие круглые котлетки с сочным фаршем внутри Козырев полюбил с детства, их часто готовила его бабушка. Однажды он сказал об этом Виктории, и оказалось, что она тоже любит это блюдо. Рецепты немного отличались, но после двух-трех попыток совместными усилиями им удалось добиться того самого вкуса, который так нравился Арсению.
Подливка была не из банальных шампиньонов, которые можно купить на каждом шагу в любое время года, а из настоящих белых грибов. Где хозяйке удалось их отыскать в морозном московском феврале, тоже осталось загадкой.
Пока мужчины поглощали селедку под шубой, зразы аппетитно шкворчали на сковороде, а аромат лесных грибов приятно щекотал нос и дополнительно возбуждал аппетит, который у проголодавшихся ученых и так был весьма изрядным. К зразам подавались всевозможные соления, которые многочисленные Викины родственники, несмотря на все возражения Арсения, умудрились впихнуть им при отъезде из Крыма. И хотя Козырев постоянно чертыхался, таща неподъемные сумки, очередная баночка с соленьями во время долгой зимы заметно поднимала настроение. Огурчики, сладкий перчик, острый красный и зеленый перчик, чесночок, черемша, некрупные, но сладкие помидоры, по форме напоминающие сливы, кабачки в виде вкуснейшей хрустящей закуски и, конечно, ароматное сало, которое Вика солила сама, тщательно выбирая на рынке подходящую часть свиной туши. Это тоже было особое искусство, овладеть которым можно только проведя большую часть своей жизни в Украине.
– Да, угощение определенно требует водочки! Я бы даже сказал, горилки! – смачно причмокнув губами, произнес Малахов. – Жаль, Арсений, что тебе нельзя. Такие закуски пропадают зря!
– Ой, а давайте мы с вами выпьем по рюмочке, – воодушевленно предложила Вика. – Пусть он нам завидует, нечего лезть куда попало! У нас как раз есть холодненькая, прямо оттуда, из Крыма! Родня нас не забывает, постоянно передачки присылают с проводниками.
– Ага, – проворчал Арсений, – от их передачек руки потом отваливаются! Я уже задолбался ездить на вокзал встречать их. Можно подумать, мы тут голодаем!
– Правильно, Виктория, давай-ка мы с тобой по чуть-чуть, – поддержал девушку Малахов. – Чего мы будем смотреть на этого ворчуна? Ворчит, как старый дед.
За столом беседа наконец-то переключилась на более земные, насущные проблемы. Евгений Михайлович был очень обаятельным, простым собеседником, и девушка совершенно не чувствовала разницы ни в возрасте, ни в социальном положении. Он изящно и тонко шутил, Вика звонко и заразительно смеялась. Арсений чувствовал себя необыкновенно тепло и комфортно в компании этих людей, которые стали для него самыми близкими существами на земле, не считая родителей, конечно.
Довершал праздничный ужин торт «Наполеон», являвший собой вершину кулинарного искусства Виктории. На его приготовление у нее обычно уходило целых два дня. Двенадцать слоеных, только что испеченных коржей, сложенных друг на друга, образовывали стопку, высотой в полметра. Затем готовился заварной крем. Потом коржи ломались, чтобы придать им плоскую форму, все кусочки тщательно обмазывались кремом, и затем торт еще целые сутки должен был пропитываться. Но результат стоил затраченных усилий!
Пить чай с этим шедевром все трое перебрались в комнату, где под мерное, негромкое вещание телевизора говорили обо все на свете до поздней ночи.
* * *
Они встретились в одном из московских ночных клубов. Из телефонного разговора Арсений понял, что у Антона появились какие-то проблемы с девушкой, ему было необходимо поделиться с близким человеком, услышать дельный совет, в крайнем случае просто выговориться. То, что тебя кто-то слушает, понимает и сочувствует, уже само по себе необычайно важно в трудные минуты. Вроде бы ничего внешне не изменилось, а на душе становится значительно легче.
Антон пришел чуть раньше и с нетерпением ждал друга на четвертом этаже просторного заведения. На первых двух шли шумные дискотеки, музыка заглушала любую попытку поговорить. На третьем толпа спортивных фанатов увлеченно смотрела футбол, громко комментируя и болея за свою команду. Только здесь, на самом верху, негромкая гитарная музыка в исполнении виртуоза блюзовых импровизаций как нельзя лучше соответствовала как настроению друзей, так и самому разговору.
Арсений застал Малахова-младшего потягивающим коктейль за их любимым столиком. В этот ранний для ночной жизни час посетителей было еще очень мало. А на джазовые или классические концерты их приходило и того меньше. Они поздоровались, и Козырев, с трудом протиснувшись между широкими колоннами, сел рядом с другом. Таким образом, оба могли наблюдать за мастерской игрой маэстро.
– Ты уже начал? Что пьешь?
– Да так, Лонг Айленд.