Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки

Знаю, знаю; но знаю дальше. Любовь, про которую ты говоришь, есть любовь челов?ка, но челов?ка на низкой степени развитiя, далекаго отъ простоты и правды. Въ этой выдуманной любви вы знаете, что вы любите, зач?мъ вы любите, но притворяетесь, что не знаете, и все мнимое разнообразное и духовное въ этой любви подводится къ однообразн?йшему однообразiю – къ лжи. Романы, поэмы, наши разговоры, въ которыхъ мы притворяемся, что одна духовная сторона любви близка намъ, не все ли скучн?йшее одно и то же? Я тебя люблю, ты меня любишь, наши души соединятся. Я тебя люблю… А что такое души? что такое «люблю»? никто не знаетъ и боится знать.

Посмотри на каждое растенiе, на каждое животное: не видно ли величайшее разнообразiе въ исполненiи этаго в?чнаго таинственнаго закона? И разв? таинственность и прелесть разоблачилась съ той поры, какъ я понялъ законъ растенiя? т?мъ бол?е, законъ, которому я подлежу? И разв? во мн? лежитъ боязнь правды, а не потребность ея? Во вс?хъ отрасляхъ развитiя челов?чества тотъ же законъ: сознательное подчиненiе прост?йшiмъ законамъ природы, которые при первоначальномъ развитiи кажутся не челов?ческими.

Я подалъ въ отставку, но сначала любезное начальство меня задержало, а теперь война. Ради Бога, устрой въ Петербург?, чтобы ее не задержали (следовали наставленiя, кого просить и какъ).

Сейчасъ перечелъ твое письмо, твои сов?ты и сожал?нья моихъ друзей. Каковы же теперь будутъ сов?ты и сожал?нья? Я выхожу въ отставку, женюсь на казачк?, жен? б?глаго казака, и поселяюсь въ станиц?, безъ ц?ли, безъ д?ла. – Пропалъ челов?къ, а могъ бы быть членомъ Аглицкаго клуба и Сенаторомъ, какъ папенька. —

Отчего я не нахожу, что Сенаторъ и членъ Аглицкаго Клуба и Николай Г. пропалъ и что онъ безполезный челов?къ? Сенатору хорошо въ Сенат? и въ собор? и члену весело въ столовой, и не знаю тамъ гд?, и Н. Г. прiятно въ гостиной, – только и нужно; значитъ, онъ не безполезенъ, коли ему хорошо. Значитъ, растетъ дерево и исполняетъ свое назначенiе, коли листья на немъ зеленые.

Значить, какъ ни пошло все, что скажетъ въ гостиной Н. Г., а есть такая глупая барышня, для которой его пошлыя слова будутъ въ род? откровенiя. А нужно, чтобы и до этой несчастной какимъ бы нибудь путемъ дошло солнце. Ежели бы онъ не могъ сделать пользы, ему бы не было прiятно и онъ не сталъ бы ?здить.

Не знаю, какъ это вы, люди такъ называемые св?тскiе, ум?ете всего взять съ ум?еренностью, даже правды какого-нибудь закона – маленькую частичку. В?дь вы, либералы, согласны, что можно быть полезнымъ, не служа въ иностранной колегiи, въ торговл?, въ хозяйств?, въ литератур?. Да разв? кром? этихъ, вамъ знакомыхъ кл?точекъ, на которыя вы разд?лили д?ятельности людей, н?тъ такихъ кл?точекъ, которымъ не найдены названiя? По чемъ вы судите, что челов?къ полезенъ или н?тъ? По роду знакомой вамъ д?ятельности. Да в?дь не одинъ родъ доказываетъ пользу, а самая д?ятельность. В?дь вотъ ты либералъ, а твой либерализмъ есть самое ужасное консерваторство, оттого, что ты не идешь до посл?днихъ выводовъ закона. Или всякой полезенъ по м?р? пользы, которую онъ приноситъ, но такъ какъ пользу опред?лить нельзя, то никого нельзя назвать полезнымъ, или вс?хъ; или всякой полезенъ по м?р? своей удовлетворенности, счастiя, всл?дствiе другаго закона, что удовлетворенъ и счастливъ можетъ быть только тотъ, кто полезенъ. – Либерализмъ есть только логика. – Повторяю опять, я полезенъ и правъ, потому что я счастливъ: и не могу ошибаться, потому что счастье есть высшая очевидность. Кто счастливъ, тотъ знаетъ это в?рн?е, ч?мъ 2 X 2 = 4.

А въ чемъ будетъ состоять моя польза, я объ этомъ р?дко думаю, но когда подумаю, то придумать могу столько же отъ себя пользы, сколько и всякой оберъ-секретарь Сената.

Знаю только то, что силы и потребности д?ятельности я чувствую въ себ? теперь больше, ч?мъ прежде. Ты скажешь: какая можетъ быть д?ятельность въ дикой старов?рческой станиц? съ кабанами, ол?нями и Ерошкой? Т?мъ-то удивительна жизнь, что курица не можетъ жить въ вод?, а рыба въ воздух?, что Н. Г. не можетъ жить безъ тротуара, оперы, а я безъ запаха дыма и навоза.

Ежели бы я не жилъ прежде среди васъ, я бы, можетъ, пов?рилъ, что тамъ моя д?ятельность. А главное, пов?рилъ бы я, ежели бы я съ молоду былъ л?нив?е, былъ бы не такъ свободенъ, какъ я былъ. Ежели бы вс?ми силами души не искалъ счастья, т.-е. д?ятельности. Многаго я испыталъ и ужъ теперь еще испытывать не буду, – у меня еще теперь заживаютъ раны, оставшiяся отъ этихъ испытанiй. Я ли былъ виноватъ, или наше общество, но везд? мн? были закрыты пути къ д?ятельности, которая бы могла составить мое счастiе, и открывались только т?, которые для меня были ненавистны и невозможны. Посл?днiй и самый скверный мой опытъ была военная служба.

Сейчасъ остановило мое письмо ядро, которое съ свистомъ пролет?ло надъ лагеремъ, – какъ мн? показалось и какъ вс?мъ это всегда кажется ночью, надъ самой моей головой. Послышалась за палаткой возня, товарищъ мой проснулся; мы затушили св?чку и вышли. Ночь чудесная, ясная, зв?здная, кругомъ красные костры осв?щаютъ палатки. Костры вел?но тушить. Я обошелъ свою роту. Еще ядро или, должно быть, наша пустая граната просвист?ла птичкой надъ лагеремъ и гд?-то попала въ костеръ. И теперь я вернулся, сижу, дописываю и, можетъ быть, опять пролетитъ и попадетъ сюда, и мн? жутко. Никогда такъ мн? не бывало страшно смерти, какъ теперь. Боюсь, не хочу смерти теперь. Но все, что я писалъ теб?, я перечелъ, и все это – правда.

Я походилъ по лагерю и подошелъ къ нашимъ пушкамъ. Артиллеристы выпалили два раза куда-то наобумъ, къ батаре? собрались разные зрители. Я узналъ казака изъ Новомлинской; онъ мн? сказалъ, что ихнiй Терешка вчера ?здилъ въ станицу и что Марьянка мн? поклонъ прислала. – Ежели можно бы было словами разсказать все то, что возбудили во мн? эти слова: поклонъ прислала, и полуулыбка казака; – ты бы пов?рилъ мн? и только бы завидовалъ. Ахъ, любезный другъ, дай Богъ теб? испытать то, что я испытываю. Лучше не надобно. Черезъ дв? нед?ли я буду дома!»

Глава 3-я.

Черезъ нед?лю онъ д?йствительно былъ дома и былъ счастливъ, но совс?мъ не т?мъ счастьемъ, котораго онъ желалъ и которое онъ готовилъ для себя. Ему было хорошо, но многаго, какъ ему казалось, главнаго еще не доставало для его счастья. Жизнь его еще не устроилась. Это еще все такъ, пока, а начнется во-первыхъ, когда я выйду въ отставку и избавлюсь отъ этихъ нел?пыхъ отношенiй съ начальниками и товарищами. Больше всего его мучали товарищи, поздравлявшiе его съ усп?хомъ и шутившiе о предмет?, казавшемся ему столь важнымъ. – Во-вторыхъ, онъ, чего бы ему ни стоило, нам?ревался разъ навсегда избавиться отъ Михайла Алекс?евича. Потомъ ожиданiе возвращенiя Кирки (о которомъ Марьянка, ему казалось, грустила, хотя никогда не говорила) д?лало его положенiе еще неопред?леннымъ. Дружба съ дядей Ерошкой, чихирь, праздность, все это должно было перем?ниться, устроиться, и тогда должна была начаться новая жизнь; теперь же, какъ ни хорошо было его положенiе, оно ему казалось безобразнымъ, особенно, когда онъ живо представлялъ сужденiя о себ? казаковъ и товарищей. Онъ какъ будто не признавалъ теперешнюю жизнь за настоящую жизнь, а жизнь, не спрашиваясь его, шла и приносила ему съ собой свои награды и наказанiя. – Но прошло три года, новаго все еще ничего не началось, а старая, казавшаяся безобразной, непризнанная жизнь уже усп?ла овлад?ть имъ всей силой и прелестью привычки, усп?ла уже разрушить вс? мечты о изм?ненiи ея.

Михаилъ Алекс?евичь уже бол?е не возмущалъ всего существа Ол?нина, какъ прежде; напротивъ, онъ забавлялся его пос?щенiями и напускалъ на него дядю Ерошку. Дядя Ерошка былъ неразлученъ съ офицеромъ и съ каждымъ днемъ все становился интересн?е и поэтичн?е. Полведра чихиря посл? охоты сд?лались привычкой для Ол?нина. Сужденья казаковъ и товарищей перестали мучать его. Марьяна при постороннихъ сиживала въ хат? съ нимъ и принимала гостей. О Кирк? не было слуху и Ол?нинъ забылъ почти. Служба и два м?сяца зимняго похода не только не тяготили теперь Ол?нина, но были прiятны ему. Нам?ренье жениться на Марьянк? какъ будто было забыто. Отставка, о которой никто не хлопоталъ, все еще не выходила.

Была ос?нь. Слышно было, что въ сос?дней станиц? переправилась партiя. По вс?мъ кордонамъ усилили осторожность, но Ол?нинъ, несмотря на то, утромъ съ дядей Ерошкой и капитаномъ шелъ на охоту. Съ вечера приходилъ казакъ съ Нижнепротоцкаго поста и сказывалъ, что въ Угрюмомъ Хохл? (л?съ) св?жiе сл?ды ол?ньи.

Дядя Ерошка проснулся далеко до зари. Ему р?дко въ жизни приходилось спать въ изб?, и онъ говаривалъ, что ему душно, и сны давятъ въ изб?. Онъ проснулся, вышелъ, посмотр?лъ, много ли ночи, и легъ опять навзничь, закинулъ руки подъ голову. —

Разное стало приходить ему въ голову. Гд? эти ол?ни ночь будутъ? Коли не сбрехалъ Лукашка, должны къ утру къ Тереку подойти. Зайти надо отъ кордона, a Митрiй Васильича пошлю отъ дороги, туда не пойдутъ. Потомъ мысли его перешли на самаго Д. В. Зач?мъ онъ Мишк? (онъ такъ звалъ Мих. Алекс?евича) лошадь подарилъ? «Все за бабу, все за бабу», повторилъ онъ вслухъ. Мн? бы отдалъ, все я ему служилъ. А то всего одну ружье далъ. —

Да мн? что? Проживу и безъ коня. Были кони! Какъ моего с?раго коня полковникъ просилъ. Дай, говорить, коня, хорунжимъ тебя сд?лаю. Не отдалъ. Тутъ ему вздумалось, чт? бы было, ежели бы онъ отдалъ тогда с?раго коня. Какъ бы онъ офицеромъ сталъ, сотней бы командовалъ. Какъ подъ?халъ бы въ Грозной къ духану[37 - Кабакъ] и сказалъ бы: пей! и какъ потомъ онъ съ сотней поймалъ бы самаго Шамиля и какъ потомъ его бы встр?чали въ станиц? и кланялись бы ему т?, которые теперь надъ нимъ см?ются. И какъ онъ на встр?ч? опять бы сказалъ: пей! И онъ засм?ялся широкимъ внутреннимъ см?хомъ. Много еще онъ передумывалъ, поглядывая изр?дка въ окошечко, въ которое начиналъ уже проникать утреннiй туманный св?тъ, и прислушиваясь къ звукамъ, ожидая п?туховъ.

На сос?днемъ двор? стукнула щеколда, скрипнула дверь и послышались шаги. Старикъ толконулъ ногой свою дверку и перегнувшись посмотр?лъ. Ол?нинъ, пожимаясь на утреннемъ холод?, б?жалъ черезъ дворъ. Стукнула щеколда въ хат? Ол?нина, скрипнула его дверь, всл?дъ за т?мъ затворилась Марьянкина дверь, стукнула ея щеколда и все затихло.

Дядя Ерошка опять легъ навзничь. Гд? то мой Кирка сердечный? подумалъ онъ. – Молодецъ былъ, какъ я – орелъ! и малый простой. Я его любилъ. – Небось женился тамъ, домъ построилъ. Какъ меня звалъ Хаджи Магома, такъ домъ об?щалъ, двухъ женъ, говоритъ, отдамъ. Тоже въ наб?ги ?здитъ. Сказывали, что въ Наур? двухъ казаковъ убили; сказывали, что его вид?ли. Мудренаго н?тъ. Онъ молодецъ. Только вздумай онъ сюда придти, онъ ихъ расшевелитъ, Мишекъ-то. Джигитъ. А все ему скучно! И зач?мъ она война есть? То ли бы д?ло, жили бы смирно, тихо, какъ наши старики сказывали, Ты къ нимъ прi?зжай, они къ теб?. Такъ рядкомъ, честно да лестно и жили бы. А то что? тотъ того бьетъ, тотъ того бьетъ. Нашъ къ нимъ уб?житъ – пропалъ, ихнiй къ намъ б?гаетъ. Я бы такъ не вел?лъ. —

Ол?нинъ, войдя въ свою хату, зажегъ спичку, посмотр?лъ на часы, (еще до охоты можно было соснуть часа два) и не разд?ваясь легъ на постель. – Ему хот?лось заснуть не т?ломъ, а душой, какъ это часто бываетъ съ людьми, которые недовольны своимъ душевнымъ положенiемъ, у которыхъ есть въ душ? вопросъ, на который нужно, но не хочется отв?тить. Пора это кончить, скучно и глупо, говорилъ онъ самъ себ?. Мои теперешнiя чувства несостоятельны съ старыми привычками и прiемами страсти. Я лгу самъ передъ собой и передъ ней. А для нея все это съ каждымъ днемъ становится бол?е и бол?е правда, бол?е и бол?е серьезно. Надо кончить, надо поставить себя иначе.

Онъ вспомнилъ свое об?щанiе жениться; и сталъ представлять себ?, что будетъ тогда; сталъ вспоминать, какъ онъ прежде представлялъ себ? это. Но что то ничего изъ прежнихъ образовъ не представлялось ему. Какъ будто онъ старался вспомнить то, что другой думалъ. А представлялась такая уродливая путаница, въ которой онъ ничего разобрать не могъ. Онъ перевернулся на другой бокъ и заснулъ.

Едва начало брезжиться, какъ дядя Ерошка всталъ, отворилъ дверь и началъ убираться. Развелъ огонь, досталъ пшена и кинулъ въ разбитой котелочекъ, досталъ свинцу и пулелейку и тутъ же сталъ лить пульки. Все это онъ д?лалъ, не переставая п?ть п?сни, и въ одной рубах? и порткахъ, размахивая руками, то выходя на дворъ, то снова входя въ свою избушку. Д?ло его такъ и спорилось, онъ не торопился, но отъ однаго тотчасъ же переходилъ къ другому. Ванюша скоро всталъ тоже и пристроился у порога избушки съ своимъ самоваромъ. Старикъ уже во всю грудь заигралъ п?сни, когда у него явился слушатель, и подмигивалъ на Ванюшу и еще бойч?й стала его походка. – «Поди – буди пана», сказалъ онъ: «пора, опять проспитъ. Эки здоровые спать ваши паны!» и опять затянулъ свою п?сню.

– «Рано еще», возразилъ Ванюша: «еще капитанъ придетъ. Да дай, дядя, мн? сальца, – вел?лъ ружье смазать».

– «Все дядя дай, а сами не заведете! У дяди все есть. – А чихирю вел?лъ взять?»

– «Да ужъ все возьму. У Бурлаковыхъ встали что ль?»

– «А вонъ глянь, баба то ужъ корову убираетъ», сказалъ. старикъ, указывая на сос?днiй дворъ. —

Ванюша закричалъ баб?, чтобы она принесла чихирю, но старикъ остановилъ его: «Э, дуракъ! люди на охоту идутъ, а онъ бабу зоветъ. Самъ поди». —

– «А закуска есть? а то я кашку варю», прибавилъ онъ. —

– «А то какже!» отв?чалъ Ванюша съ видимой гордостью. «Вчера опять на два монета рыбы купили. В?дь весь полкъ, да вс?хъ васъ кормимъ да поимъ». —

– «Ну! ты свою трубку-то мн? въ носъ не пыряй, чортъ!» —

Ванюша пыхнулъ прямо въ носъ старику. – «Убью!» закричалъ старикъ, приц?ливаясь однимъ стволомъ, который онъ прочищая держалъ въ рукахъ. Ванюша засм?ялся и захвативъ бутылки пошелъ за чихиремъ. —

– «Добраго здоровья, батюшка Иванъ Алекс?ичъ!» сказалъ дядя Ерошка капитану, который въ старой черкеск? и папах?, въ большихъ сапогахъ, съ плохимъ, но исправнымъ двухствольнымъ ружьемъ за плечами взошелъ на дворъ.

Нич?мъ такъ не опред?ляется характеръ челов?ка, какъ обращенiемъ съ этимъ челов?комъ другихъ людей. —

Капитанъ былъ б?денъ, скупъ, незнатенъ, не гордъ, не сердитъ; но почему-то въ обращенiи съ нимъ вс?хъ людей, начиная отъ главнокомандующаго, которому онъ нич?мъ не старался услужить, и до дяди Ерошки, которому онъ никогда не давалъ чихиря, въ обращенiи вс?хъ съ нимъ слышна была одинаковая черта доброжелательства и осторожнаго уваженiя. Ванюша, клявшiй вс?хъ т?хъ, которые пользовались ружьями, об?дами, виномъ, лошадьми и деньгами его барина, которому капитанъ никогда не давалъ на чай, всегда стоялъ на вытяжку передъ капитаномъ и часто въ своихъ отв?тахъ вводилъ съ особенной мягкостью: «Иванъ Алекс?ичь, Иванъ Алекс?ичь».

– «Совс?мъ убрался?» сказалъ старикъ: «молодецъ! А мой– то еще не отдохъ».

– «А пора, пора, дядя», сказалъ капитанъ, чуть зам?тно улыбаясь подъ своими широкими опущенными усами и видимо д?тски довольный похвалой стараго охотника. «А Ванюша гд??»

– «Да вотъ наставилъ этаго чорта», сказалъ старикъ, указывая на уходившiй самоваръ: «а самъ ушелъ куда-то. Бунтуетъ, кричитъ, а что съ нимъ д?лать, не знаю.

«Да ты его накрой».

– «Н?тъ, пускай самъ придетъ».

Капитанъ, улыбаясь, вошелъ къ Ол?нину. —

– «Разв? уже пора? Какъ я проспалъ! Не усп?ете выпить чаю, я буду готовъ. Ванюша!» заговорилъ Ол?нинъ, вскакивая съ постели.

– «Я васъ подожду на двор?», сказалъ капитанъ и вышелъ, несмотря на то, что Ол?нинъ ув?рялъ его, что не ст?сняется. Капитанъ во всемъ былъ остороженъ, педантъ даже, и им?лъ свои уб?жденiя о приличiи, которыя онъ не изм?нялъ. – «Я къ Марьян? зайду», прибавилъ онъ, выходя.

Ол?нинъ нахмурился. – «Ну, какъ хотите». —

На двор? Марьяны дверь въ клеть была отворена и изъ нея видн?лся край ея рубахи. Капитанъ подошелъ къ забору.

– «Эхъ, Иванъ Алекс?ичь», сказалъ дядя Ерошка: «на охоту идете, а къ бабе идете». —

– «Она счастливая», отв?тилъ капитанъ и подойдя ближе окликнулъ Марьяну. Капитанъ любилъ Марьянку и ум?лъ съ ней обходиться такъ, что она посл? матери больше вс?хъ дов?рiя им?ла къ нему, несмотря на то, что въ ея д?вичье время онъ тоже волочился за ней и теперь она чувствовала, что ея красота д?йствуетъ на него. —

– «Что, дядя Алекс?ичь?» откликнулась Марьяна, показывая изъ двери свое св?жее прекрасное лицо. На ней была одна рубаха и красная сорочка[38 - Платокъ.] на голов?. Въ эти три года она еще бол?е похорош?ла той сильной, мужественной красотой, которая составляла ея силу. Тонкая бровь еще отчетлив?е лежала на бол?е румяномъ и полномъ лиц?. Черные глаза были блестящ?е и см?л?е, плечи и руки стали шире и полн?е. Все существо ея дышало довольствомъ и здоровьемъ.

– «Али тоже на охоту идешь?»