Мать Нехлюдова была высокая стройная женщина л?тъ 40. Ей даже можно было дать больше, судя по полус?дымъ волосамъ, откровенно выставленнымъ на вискахъ изъ подъ чепца, но по св?жему, чрезвычайно н?жному и лишенному морщинъ лицу, въ особенности же, по умному, веселому блеску глазъ ей казалось гораздо мен?е. Глаза у нея были почти черные, очень открытые и ясные, губы тонкiя и твердыя, носъ съ горбомъ и немного на сторону, руки безъ колецъ, немного большiя, почти мужскiя, но прекрасныя, продолговатыя, съ длинными пальцами, и талiя чрезвычайно стройная и прямая. На ней было темносинее закрытое платье съ откинутымъ б?лымъ воротникомъ и маншетами, и не было никакой куцавейки или капоту [3 неразобр.]. Она сид?ла передъ болыпимъ столомъ и шила или кроила какое-то платье, что мн? тогда показалось чрезвычайно страннымъ. На другомъ, кругломъ стол?, за плющемъ, передъ диваномъ, стоялъ самоваръ, и маленькая, худая, бл?дная женщина съ длинными вившимися буклями и од?тая довольно пестро и изысканно занималась чаемъ. – Когда Дмитрiй представилъ меня матери, она какъ-то особенно – какъ мн? показалось, гордо повернула ко мн? голову и, не кланяясь, протянула руку.
– «Садитесь сюда, сказала она мн?, указывая на диванъ противъ себя: я рада васъ вид?ть, потому что, ежели вы только действительно такой, какимъ васъ описывалъ мой сынъ, vous devez ?tre un petit monstre de perfection».[135 - [вы должны быть маленьким чудовищем совершенства.]]
– «Разв? онъ вамъ говорилъ про меня?» сказалъ я по французски.
– «Еще бы, онъ спрашиваетъ, говорилъ ли про него Дмитрiй», сказала она, принимаясь снова за свою работу и см?ясь твердымъ ув?реннымъ см?хомъ. «Дайте ему чая, тетинька», прибавила она, обращаясь къ гувернантк?, разливавшей чай и носившей почему-то названiе тетиньки.
– «Сейчасъ, Катерина Дмитрiевна», сказала тетинька: «а вы слышали, какъ Лиза испугала M-ieur Nicolas?»
– «Ну, какъ ты Лиза испугала M[-r] Nicolas?» повторила какъ-то сухо М-me Нехлюдовъ.
– «Можешь себ? представить, сказала Лиза, подходя къ ней: каково его положенiе? Онъ входитъ въ первый разъ къ намъ и вдругъ видитъ, какая-то женщина беретъ его за руку и говоритъ: «посмотри, какъ maman поетъ дикимъ голосомъ». И Лиза громко засм?ялась.
– «Я думаю, вы ужасно удивились», добавила она, обращаясь ко мн?. —
– «Они ужасно см?ются надо мной, когда я пою», сказала М[-me] Нехлюдовъ см?ясь: «a мн? кажется, что прекрасно. Вы музыкантъ?» спросила у меня.
– «Да, большой, но только въ душ?».
– «Это такъ же, какъ я. У кого лучше голосъ, Дмитрiй, у него или у меня?»
– «Трудно р?шить, maman».
– «Ну такъ nous pouvons nous donner la main, mon cher».[136 - [мы можем протянуть друг другу руку, мой дорогой.]]
Когда кончили чай и поболтали и посм?ялись еще, М[-me] Н [ехлюдовъ] сказала мн?, чтобы я позвонилъ. У насъ въ дом? не было сонетокъ, и я никогда не видалъ ихъ, поэтому сталъ искать колокольчика, но, не видя его, наконецъ, сказалъ ей, что н?тъ колокольчика.
– «Да подл? васъ сонетка, сказала она, Лиза, позвони».
Лиза подошла и, не глядя на меня, дернула за нее. Я покрасн?лъ ужасно. Обстоятельство, кажется, очень пустое, но для меня тогда оно казалось величайшей важности. Я думалъ, что окончательно погибъ во мн?нiи всего семейства: все, что мн? удалось сказать порядочнаго, умнаго, какъ я полагалъ, въ этотъ вечеръ, уничтожено этимъ незнанiемъ, что такое сонетка; подумаютъ, что я совс?мъ мужикъ, что все, что сказалъ, это я выучилъ, и что дома мы живемъ, Богъ знаетъ, какъ, когда у насъ н?тъ сонетокъ, и я даже не знаю, что это такое. «Дмитрiй теперь раскаивается, думалъ я, въ томъ, что представилъ меня». Весь вечеръ мой былъ разстроенъ.
– «Ну, д?ти, что мы будемъ читать нынче? сказала М[-me] Н[ехлюдовъ], когда вынесли самоваръ.
– «А в?дь я привезъ Валтеръ-Скота отъ Нины. Хотите, я буду читать «Ивангое» или Лиза?
– «Лиза, хочешь читать?»
– «Хочу».
Мы вс? ус?лись поуютн?е около матовой лампы, гор?вшей на рабочемъ стол?, Лиза взяла книгу и стала читать своимъ низкимъ, но звучнымъ контральто. —
Чтенiе это было мн? особенно прiятно потому, что давало время обдумать впечатл?нiя и мысли, возбужденныя во мн? этимъ совершенно для меня новымъ, особеннымъ отъ нашего, домашнимъ кружкомъ, и р?шить вопросъ, была ли Лиза она, и начиналось ли теперь или н?тъ еще. —
Кружокъ этотъ им?лъ какой-то особенный характеръ простоты, нравственности, изящества, ум?ренности и вм?ст? сухости и логичности. Этотъ характеръ выражался и въ волосахъ Нехлюдовой, и въ ея прямой поз?, и въ шить? платья, и въ строгой чистот?, и въ высокихъ портьерахъ, а больше всего въ манер? говорить по русски, называть меня «онъ» и т. д. и т. д. Особенно нравилось мн? и доставляло наслажденiе то, что меня третировали серьезно pour tout de bon,[137 - [не на шутку,]] какъ большаго, такъ что мн? сов?стно, даже неловко какъ то было, что мать моего друга говоритъ, разсуждаетъ со мной. Даже при каждомъ слов?, которое я сбирался сказать, мн? приходило въ голову, какъ бы мн? вдругъ не сказали: «неужели вы думаете, что съ вами серьезно говорятъ, ступайте-ка лучше учиться», и я ужасно старался говорить умно и по-французски, отчего, какъ теперь вижу, должно б[ыть] показался глупъ, гораздо еще больше, ч?мъ прежде. Ежели бы не сонетка, я бы былъ совершенно доволенъ и очень бы полюбилъ все семейство, но теперь меня мучала мысль, что я былъ см?шонъ, и я безсознательно старался находить въ нихъ недостатки, какъ будто они могли оправдать меня. – Что же касается до Лизы, то, хотя она была брюнеткой, но ч?мъ больше всматривался я въ нее теперь, какъ она читала своимъ звучнымъ контральтомъ, я уб?ждался, что она не она, и что не началось еще. Она была очень нехороша собой; особенно портилъ ее желтоватый, бол?зненный цв?тъ лица и такъ же, какъ у матери, кривый носъ на одну сторону, только у м[атери] б[ылъ] на право, а у нея нал?во, и толстыя губы. Въ ней даже не было ничего фамильнаго общаго съ наружностью моего друга. Все, что было въ ней хорошаго, былъ голосъ, выраженiе доброты, прелестный бюстъ и опять та же безпричудливость, простота и логичность въ манерахъ, такъ что, какъ я ни старался настраивать себя на то, что она она – я не могъ и идеальный образъ мой никакъ не хот?лъ слиться. —
Чтенiе было очень прiятно. Оно не было однимъ предлогомъ сид?ть вм?ст?, но видно было по зам?чанiямъ, к[оторыя] прерывали его, увлеченiе и любовь къ мысли и изящному. Наконецъ, въ 11 часовъ М-me Нехлюдовъ встала, сложила работу и сказала, что пора идти спать.
– «Ну, я очень рада, Nicolas, сказала она, ц?луя въ лобъ сына и подавая мн? руку: что вы у насъ будете. Въ ваши года дружба хорошая вещь, славная вещь».
Лиза тоже подала мн? руку.
У N. [?] было дв? комнаты – спальня и кабинетъ. Василiй постелилъ мн? на диван? въ кабинет?, но я пошелъ въ спальню и сид?лъ тамъ на к[ровати] у Дмитрiя. Мн? хот?лось поговорить съ нимъ о его семейств?, разсказать ему, какъ понравился мн? этотъ новый для меня бытъ, но я не р?шался начать разговоръ объ этомъ, особенно когда приходила мн? мысль о сонетк?, и думалось, что Д[митрiй] всл?дствiе именно этой сонетки перем?нилъ мн?нiе обо мн? и, увидавъ меня въ обществ?, какъ я заст?нчивъ и стыдливъ, раскаивается, что онъ представилъ меня. – Я н?сколько разъ собирался начать говорить ему про его мать и сестру, придумывалъ фразы и открывалъ ротъ, но потомъ приходило въ голову, что онъ можетъ подумать, и останавливался. Дмитрiю тоже в?рно хот?лось спросить мое мн?нiе о своемъ семейств?, но онъ не р?шался, и об?щанiе наше все говорить другъ другу не исполнялось, но мн? кажется, что мы все-таки безъ словъ понимали другъ друга и были откровенны, а что есть вещи, которыя лучше не говорить. То, что я пришелъ къ нему въ спальню, то, что мы помолчали минутъ 5, изб?гая взглядовъ одинъ другаго, им?ло большое для насъ значенiе. —
Глава 6-я. Трубка. <Ложь>. Я хочу уб?диться въ томъ, что я большой.
(Въ сл?д. главахъ: 1) деньги, 2) ложный стыдъ).
Уже первое правило, которое я задавалъ себ? для будущей жизни, – усовершенствованiе, я не исполнилъ въ первый день моего пере?зда къ Нехлюдовымъ. Мы заболтались такъ долго свечера, что проснулись, когда солнце уже было высоко, и то Дмитрiй разбудилъ меня. И голова была тяжела, и въ т?л? б[ылъ] какой-то нездоровый жаръ. Первая мысль моя при пробужденiи была, что я большой и на свобод?. Никакая мысль не л?зла мн? въ голову, къ каждой прим?шивалось сознанiе свободы и желанiе доказать другимъ и еще бол?е уб?диться самому, д?йствительно ли я такой же большой, какъ другiе. Первое выраженiе этой мысли было то, что я пилъ чай, не од?ваясь, и курилъ трубку, кот[орую] взялъ у Дмитрiя, и раскашлялся и раскрасн?лся такъ, что думалъ, я задохнусь, но сказалъ, что это ничего безъ привычки, но что я куплю себ? табаку и трубку и, когда буду одинъ, буду понемножку прiучаться къ табаку. Часовъ въ 12 пришелъ Д[убковъ], и мы такъ, не од?ваясь, сид?ли до самаго об?да, болтали глупости, и мы съ Д[митрiемъ] были совершенно другими людьми, ч?мъ вчера вечеромъ. Меня мучила мысль, что в?рно еще я не совс?мъ большой или хуже другихъ, что не могу курить Жуковъ табакъ также, какъ они, и въ тотъ же день пошелъ на Арбатъ, купилъ у Бастанжогло на 5 рублей ассигнацiями Жукова табаку, 2 стамбулки и черный липовый чубукъ, накурился одинъ въ комнат? Дм[итрiя] до того, что голова у меня пошла кругомъ, что я испугался, взглянувъ на свое бл?дное, какъ полотно, лицо въ зеркало, и что, наконецъ, меня вырвало! Я помню, въ какомъ я ужасномъ положенiи былъ съ полчаса времени посл? этаго. Я лежалъ на диван?, надъ тазомъ; вокругъ меня на полу валялась вонючая трубка и окурки; голова ходила кругомъ, ужасно тошнило, и вся внутренность поднималась. Безсмысленно вперивъ мутные глаза въ начатую четверку табаку, стоявшую на стул?, съ тупымъ вниманiемъ глядя на 2-хъ львовъ, поддерживающихъ гербъ В. Ж[укова], и читая и перечитывая надпись «лучшiй американскiй табакъ», я съ отчаяньемъ въ сердц? и съ маленькимъ страхомъ даже за свою жизнь думалъ, что н?тъ, не большой еще я, и что видно, не быть мн? никогда большимъ, какъ другiе, и не пускать никогда длинныхъ струекъ дыма черезъ русые усы и никогда, никогда видно не суждено мн? затягиваться. —
(Въ деревн? женитьба отца на женщин? низшаго круга роняетъ отца во мн?нiи сыновей, т?мъ бол?е, что лишаетъ ихъ посл?дней надежды на его состоянiе, уже ненадежное какъ игрока. Холодъ между отцомъ и сыновьями, откровенный разговоръ объ этомъ предмет? между братьями, раззоренiе отца и самопожертвованiе д?тей, но невозможное вполн?, потому что они начали жить. Владимиръ судитъ холодно и отказываетъ, потому что не можетъ. Николай сентиментальничаетъ, об?щаетъ и не исполняетъ, потому что не можетъ. В[ладимиръ] женится и поправляетъ отца. Николай оригиналъ.)
За об?домъ, который также, какъ и все Нехлюдовское, носилъ на себ? какой-то особенный отпечатокъ строгости, простоты и изящества, Катерина Дмитрiевна спросила у Дм[итрiя], когда онъ легъ спать, и когда я, думая сказать прiятное, объяснилъ, что мы съ нимъ болтали до 2-хъ часовъ ночи и встали въ 10, она, не отв?чая мн?, серьезно обратилась къ Дмитрiю и, какъ-то особенно пристально глядя на него, внятно и съ разстановкой сказала ему.
– «Я прошу тебя, Дмитрiй, никогда не ложиться позже 12 и всегда вставать раньше 8-ми. Об?щаешь?»
– «Об?щаю, maman», отв?чалъ онъ серьезно.
Т?мъ разговоръ ихъ объ этомъ и кончился, но меня ужасно покоробило отъ него.
– «А знаешь, нынче вечеромъ я въ первый разъ пью чай въ саду, въ тетинькиной бес?дк?», сказала М-[me] Нехлюдовъ. М[-me] К. [?] и Капустинъ об?щались прi?хать ко мн? – я ихъ угощиваю воздухомъ.
«Смотри же, Митя, и вы, господа», сказала Лиза, къ великой радости моей, см?шивая въ одно вы меня и большаго Дубкова: «не оставайтесь долго на этомъ гуляньи». – Она знала, что мы собирались посл? об?да, по предложенiю Дубкова, на гулянье на Пр?сненскiе Пруды. —
Дубковъ сказалъ, что онъ непрем?нно прi?детъ и привезетъ съ собой Дмитрiя.
– «А вы?» спросила она у меня.
– «Я никакъ не могу, потому что вечеромъ меня звали Валахины», сказалъ я, и это не только была совершенная ложь, но я даже 2 года не видался съ Валахиными, но потому ли, что нынче утромъ я думалъ о томъ, съ?здить ли мн? или н?тъ съ визитомъ къ Валахинымъ, или потому, что я полагалъ, это мн? придастъ значенiе, что В[алахины] звали меня, или просто потому, что я думалъ, хорошо будетъ показать, что я не слишкомъ радуюсь приглашенiю, что не вы, молъ, одн? только желаете меня вид?ть, д?ло только въ томъ, что солгалъ самымъ отчаяннымъ и безпричиннымъ образомъ и тотчасъ же покрасн?лъ и сконфузился такъ, что нав?рное вс? зам?тили, что я лгу. Я даже зам?тилъ, что Лиза и Д[митрiй] отвернулись отъ меня и заговорили о другомъ съ выраженiемъ, к[оторое] я впосл?дствiи часто зам?чалъ въ людяхъ, когда очень молодой челов?къ начинаетъ очевидно лгать имъ, и которое значитъ: зач?мъ онъ, б?дный, лжетъ, изъ чего онъ старается, в?дь мы знаемъ, что онъ лжетъ.
Потомъ я узналъ, что В[алахиныхъ] не было въ город?, и что Н[ехлюдовы] должно быть знали это.
Ни въ д?тств?, ни въ отрочеств?, ни потомъ въ бол?е зр?ломъ возраст? я не зам?чалъ за собой порока лжи, напротивъ даже – могу похвалиться – былъ всегда слишкомъ правдивъ и откровененъ, но въ первую эпоху юности, признаюсь, на меня часто находило это странное желанiе безпричинно лгать самымъ отчаяннымъ образомъ, отчаяннымъ потому, что я лгалъ въ такихъ вещахъ, въ кот[орыхъ] ужасно легко было поймать. Мн? кажется даже, что тщеславное желанiе выказаться т?мъ, ч?мъ не есть, соединенное съ неопытностью въ жизни, надеждою солгать безнаказанно, не бывъ пойману, и были причиною этой странной слабости. – Мн? бы было гораздо весел?й оставаться у Нехлюдовыхъ, какъ приглашали меня, но мысль, что я буду на гуляньи ходить съ адъютантомъ, и что, можетъ-быть, въ этомъ-то выгодномъ для меня положенiи буду я встр?ченъ ею, и начнется, доставляли мн? такое наслажденiе, и вообще влiянiе Дубкова, кот[орое] было необоримо на меня во время дня и въ обществ?, сд?лали то, что я просилъ Д[митрiя] ?хать съ нами, и мы тотчасъ посл? об?да отправились гулять подъ музыку на Пр?сненскiе Пруды. – Гулянье это однако не доставило мн? слишкомъ большаго удовольствiя. Сначала мы подъ музыку ходили по дорожкамъ. Дубковъ стучалъ саблей, кланялся знакомымъ, говорилъ съ женщинами, и я находился въ какомъ-то торопливомъ, безпокойномъ состоянiи духа, нич?мъ не могъ наслаждатся, такъ постоянно, неотвязчиво занимала меня мысль о своей персон?. Я боялся не отстать или не опередить Д[убкова] и Н[ехлюдова], чтобы не подумали, что я посторонiй; боялся и слишкомъ близко ходить съ ними, чтобы они не подумали, что я считаю за честь быть съ ними на ног? равенства; я боялся ходить, слишкомъ гуляя, боялся и быть слишкомъ развязенъ; я боялся говорить слишкомъ много, боялся молчать слишкомъ долго. Когда подходили ихъ знакомые, я боялся, чтобы они стыдились за меня. Потомъ мы пошли въ кофейную играть на бильярд?. Тамъ мн? стало еще хуже; мн? казалось, что вс? р?шительно смотрятъ на меня и удивляются, какимъ образомъ и зач?мъ попалъ я въ такое м?сто, особенно когда я сталъ играть съ Д[убковымъ] и, вм?сто [того], чтобы толкать шаровъ, ?здилъ кiемъ вскользь по нимъ, и какой-то баринъ, сид?вшiй тутъ же въ шляп?, строго смотр?лъ на меня.
– «Ну что за охота тутъ быть, сказалъ Д[митрiй], пойдемте лучше въ садъ и велимъ туда себ? чаю дать».
– «Пойдемъ, сказалъ Д[убковъ], только надо заплатить».
Я вызвался заплатить за все, желая хоть этимъ дать почувствовать, что я тоже не п?шка, и Дубковъ позволилъ мн? доставить себ? это удовольствiе, но и тутъ, когда я подошелъ къ стойк? и почему-то дрожащими и неловкими руками сталъ вынимать бумажникъ съ птицей, подаренный мн? еще К[арломъ] И[вановичемъ], мн? стало ужасно сов?стно, и я все боялся, что я что-нибудь не такъ д?лаю, особенно когда буфетчикъ гордо оттолкнулъ 2-хр[ублевую] б?ленькую, которую я предложилъ ему, говоря, что у него н?тъ мелочи. —
За чаемъ на зеленыхъ скамеечкахъ подошелъ къ намъ старшiй Ивинъ, который былъ уже въ 3-мъ курс?, носилъ заломленную назадъ фуражку, эатасканный сюртукъ, брилъ бороду и пользовался репутацiей отличнаго студента и лихаго малаго. Онъ очень обрадовался, увидавъ меня студентомъ, обращался со мною по товарищески, подс?лъ къ намъ и вел?лъ дать полбутылки шампанскаго, чтобы поздравить меня. Мн? то же хот?лось сд?лать, но я не см?лъ сказать это при вс?хъ, всталъ и, отозвавъ всторону слугу, попросилъ его, чтобы онъ и мн? принесъ полбутылку шампанскаго. Но потомъ, когда онъ отошелъ н?сколько, догналъ его и сказалъ, чтобы онъ принесъ даже ц?лую. Мн? это очень было прiятно, но только когда принесли эту бутылку, и вс? посмотр?ли другъ на друга, я покрасн?лъ ужасно и желалъ бы провалиться сквозь землю.
– «А это Nicolas мундиръ иногюрировать хочетъ», сказалъ Д[убковъ] славно!»
И мы выпили въ четверомъ 1 1/2 бутылки. Я хот?лъ даже спросить еще, но Д[митрiй] сказалъ, что не надо, и спросилъ, что вс? ли это мои деньги, когда я опять подалъ слуг? за бутылку б?ленькую бумажку. И я опять солгалъ самымъ наглымъ образомъ, сказавъ, что у меня еще довольно, тогда какъ это была посл?дняя бумажка изъ 75 рублей, данныхъ мн? отцомъ на дорогу, потому что утромъ, когда я ходилъ покупать трубки и табакъ, я купилъ на 15 рублей машинку для зажиганiя, которая въ этотъ же день и сломалась и вовсе не нужна была мн?.
Но зато посл?днее впечатл?нiе мое было чрезвычайно прiятно. Д[убковъ] какъ то больше оказывалъ мн? вниманiя, ч?мъ прежде. Было ли это сл?дствiе того, что я такимъ молодцемъ расплачивался, или что онъ увид?лъ, у меня б[ылъ] такой знакомый и на ты, какъ Ивинъ, но только передъ т?мъ, какъ намъ разъ?зжаться, онъ третировалъ меня совс?мъ по товарищески, говорилъ мн? «ты». Какое-то особенно прiятное чувство самодовольства и гордости разливалось во всемъ моемъ существ?, когда онъ говорилъ мн? такъ, но я, какъ ни сбирался, все таки не см?лъ сказать ему тоже «ты».
VII. ВАРИАНТЫ ИЗ ВТОРОЙ РЕДАКЦИИ «ЮНОСТИ».