Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

«Н?тъ, не пойду, – подумалъ онъ, чувствуя такой полный разладъ между своимъ теперешнимъ настроенiемъ и настроенiемъ ихъ дома, что ему показалось невозможно сид?ть среди нихъ, слушать ихъ, говорить съ ними. – Н?тъ, не пойду».

И онъ вернулся домой въ свою большую, роскошную квартиру, въ которой онъ жилъ съ матерью, въ которой онъ продолжалъ жить, оставивъ и лакея и повара. Теперь, войдя въ свою столовую съ р?знымъ дубовымъ шкапомъ и стульями и каминомъ и заглянувъ въ гостиную съ ея драпировками, роялью, цв?тами и картинами, все это показалось ему ч?мъ то постыднымъ. Какъ могъ онъ такъ перем?ниться и дойти до этого. «Все, все не то. Все это перем?нить надо, – говорилъ онъ себ?, – все это обманъ, все это ширмы, скрывающiя праздность, развращенность, жестокость. Ширмы, какъ эти выжженныя Алиной, которыя я купилъ на базар?. Базаръ съ разряженными дамами въ дорогихъ туалетахъ, продающихъ шампанское, цв?ты, в?ера для б?дныхъ. Ложь, ложь, ложь! И я весь по уши въ ней». На столик? за ширмами[115 - Зачеркнуто: было письмо, про которое сказалъ Провъ, встр?чая его. Письмо было толстое, с?рое, подд?лка подъ грязную бумагу, но пахло какимъ то апопонаксомъ. <«Какова степень паденiя, что я знаю, что есть на св?т? апопонаксъ».>] была еще записочка отъ Алины. Въ записочк? было[116 - Зач.: красивымъ почеркомъ, не по французски, а по русски, но по русски въ томъ же смысл?, какъ бумага была с?рая:] написано: «maman велитъ сказать Вамъ, чтобы Вы не вздумали гд? нибудь об?дать, выходя изъ суда. Если Вы не освободитесь къ 6-ти, то все равно об?дъ будетъ ждать Васъ хоть до ночи. Maman dit que c’est le moins de ce que puissent faire les bonnes citoyennes pour ceux, qui administrent la justice dans l'inter?t de tous. Venez donc absolument ? quelle heure que cela soit.[117 - [Матушка говорит, что это самое меньшее, что могут сделать добрые гражданки для тех, кто отправляет дело правосудия в общих интересах. Приходите же непременно, когда угодно. А. К.»]] A. С.»

Все это: эти французскiя фразы, эти шуточки, не шуточки, a какiя то игривости, въ которыхъ никогда нельзя было понять, гд? кончается иронiя и начинается серьезное, все это, преждe даже нравившееся ему, показалось ему теперь не то чтобы противнымъ, а жалкимъ и грубымъ, какъ грубыя декорацiи, когда смотришь на нихъ не со сцены, а изъ за кулисъ. «А, впрочемъ, лучше пойти, – сказалъ онъ себ?, – в?дь надо развязать всю эту ложь. Лучше оборвать теперь, ч?мъ все дальше и дальше запутываться самому и запутывать другихъ».

Было только 6 часовъ, такъ что онъ могъ застать ихъ об?дъ. Онъ почистился, помылъ руки[118 - Зачеркнуто: захватилъ св?жихъ папиросъ и, выйдя на улицу, взялъ перваго хорошаго извощика и по?халъ на Поварскую. Действительно, <Ивины> Кармалины были еще] и подошелъ къ зеркалу и сталъ по привычк? чесать свои густые волосы и небольшую курчавую бороду. «Экая мерзкая, подлая рожа, главное, слабая, – говорилъ онъ, остановивъ руки со щетками и съ отвращенiемъ глядя на свое испуганное, пристыженное лицо. – Слабое и подлое. Да», сказалъ онъ себ? р?шенiе и, окончивъ прическу, отошелъ отъ зеркала.

До дома Кармалиныхъ на Покровк? было далеко, онъ взялъ перваго попавшагося извощика и тотчасъ же, чтобы разс?ять свои мысли, вступилъ съ нимъ въ разговоръ.

– Зд?шней губернiи? – спросилъ онъ извощика, какъ обыкновенно начиналъ свой разговоръ съ извощикомъ.

– Зд?шней, Волоколамскаго у?зда, – словоохотливо отв?чалъ извощикъ, молодой черноволосый малый въ чистомъ синемъ кафтан?.

– Чтожъ, давно живешь?

– Да ужъ 12 годъ.

– Какже? Ты молодой.

– Да я съизмальства въ этой каторжной должности.

– Зач?мъ же ты живешь, коли каторжная?

– А то какже. Кормиться надо.

– Да разв? кормятся зд?сь? Кормятся въ дереьн?.

Извощикъ оглянулся.

– Изв?стно, въ деревн?. И радъ бы кормился въ деревн?, да земли н?тъ.

– Ну, да вы, Московскiе, уже привыкли къ городской жизни, я думаю, и пахать разучились.

– Н?тъ, баринъ, мы охотники работать, было бы на чемъ. Дома д?лать нечего. Д?дъ одинъ обрабатываетъ.

– Чтоже своя земля?

– Своей почесть ничего, – наемная. Да и то нанять негд?.

Извощикъ, привыкшiй разговаривать съ господами, заинтересовался разговоромъ и разсказалъ все положенiе своей семьи. Въ семь? было вс?хъ 9 душъ. Вс?хъ кормить надо, а хл?ба съ своей земли не хватаетъ до Рожества. Да подати надо отдать 26 рублей, да все съ коп?ечки, какъ онъ говорилъ. Выходило ясно, что положенiе извощика было таково, что выходъ былъ только одинъ: работа въ город?. Да и то надо было быть исключительно трудолюбивымъ и воздержнымъ, чтобы сводить концы съ концами. И всему этому была одна причина: недостатокъ земли, той земли, которая тутъ же рядомъ пустовала у пом?щиковъ.

8.

Кармалины еще были за столомъ и кончали об?дъ, когда Нехлюдовъ вошелъ къ нимъ. Еще въ с?няхъ, посп?шно отворяя безшумно огромную дверь, толстый швейцаръ объявилъ, что кушаютъ.

– Пожалуйте, Ваше Сiятельство, васъ приказано просить.

Въ столовой за столомъ сид?ли противъ огромнаго дубоваго буфета съ вазами старикъ[119 - Зачеркнуто: Ивинъ,] Кармалинъ, его братъ, дядюшка, докторъ, Иванъ[120 - Зач.: Ильичъ Черенинъ,] Ивановичъ Колосовъ, бывшiй профессоръ, либералъ,[121 - Зач.: Марья Власьевна, б?дная родственница,] Реджъ, маленькая сестра Алины Варя и Катерина Александровна, 40 л?тняя д?вушка, другъ дома, славянофилка и благотворительница, сама Алина и главное лицо дома, меньшой братъ Алины, единственный сынъ Кармалиныхъ гимназистъ Петя, для котораго вся семья, ожидая его экзаменовъ, оставалась въ город?. Софья Васильевна Кармалина, какъ всегда лежащая, не выходила изъ своего кабинета и тамъ об?дала.

– Ну вотъ и прекрасно. Садитесь, садитесь, мы еще только за жаркимъ, – весело кивая головой, сказалъ старикъ[122 - Зач.: Ивинъ.] Кармалинъ. – Степанъ, – обратился онъ къ толстому, величественному буфетчику.

– Сiю минуту подадутъ, – сказалъ онъ, доставая съ буфета большую разливную ложку и кивая другому красавцу съ бакенбардами, лакею, который тотчасъ сталъ оправлять нетронутый приборъ рядомъ съ Алиной, съ крахмальной гербовой салфеткой.

– Ну, садитесь, разскажите, – обратился[123 - Зач.: Черенинъ,] Колосовъ, оглядываясь на вошедшаго мертвыми, безстрастными глазами, – продолжаетъ ли судъ присяжныхъ подрывать основы?[124 - Зач.: Пожалуйста, мн? грибковъ еще, – подозвалъ онъ обносившаго грибы къ жаркому.]

Нехлюдовъ ничего не отв?тилъ и, снявъ салфетку, с?лъ на указанное м?сто.

Вся энергiя его уничтожилась. Онъ чувствовалъ себя подавленнымъ. Катерина Александровна, какъ всегда, несмотря на свое славянофильство, прив?тствовала его по французски:

– Oh, le pauvre Dmitry Ivanovitch, vous devez ?tre terriblement fatiguе.[125 - Зачеркнуто: [– Ах, бедный Дмитрий Иванович, вы, должно быть страшно устали.]]

– Да, очень, – отв?чалъ Нехлюдовъ.[126 - Зач.: – Интересный были д?ла? – спросилъ дядюшка, оттирая вино, съ усовъ и бороды.Дядюшк?, какъ всегда, никакого д?ла не было ни до какихъ д?лъ на св?т?, кром? своего животнаго удовлетворенiя, но надо было сказать что нибудь, и онъ сказалъ и успокоился, не получивъ и не ожидая отв?та, и продолжалъ ?ду.– Чтоже привезли, что об?щали? – сказала Алина. Она говорила о романс?.– Н?тъ, забылъ. Простите.– Отчего же? Вы об?щали мн?, – сказала она, какъ бы не зам?чая того, что онъ сказалъ: забылъ, а не отказывался принести.– Не стоитъ того. Пожалуйста, позвольте мн? не показывать вамъ, – отв?чалъ онъ.– Разв? такъ дурно? Я же показываю вамъ свое рисованье.– Не то что дурно, a мн? стыдно заниматься этимъ. Мн? просто стыдно.– Не понимаю, – сказала она. <Хотите сливокъ?>Лакей въ это время подошелъ съ своимъ серебряннымъ подносомъ къ Миссъ Реджъи зa пять шаговъ, какъ бы д?лая какое то д?ло, несъ налитую чашку чая Нехлюдову. Катерина Александровна предлагала разныхъ сортовъ печенья. Онъ взялъ что попало и молча сталъ пить чай.]

– Что же вы оправдали или обвинили? – спрашивала она.

– Ни оправдали, ни обвинили, – отв?чалъ Нехлюдовъ, недовольно морщась и оглядываясь на Алину.

Алина прив?тственно улыбнулась, но тотчасъ же улыбка ея потухла: она сразу зам?тила т?мъ необманывающимъ женскимъ властолюбивымъ чутьемъ, что пл?нникъ ея освободился, или высвобаживается, или хочетъ освободиться: на лиц? его было то сосредоточенное и, какъ ей всегда при этомъ казалось, осудительное выраженiе, съ которымъ она давно уже боролась и которое, къ торжеству ея, совс?мъ исчезло въ посл?днее время.

– Извините меня, пожалуйста. Да мн? и не хочется совс?мъ ?сть, – говорилъ Нехлюдовъ,[127 - Зач.: чувствуя, какъ начинаютъ опутывать его опять т? паутины, которыя его опутали. Но онъ не боялся ихъ теперь.]

посп?шно обходя столъ и здороваясь со вс?ми сид?вшими.

Изъ мущинъ только старикъ Кармалинъ не всталъ, а подалъ руку сидя. Однако онъ с?лъ и долженъ былъ об?дать.

Все нынче им?ло для Нехлюдова въ дом? Кармалиныхъ совс?мъ другой, ч?мъ обыкновенно, новый и непрiятный характеръ.[128 - Зач.: Онъ вид?лъ теперь эту простую обжорливость отца и дяди, мертвенность и непом?рную гордость друга дома Черенина, вид?лъ просто глупость Катерины Александровны, вид?лъ изысканность простоты наряда Алины, вид?лъ главное, это] Ему непрiятенъ былъ этотъ самоув?ренный, пошлый политически-либеральный вопросъ Колосова, непрiятна была самоув?ренная манера старика Кармалина, жадно ?вшаго свой об?дъ, которому онъ приписывалъ величайшую важность, непрiятны были французскiя фразы славянофилки Катерины Александровны, непрiятны были степенные лица гувернантки и репетитора, непрiятенъ былъ видъ всей этой роскоши: серебра, хрусталя, дорогихъ кушанiй, винъ, лакеевъ, которую онъ зам?чалъ теперь, также, какъ и вся его жизнь – плодъ преступленiя, того самаго преступленiя, про которое только что такими простыми словами разсказывалъ ему извощикъ.[129 - На полях против последних пяти строк рукой Толстого написано и затем зачеркнуто: Споръ съ Чич[еринымъ]. «Да в?дь вы же влад?ете» – «Влад?ю еще, но не буду влад?ть».]

– Я не буду васъ ст?снять, – сказалъ старикъ и всталъ изъ за стола. За нимъ встали и вс? остальные, кром? Алины и Катерины Александровны.[130 - Зачеркнуто: И Нехлюдовъ зналъ, что это значитъ только то, что ему, старику, хочется скор?е курить свою сигару и пить кофе. Онъ старался не думать. Онъ зналъ только, что такъ оставить этого онъ не можетъ, что это должно произвести переворотъ во всей его жизни. Какъ? Что? Онъ не зналъ. Онъ зналъ одно, что завтра]

Алина и Катерина Александровна остались за столомъ, чтобы ему не скучно было одному.

Перем?нъ было много, какъ всегда за ихъ об?дами, но теперь, когда онъ об?далъ одинъ и два челов?ка служили ему, ему это показалось невыносимо. Онъ по?лъ супъ съ пирожками и отказался отъ остальнаго.

– Вы не видали новый модель Алины? – спросила Катерина Александровна.

– Н?тъ.

– Пойдемте.

Они пошли въ уставленную вещицами, мольбертами комнату Алины, и тамъ ему показали новый рисунокъ ея съ д?вочки съ распущенными волосами.

Все это было теперь невыносимо Нехлюдову.

– Однако я вижу, на васъ обязанность присяжнаго д?йствуетъ угнетающе.

– Да. Но, главное, со мной въ суд? именно случилось очень важное и не то что разстроившее меня, а заставившее стать серьезн?е.

– Что же это? Нельзя сказать?