Незабытая: отчаянное сердце. Книга 1

Он смял ее, даже не прочитав, сунул в карман и вразвалочку побрел к своему дому. Еле вставив трясущимися руками ключ в замочную скважину двери, гном осекся. Он стал серьезным и резкими поворотами головы театрально проверил оба конца улицы. Едва не упав от столь показушного маневра, он тихо произнес, обращаясь к Гулльвейг:

– Кажется, кто-то пытался проникнуть в мой дом! – я скосила глаза на Сфинкса, он с любопытством и кривой улыбкой наблюдал за Гулом. Гулльвейг же стыдливо, но молча, закрывала лицо руками. – Но вы не волнуйтесь, моя королева! Я сейчас вмиг со всем разберусь!

С этими словами Гул с каким-то непонятным боевым кличем врезался в дверь и упал. С ворчанием поднявшись, он отряхнулся, прокашлялся, взялся за дверную ручку и потянул ее на себя. Когда дверь открылась, он снова завопил и ворвался в собственный дом, не забыв захлопнуть за собой дверь. С полминуты мы все трое смотрели на нее, слыша за ней возню: звук битой посуды, опрокидывающейся мебели и яростные выкрики. Затем дверь снова отворилась и сияющий Гул объявил:

– Вор обезврежен! Можем заходить!

Гулльвейг зашла первой, за ней – Сфинкс. Его Гул осматривал с особым пристрастием. Заметив это, я прошмыгнула последней, и затерялась в темном уголке за дверью. Мне не хотелось, чтобы этот гном заметил меня. Он и не заметил. И я смогла осмотреться.

Темно от закрытых ставнями окон, тесно из-за царящего вокруг бардака и душно. Мне очень захотелось очистить это место огнем. Что за навязчивая идея?.. Раньше такого не было. Нужно просто поскорее уйти из этого места. Все вокруг было завалено пустыми, разлитыми или разбитыми бутылками, на полках немногочисленных стеллажей не было ни одной книги, ни одного растения! Только бумаги, пятна, кубки, белье, толстый слой пыли и беспросветная вонь.

– Радость моя, это что, ваш хахаль? – настороженно спросил Гул у Гулльвейг и кивнул в сторону Сфинкса.

– Э-э-э, нет, просто… брат, – ответила та и Гул сразу успокоился.

Пользуясь случаем, Сфинкс слегка склонился над ним в знак приветствия и дружелюбно спросил:

– Меня сейчас волнует больше всего только один вопрос: как долго ты пил, черт тебя подери?

– Всю жизнь! – с гордостью ответил Гул, заставив Сфинкса в голос посмеяться.

– Мне нравится чувство юмора этого парня! – сказал тот покрытому паутиной потолку и, став серьезнее, спросил. – Как ты собираешься идти в таком состоянии? Ты же еле на ногах стоишь.

– Идти могу хоть на руках! – заверил его Гул, неотрывно смотря Гулльвейг в район груди.

– А снаряжение? – допытывался Сфинкс.

Гула осенило. Он подошел к стеллажам, взобрался на пару-тройку полок, взял две бутылки, спрыгнул и показал нам:

– Вот! Теперь точно готов! – с этими словами Гул нырнул куда-то в кучу хлама, выволок оттуда тысячу раз заштопанную походную сумку и бережно уложил хмельное пойло в нее.

Сфинкс больше не нашел, что спросить. Поэтому Гул смахнул мусор с единственной горизонтальной поверхности в поле своего зрения и положил на нее развернутую карту. Карта ожидаемо свернулась, когда Гул ее отпустил, чтобы что-то сказать. Тогда гном снова ее развернул, но она опять свернулась, стоило ему отпустить ее. Чертыхнувшись, Гул поднял с пола пару бутылок и через какое-то время все-таки расправил карту, придавив ее пустыми сосудами по углам. С победоносным видом он посмотрел на Гулльвейг.

– Куда вам нужно попасть, милая?

– Сюда, – указала та пальцем на карту, предварительно из вежливости сняв перчатку.

– Какие у вас нежные руки, моя дорогая, – едва не облизнулся Гул.

Гулльвейг поспешила надеть перчатку обратно, пока гном делал кривые пометки на своей карте.

Все это походило на какой-то ритуал без использования магии. Интересно, как он должен был подействовать?

– Сколько вам нужно времени, чтобы, – Гулльвейг запнулась, пытаясь подобрать наиболее подходящие слова, – чтобы прийти в себя для путешествия?

– Можем выдвигаться прямо сейчас! – заверил ее Гул.

Гулльвейг обернулась на нас со Сфинксом.

Мы молча подошли ближе.

– Может, дать ему проспаться? – тихо спросила она.

– После можно будет сказать ему, что нас и должно быть трое, – согласно кивнула я.

– Какой смысл оставлять его одного? – спросил Сфинкс. – Видели, какие у него запасы? Он никогда не протрезвеет.

– Предлагаешь кому-то остаться и последить за ним? – спросила Гулльвейг. – Я с ним не останусь!

– Я тоже! – взмолилась я.

Сфинкс закатил глаза от чувства безысходности и коснулся пальцами лба, запуская их в волосы.

– Господин Гул, – кашлянула Гулльвейг, повернувшись к гному и беря инициативу в свои руки. – Вы, наверное, очень устали, – слова давались ей с трудом. Я бы на ее месте уже просто сожгла все, что источало эту вонь. – Давайте мы придем к вам чуть позже. Пожалуйста, выспитесь перед нашим походом.

С этими словами она, сдерживая рвотные позывы, метнулась к двери. Когда мы вышли, мне показалось, что каждый из нас после запаха этого дома расценил запах Бриджа как лучший на свете!

Между тем, Сфинкс предложил сходить за его доспехом, потом – за плащом, а после – перекусить в трактире «Голый Единорог». Он был ближе всего к дому Гула. И раз этот гном, по словам Газела, был там постоянным клиентом, можно было разузнать у трактирщика о том, как часто тот выпивал, чтобы хотя бы примерно представлять, когда ловить его трезвым. Сфинкс также надеялся узнать что-то о сегодняшней казни. До нее мы теперь точно не успевали убраться из города. Значит, нужно было уходить вечером, чтобы минимизировать количество глаз, которые могли нас заметить.

К обозначенному трактиру мы подошли ближе к полудню, уже в полном обмундировании. Я узнала это здание, – мимо него мы в первый раз шли к Газелу за наградой. Я еще ужаснулась царящей там атмосфере под вечер. Сейчас было тише. Но мне все равно не хотелось заходить, хоть зайти пришлось.

Я слышала о таких заведениях, но не помнила, чтобы бывала в подобных. Внутри здание выглядело просторным за счет своей высоты в два яруса и времени дня, – народу было немного. Вокруг царил полумрак, и пахло чем-то кислым. Всюду на нижнем ярусе, не имея какого-либо порядка, стояли широкие грубо стесанные деревянные столы и стулья. В дальнем, левом от входа углу, рядом с входом в подсобное помещение за длинной стойкой стояли большущие деревянные бочки. У самой стойки, возвышающейся над уровнем пола, примостились высокие стулья. В правом углу находился камин с высоким дымоходом, сплошь увешанным кем-то забытым снаряжением. За ним – лестница на второй ярус, по всей видимости, в жилые помещения. Под лестницей располагался склад каких-то мешков, бочек поменьше и ящиков. Перед камином на небольшом пространстве был расстелен ковер и разбросана пара табуреток.

Когда Сфинкс и Гулльвейг уверенно направились к стойке и виднеющемуся из-за нее гному, я выдохнула с облегчением. Хорошо, что они знали, как тут себя вести. Поэтому я молча последовала за ними, надвинув капюшон поглубже и осматриваясь.

Воняло, но в отличие от вечера, когда даже с улицы из этого заведения доносились звуки веселья, сейчас было тихо не только по-утреннему. Немногочисленные посетители выглядели подавленными. И это заметила не одна я.

– Эй, хозяин! – бодро стукнула по столешнице Гулльвейг, обращая на себя внимание смуглого гнома с выбритыми висками и короткой темной бородкой. Когда он подошел, Гулльвейг продолжила чуть тише и устроилась на высоком стуле за стойкой. – Что-то случилось? Почему так мрачно?

– Ну, дык, это, знаменитый жрец в городе помер, – тихо ответил гном, сочувственно покачав головой.

После, как ни в чем не бывало, он назвал утреннее меню и Гулльвейг со Сфинксом, который тоже уселся за стойку, выбрали себе по блюду. Взобралась за нее и я. Между тем, гном озвучил кому-то в проем за большие бочки заказ, и оттуда кто-то одобрительно свистнул. Тогда гном снова доброжелательно посмотрел на нас и предложил хмельные напитки. Соглашаясь и на это, Гулльвейг принялась расспрашивать про жреца. Как оказалось, она слышала о нем что-то. Вот только гном подробностей не знал.

Мое внимание зацепилось лишь за факт смерти. Покровитель молчал. Я обеспокоено думала над тем, что стала ни с того ни с сего часто помышлять о том, чтобы палить вокруг огнем. Внезапно сердце резко кольнуло, и сильнее заныл шрам на груди. Я с силой стянула ткань под плащом и попыталась отвлечься. Но в голову лезло только отчетливое понимание того, что больше на месте сидеть нельзя. Словно бы что-то в этот момент где-то далеко стало чуточку сильнее и опаснее. Будто бы я опаздывала.

К тому времени, как я снова оказалась хоть немного в этой реальности, Гулльвейг и Сфинкс уже с аппетитом ели. Подумав, что стоило бы подкрепиться тоже, я достала из сумки сушку и стала ее грызть.

– Вы ведь знаете гнома по имени Гул? – продолжала расспросы Гулльвейг.

– Его в этом городе каждая собака знает, – посмеялся трактирщик.

– Как долго он обычно находится в… – Гулльвейг запнулась, внимательно посмотрела на содержимое своего кубка, осушила его, звонко поставила на стойку и продолжила, – в пьяном состоянии?..

– Признаться, я никогда не видел его трезвым, – задумался трактирщик.

Гулльвейг безнадежно вздохнула, и тут заговорил Сфинкс:

– А кого на центральной площади собираются казнить сегодня?