На эшафоте стоял человеческий мужчина с темными волосами и бородой, паладин без шлема – хоть он и был далеко, такие сияющие доспехи с изображением какой-то птицы не говорили ни о ком ином. Он манипулировал руками, и я видела прозрачные нити его магии даже с такого расстояния! Какая же у него была силища? А как много он знал? Например, о своем коллеге, который когда-то немного помог деревушке на границе Сиакурии и Бедфордии…
Громилы и Гула видно не было. Чудовища на месте повешенных были мертвы окончательно. Толпа больше не металась в панике; практически каждый стоял спокойно, словно в забытье. Над всеми ними были нити заклинания того паладина. Это восхищало. А между тем, с разных концов города к площади стягивалась стража.
Я смазала с лица остатки маскировки, убедилась, что мой огонь не затронул крыши ближайших домов, и принялась искать глазами знакомые мне фигуры. Гулльвейг я нашла сразу. Она тоже была под действием заклинания того паладина, но оно не ощущалось, как плохое, оно, скорее, дарило спокойствие.
Наблюдая, как паладин уходит и чувствуя, как от меня ускользает источник информации, я снова осмотрелась. Заклинание подействовало не на всех, поэтому я осторожно поднялась на ноги, поняла, что невредима и направилась к Гулльвейг. По дороге я думала о том, как снять с нее заклинание. Но оказалось, что достаточно было легонько дернуть ее за плащ. Она обернулась сперва удивленно, а затем нахмурилась, и спросила грозно:
– Что это было?
Я сразу поняла, о чем она, поэтому не видела смысла отпираться.
– Зло… – честно призналась я.
Гулльвейг мне не ответила, – ее отвлек стон раненых людей. Заклинание действовало и на них, но, видимо, имело свой срок и медленно начало спадать. Поэтому Гулльвейг вытерла лицо, ощущая, что в толпе тоже смазала свою «маску», молча отвернулась от меня и пошла помогать нуждающимся, подзывая синие нити своей магии.
Стража занималась тем же, но обычными средствами. В тот момент я не думала, что их стоило опасаться за попытку продать доспех по утру и за слова про некротическую магию. На фоне всего, что сейчас представало перед взором, это казалось мелочью, с которой не будут даже связываться.
Тогда я поискала глазами Сфинкса. Его я нашла быстро по какому-то внутреннему, незнакомому мне доселе чутью. Он лежал на земле, и это вызвало во мне беспокойство. Подбежав к нему, я склонилась над ним и коснулась откинутой ладони. После этого он сфокусировался на мне, – заклинание того паладина спало. Вот только попыток подняться он не делал. Его маску тоже смазало, и теперь я видела его прежнее лицо, по которому даже успела соскучиться. Стараясь не показывать волнения, я коснулась его лба, – жест порицания, в данном случае за необдуманный поступок, заставивший меня поволноваться. Вместе с этим я использовала заклинание исцеления. Моя магия, переплетаясь множеством золотистых ниточек, устремилась по телу Сфинкса, исправляя то, что могла. К счастью, ничего серьезного.
– Наслаждайся, – решила пошутить я, стараясь унять бешено колотящееся сердце. – Над тобой склоняется высшая эльфийка.
– Жаль, не самое подходящее время, – сказал, кажется, самую любимую свою фразу Сфинкс и зачем-то коснулся моего лба в ответ.
Я опешила и снова ощутила жар на лице, но он того не заметил. Почувствовав себя легче, он поднялся сперва на локтях, а потом и сел, кивнув в знак благодарности. Я кивнула ему в ответ и, решив как-то отвлечься, резво поднялась на ноги и подбежала к ближайшему дварфийскому стражнику со словами:
– Прошу прощения, как мне попасть к тому паладину, который только что сошел с эшафота? У меня есть для него важная информация.
Только после того, как я это оттараторила, я поняла, что даже не дрогнула, общаясь с незнакомым существом.
– К нему на прием хочет попасть каждый второй, у тебя ничего не выйдет, – устало отмахнулся стражник, даже не удостоив меня взглядом, и отошел к следующему пришедшему в себя после заклинания существу.
Я вздохнула и вернулась к Сфинксу. Около него стояла Гулльвейг, по всей видимости, оказав помощь всем, кому могла. Когда я подошла, она смотрела на меня хмуро. Но я и не думала оправдываться. То, что она увидела, оправданию не подлежало. Оно не было понятно даже мне.
– Что это было с тобой? – спросил Сфинкс, поднимаясь на ноги.
– Непроизвольность, – тихо ответила я. Поскольку Сфинкс не выглядел осуждающим, я потупила взор и пояснила, заломив палец. – Так бывает, когда заклинателя сбивает что-то… страшное… для него…
К моему удивлению, Сфинкс кивнул с пониманием в глазах.
– А что ты у стражника спросила? Решила сдаться? – подала полный подозрений голос Гулльвейг.
– Я спросила, как попасть к паладину, который так легко восстановил порядок, успокоив жителей и расправившись с защитным заклинанием на тех некромантах, – честно призналась я.
– Ах, ты даже защитные заклинания некромантов умеешь отличать?
– Это просто защитное заклинание, оно может быть наложено кем угодно на кого угодно, – попыталась оправдаться я и невольно снова осмотрелась.
Я не особо далеко отошла от того места, где причиняла смерти, но стража не спешила брать меня с поличным. Неужели последствия казни для морального духа города настолько серьезны?
– Кто-нибудь видел Гула? – поинтересовался Сфинкс.
– Его куда-то унес тот громила, – ответила Гулльвейг.
– А зачем тебе на самом деле к паладину? – спросил меня Сфинкс.
– Я могла бы предоставить для него кое-какую информацию…
Большего никто из нас сказать не успел. Мы заметили, что к нам подошли трое стражников, вот только они не были дварфами, как все стражники города. Они были гномами в той же форме, – я узнала их по росту, который был ниже моего на фут, – но, не дав мне времени удивиться этому факту, Гулльвейг вышла к ним первой со словами:
– Я – служительница Богини Шамикаль, жрица домена жизни, – сказала она гордо, коснувшись груди. – Прошу провести нас на аудиенцию к паладину.
Сфинкс посмотрел на Гулльвейг с легким подозрением, а я промолчала. Если она хотела меня сдать, мне не было до этого дела. А встретиться с паладином было нужно по ряду причин: моя информация, местонахождение Гула и… что-нибудь еще. Так что если она могла это устроить, то почему бы и нет?
И мы отправились за тремя стражниками вон с площади.
Шли все мы минут десять, краем пройдя по самому богатому району города, – здесь дома были трехъярусными и красиво облицованными снаружи. На улицах царила чистота.
За все время нашего пути мое состояние с уймой вопросов и практически полным отсутствием ответов не давали мне заговорить. В скором времени перед нашими глазами предстал комплекс красивых, высоких зданий. Какие-то украшала лепнина, какие-то – остроконечные пики башен. Ровные стены, одинаковые окна, флаги, статуи, часы, – все это создавало впечатление не сердца города, коим определенно была площадь, а его головы. И чтобы попасть сюда, город нужно было пересечь полностью. Далеко от главных ворот. Мне это не нравилось.
Я запоминала каждый закоулок улиц, через которые нас вели. Это успокаивало. Никто не обращал на нас внимания. Да и существа в этом месте внешне отличались от тех, кого мы встречали прежде, опрятностью. Не здесь ли проживала «верхушка города», с который, по словам Дорга, у Газела были связи?.. Вот, наконец, мы поднялись по широкой лестнице с невысокими ступеньками, нам заранее приоткрыли дверь в огромных воротах, и впустили, посчитав по головам.
Перед нашими глазами открылось просторное помещение, похожее размерами на «Голого Единорога». Только здесь практически не было мебели, и лишь в районе второго яруса находились узкие окна. Деревянная лестница справа вела сразу на третий ярус. Мозаичные окна по нижнему ярусу загораживались кованой решеткой, отрезая не только пути к отступлению, но и обзор.
Посередине зала стоял стол, будто бы специально только недавно для чего-то выставленный. На нем лежал большой нож, стояла чернильница и были разбросаны какие-то бумаги. За столом, вальяжно откинувшись на спинку стула, сидел полноватый человеческий мужчина в красной тунике и кулоном в виде клыка на шее. Он крутил на пальце кольцо и с самодовольной улыбкой наблюдал, как мы входим. Ухоженные темного цвета волосы ниже плеч, аккуратная бородка и короткие усы. Выступающие надбровные дуги скрывали злющие темные глаза в тени… Его окружали еще восемь человек с такими же кулонами на шее. Все они были разной комплекции и снаряжения. Ни у кого из них не было в арсенале магии, но все были рассредоточены.
«Плохо дело», – подумала я.
Отвлечься меня заставил звук засова двери позади. Причем закрыли дверь снаружи. Нас обошли наши проводники-стражники. К ним подошел один из мужчин, вынул из-за пояса увесистый мешочек и вручил, – только звякнули монетки. С наградой они молча поднялись по лестнице.
«И лес знает, сколько там, наверху, еще существ», – подумала я.
– Что происходит? – спросила Гулльвейг. – Мы хотим видеть паладина.
– Боюсь, его здесь нет, – ответил мужчина из-за стола и махнул рукой.
Повинуясь неглавному приказу, нас окружили неплотным кольцом, а двое мужчин направились прямо к Сфинксу. Он уже было потянулся к оружию, но осекся, когда человек из-за стола продолжил:
– Лучше не стоит, ты тут все-таки не один, – его голос разносился эхом.
И Сфинкс послушался, позволяя одному из подошедших к себе людей обойти себя сзади.
Я напряглась и стала напряженно думать. В окна не убежать, наверху была слепая зона, позади – толстая дверь в воротах. Пока догорит, мы либо задохнемся, либо захлебнемся кровью. Восемь человек. Двое очень близко, четверо – на расстоянии шести футов. Главный – за столом, еще дальше. Если бы я могла как-то до него достать так, чтобы сразу прихлопнуть…
«А, может, все-таки все здесь сжечь?» – вновь зазвучал новый голос.
«Да пошел ты!» – на сей раз я его не испугалась.
Пока я думала, Сфинксу скрутил руки тот, кто обошел его. Второй в ожидании остановился перед ним.