Незабытая: отчаянное сердце. Книга 1

– О-о-о! – боязливо протянул гном и перешел на шепот. – Будут некромантов вешать. Их за ритуалами поймали.

«И тебя поймают», – прозвучало в голове голосом мерзким, растягивающим слова, словно жилы мотая.

«Кто ты? Ты – не друг!» – ответила я, выпрямившись и выронив из рук сушку.

Я стала судорожно оглядываться: никаких фиолетовых нитей телепатии, никакой другой магии! Но вот, перед глазами колыхнулась знакомая мне багровая нить, и в голове снова зазвучал противный голос:

«А ты уверена? Сожги тут все и уноси ноги. Жги и беги, жги и беги, иначе опоздаешь».

И обладатель пугающего голоса злобно засмеялся, а я тут же спрыгнула со стула, совершенно позабыв, что не одна. Я не понимала, что я делала и почему. Просто очень захотелось сейчас же очутиться в более просторном месте, потому что тут стало душно.

Я успела сделать лишь короткий шаг вперед, когда почувствовала на своем запястье чьи-то сильные пальцы. Это прикосновение не было таким, каким было на рынке. Здесь мне стало больно. Но стоило мне обернуться, как хватка ослабла. Сфинкс смотрел на меня хмуро, но, видимо заметив мое лицо, – даже представить не могу, что тогда оно выражало, – он смягчился и кивком головы указал обратно на стул. И я снова послушалась! Я послушалась! Хотя предчувствие не прекращало бить тревогу.

Сфинкс наблюдал за мной, пока я садилась обратно, и выглядел так, словно ждал объяснений моему странному действию. Я скосила глаза на Гулльвейг. Когда трактирщик отвлекся на подошедшего к нему постояльца, она тихо и назидательно произнесла:

– Не обязательно рассказывать друг другу о себе, но если что-то касается нашего совместного путешествия, это должны знать все мы.

Я оценила взгляды этих двух людей и ощутила себя загнанной в ловушку. Заламывая пальцы, я уставилась в одну точку, страшась снова услышать тот пугающий, незнакомый голос. Но его больше не было, как не было вокруг ни единой багровой ниточки.

Люди из моей группы… Они оба подозревали меня невесть в чем. В тот момент я не знала точно, действительно ли я не принадлежала «Клыку» или вообще «Шаан», раз охотилась за какой-то книгой с предположительно культным знанием, опираясь только на слова местного дварфа. Я не могла сказать наверняка даже себе, что не являлась злом, будучи когда-то возрожденной и оживая постепенно вот уже много лет, общаясь при этом с существом Верхнего Плана и имея в арсенале парочку заклинаний некротической магии. Я вдруг ощутила, что совершенно ничего не знаю, и ни в чем не уверена. Мне хотелось сжигать! В моей голове зазвучал новый голос! Теперь становилось понятно, почему я все еще была рядом с этими двумя людьми. Это было нужно не мне. Тогда показалось, что это нужно было им, что это они меня, как добычу, держали в поле зрения, чтобы изучить и, если потребуется, уничтожить.

Я так ничего и не сказала, а лишь сжалась всем телом в нервный комок, и не заметила, как сперва настороженные, а затем удивленные взгляды Сфинкса и Гулльвейг стали обеспокоенными.

Череду моих запутавшихся мыслей прервал звук открывающейся двери. В ее проеме показался Гул с почему-то разбитой губой, – упал, что ли?.. Он осмотрелся, прежде чем зайти, затем зашел и быстро засеменил к стойке, за которой мы сидели. Ловко запрыгнув на высокий стул, он обратился к трактирщику:

– Две бутылки моего любимого! – заметив нас, он забеспокоился и выдал. – Нам срочно нужно бежать, моя королева!

Трактирщик выполнил заказ меньше, чем за полминуты, достав из-за стойки две бутылки. Видимо, дело было привычное. Гул убрал их в сумку, в которой и так булькало, хлопнул ладонью по стойке, оставляя на ней пяток золотых, затем схватил Гулльвейг за руку и потащил за собой со словами:

– Это за меня и за моих новых друзей! Нам пора!

– Что? Куда?! – не понимающее спросила Гулльвейг.

Мы со Сфинксом молча последовали за ними.

Но Гул ответить не успел.

В этот самый момент двери трактира снова открылись. В них показались двое высоких человеческих мужчин. На их груди висели кулоны в форме клыка, – первое, что бросилось в глаза, потому что мелькнуло на полуденном солнце.

Я замерла, думая, что делать. Это собрало меня. Драка в трактире была чревата жертвами со стороны мирных граждан, тем более с моими-то заклинаниями. Может, не стоило делать ничего? Может, нужно было просто разминуться? Ведь мы были замаскированы. Решив проверить, что собирались делать остальные, я осмотрелась. Сфинкс тоже на секунду остановился. А вот Гулльвейг выбора не оставили.

Все еще держа ее за руку, Гул, не сбавляя скорости, а, наоборот, набирая ее, пошел прямо на этих двоих из «Клыка». Он ловко запрыгнул на ближайший стул, увернулся от кулака одного из разбойника, и с ноги ударил его по лицу так, что тот упал навзничь. По трактиру прошелся легкий взволнованный шепот. Второй мужчина как раз потянулся за оружием на своем поясе. Я бросила взгляд в сторону Сфинкса. Он держал глазами того, кто стоял на ногах и пригнулся, откинув полы плаща, чтобы достать рапиру. В его глазах читался сработавший инстинкт защиты, будто у зверя, в то время как разум совершенно точно позабыл, что мы все еще были замаскированы и в отличие от Гула и Гулльвейг не смотрелись как члены их группы.

Решив не дать бою произойти, ни на руках, ни на мечах, – в таком случае я бы точно включилась в схватку, и тогда тут бы все сгорело! – я схватила Сфинкса за руку и потянула к выходу. В моем субтильном теле не было столько сил, чтобы хоть на фут сдвинуть с места такого, как Сфинкс, но, к счастью, он поддался, пойдя за мной через упавшего человека. Я перепрыгнула его и отпустила Сфинкса; он всмотрелся в лицо лежавшего человека и, видя, что тот приходил в себя, все-таки на ходу ударил его носком сапога, чтобы тот отключился снова.

Я была удивлена тому, что второй разбойник так и не перешел в атаку. Окинув его взглядом, я увидела, что он сползал по стене, обеими руками держась за промежность. Никто в трактире, к счастью, панику не поднял, стражу звать также никто не стал, – видимо, драки в таких местах были привычным делом. Это было на руку. Вот только тот факт, с какой готовностью Гул вступил в бой с двумя представителями «Клыка» вызывал подозрения. Было ли это случайностью? Все указывало на то, что он их знал.

– Бежим на площадь! – скомандовал Гул. Он выглядел веселым. Лишь бы под количеством спиртного все происходящее не показалось ему сном. – Там легче затеряться!

Сказав это, он потянул за собой Гулльвейг, которая отчаянно старалась высвободить из его хватки руку. Думать было некогда. Я извинилась перед Сфинксом за то, что схватила без спросу и пустилась следом за Гулом и Гулльвейг, оборачиваясь на ходу. Сфинкс колебался пару секунд. Он обернулся на стонущих членов «Клыка», выругался и побежал за нами.

Полдень. Ярко светило августовское солнце. На площади было многолюдно. Вот-вот на ней должны были лишить жизни в качестве наказания. Ради этого торговые лавки временно закрылись. Однажды мы уже смогли затеряться в толпе, – хотя это как посмотреть, – в нынешней ситуации это не казалось хорошей идеей. Словно весь Бридж собрался сейчас здесь.

Гул вел Гулльвейг к главным воротам города. Я шла за ними, Сфинкс – позади меня, что заставляло меня нервничать. Вокруг было так много более высоких существ, что я не могла толком разглядеть эшафот. Спасал лишь тот факт, что мы обходили его довольно далеко. Расстояние не позволило мне узнать расу приговоренных существ, но я смогла понять, что их было трое. Аккуратно обходя зевак, я на ходу наблюдала, как кто-то высокий и тонкий в рясе стал зачитывать приговор, развернув перед ожидающей толпой длинный пергамент. Затем на головы приговоренных надели мешки, и повели к виселице под одобряющие выкрики некоторых существ.

– Поделом!

– Будут знать!

– Чтоб вы все в Аду горели!..

Дальше я смотреть не смогла. Ближе подошел Сфинкс, и я уцепилась глазами за Гула и Гулльвейг. Они оторвались от нас, но все еще были в поле зрения. Мое предчувствие продолжало бить тревогу, а боль в груди не утихала.

По звукам толпы я примерно понимала, что происходило на эшафоте. Нетерпеливое перешептывание нарастало, и вскоре толпа взорвалась ликованием, – дело было сделано. Мне стало страшно. Хоть я и не слышала обвинительный приговор, мне хватило того, что я узнала от торговцев утром и от трактирщика совсем недавно. Причина – некротическая магия. И я никак не могла взять в толк, почему она считалась сразу вся целиком плохой, если могла спасать жизни. Да, наверное, именно те трое, которых казнили сегодня, применяли ее в особых целях, используя душу и тело как ресурс или нарушая покой давно усопших. Именно поэтому их и постигло наказание. Но разве всех некромантов переловишь? Разве все культы истребишь?

Очень захотелось поскорее добраться до книги тех культистов, о которых мне рассказал Газел. Очень захотелось выжечь там всех дотла. Очень захотелось вгрызться в исписанные страницы источника знаний и впитать их без остатка, а потом… А что потом? Да что вдруг стало со мной?!..

Я с силой замотала головой. Мои мысли противоречили одна другой, и это не казалось мне нормальным. Раньше со мной такого не происходило. Словно голова моя наполнялась чужими мыслями.

– Я его пойма-а-а-ал! – прозвучало где-то очень близко.

Я остановилась, возвращаясь в реальность. Прямо передо мной десятифутовое существо, не похожее на представителя ни одной расы, поднимало над толпой Гула, который все еще держал за руку Гулльвейг. Я видела, как Гул что-то кричал, видела, как Гулльвейг что-то отвечала, но за ликованием толпы от созерцания казни не могла расслышать ни слова.

Громила был похож на огра, которых я встречала в лесных пещерах. Только он не был столь уродлив. Он растягивал слова и радовался тому, что нашел Гула. Именно Гула!

А потом по толпе пронесся крик ужаса. Причиной его не было внезапное появление громилы. От него, конечно, отходили, но его не боялись. И тогда я рефлекторно посмотрела в сторону эшафота. Над ним, поднимаемые лопающимися пучками черных нитей магии, развернулись темные щупальца. Они без разбора хватали наблюдавших за казнью существ, подтягивали к себе, к мертвым телам, из которых появились, и… уничтожали.

Если бы только с самого начала я была ближе, то смогла бы увидеть над приговоренными к смертной казне существами узелки, обозначающие наложенное заклинание! Эффект, который я наблюдала издалека, был действием защитной магии, срабатывающей при определенных условиях. Здесь условием была смерть.

Живая волна самых разных по габаритам существ в панике раскатилась по площади, не имея четкого направления. И вот уже громила оказался сбоку. Я видела, как Гул пытался ударить его по лицу, но не дотягивался. Гулльвейг все еще была рядом с ним, – он до сих пор крепко держал ее за руку.

Тут я почувствовала, как кто-то с силой толкнул меня вперед, к Гулльвейг, и повернулась, оглушенная криками. Это был Сфинкс, но его мигом скрыла от меня толпа, которая тут же понесла меня прочь. Тогда я посмотрела на Гулльвейг. В моей голове, помимо захихикавшего нового голоса, закралась мысль… просьба о помощи.

Гулльвейг вдруг резко оказалась на плечах громилы, заставив его занервничать. Он неловко дернулся, и Гул ударился спиной о его бок, отпуская руку Гулльвейг. Сперва я подумала, что кого-то из них ранили, но потом поняла, что это разбились бутылки в сумке гнома, и содержимое окрасило бледную кожу громилы. Заметив это, Гул разозлился на глазах. Он ловко подтянулся, пока громила был занят тем, что пытался достать Гулльвейг со своей спины второй рукой, и укусил его за нос. Сама Гулльвейг повернулась в мою сторону, нашла меня в толпе взглядом, что-то выкрикнула и потянула руку. Я очень хотела коснуться ее, очень хотела прямо сейчас схватить ее за протянутую мне руку. Хотела узнать, как там Сфинкс и помочь ему…

Но меня относило дальше. Воздуха становилось все меньше. Со всех сторон меня касались существа, которых я видела первый раз в жизни. Моя голова гудела от обилия звуков и запахов, от царящей вокруг паники. Я зажмурилась до цветных кругов перед глазами, пытаясь отвлечься, но вместо этого продуцировала в своей памяти картинки со смотрин, которые когда-то забыла. Они сменяли друг друга с бешеной скоростью: на них меня касались те, кто был мне противен, меня принуждали к чему-то, я плакала и просила кого-то помочь, но мне не отвечали. Смеялся новый голос в моей голове и повторял то же, что и в трактире. Не выдержав давления еще и от мыслей, я закричала в голос, но он тут же сорвался, и я почувствовала обжигающий жар.

Крики вокруг перешли в визг и стали для меня приглушенными, жар заставлял кожу изнутри тлеть, и я взмолилась, чтобы это поскорее закончилось. Если я прямо сейчас снова стану той, что палила леса и ужаснула Сфинкса и Гулльвейг в том переулке в трущобах, то здесь, в толпе, я могла навредить, а я этого очень не хотела. Я хотела спасать! Спасать тех существ, которые были такими же невысокими, как и я, и оказались зажаты здесь, получая переломы, если не хуже. Но в голове вертелось: «Жги и беги! Жги и беги! Пусть весь мир пылает!» И я чувствовала огонь, исходящий от каждой клеточки моего тела. Тогда я сдавленно заскулила, призывая себя остановиться, и с силой открыла глаза.

Мое тело извергало огонь, но не травмировалось, а только грелось. Золотое свечение, которое я сразу узнала, обволакивало меня так нежно и заботливо, защищая от повреждений, что я сжала кулаки, закусила до крови губу и приказала себе собраться. Сосредоточившись, я различила поверх золотых нитей те же самые багровые! Что за напасть?.. Откуда они у меня?!

«Прочь! – приказала им я и они дернулись. – Я сказала – прочь!»

Вокруг меня уже никого не было, но я это не видела. Главным для меня тогда было прекратить продуцировать огонь, чтобы не спалить весь город, и не потерять при этом сознание. Тогда я сосредоточилась на знании, которое желала: на Сфинксе, который вызывал у меня столько неподдельного интереса, и на Гулльвейг, которая рушила все мои представления о морали и нравственности.

И у меня получилось оборвать самосплетаемые багровые, но не золотые нити магии. На секунду перед моим взором появились те самые алые глаза, которые я уже видела. Они злились и в тот же миг исчезли, не успев напугать, вместе с огнем под золотой пеленой, и я рухнула на колени.

Когда я, наконец, смогла осмотреться, то увидела вокруг себя с десяток обугленных трупов. От осознания того, что я наделала, я задрожала всем телом: сердце пару раз с болью стукнулось о ребра, и напомнил о себе шрам. Я закрывала рот руками, не имея возможности вдохнуть от сдавившего мое горло комка боли за причиненную смерть. Мне захотелось исчезнуть, захотелось все забыть, но я нахмурилась, ударила себя по щекам и заставила посмотреть вперед, глотая слезы. Что было, то прошло, а прошлое можно исправить лишь могущественной магией. И этот инцидент не был столь важным, на мой взгляд, хотя, безусловно, его свершение осознавать было прискорбно.