Я придумаю будущее. Любовь после любви

«Я подумаю. Спасибо за общение!»

«До завтра?»

«До завтра»

То ли после спиртного, то ли после общения, но мне реально стало хорошо. Было такое чувство, что я обретаю силы. «Вот ведь прав оказался психиатр – мне не хватает общения! Теперь буду писать письма умной женщине, представляя, что это моя Маня!» От возбуждения я никак не мог заснуть, ворочался, представляя далекую Людмилу из Стамбула, жизненный девиз которой «Все сущее – любовь!»

А на рассвете я вдруг проснулся и вспомнил, что слышал эту фразу от Машки. Точно слышал! И даже знаю, когда. После просмотра документального фильма об очередной годовщине смерти принцессы Дианы. Моя любимая сказала:

– Вечно в этой королевской династии страсти разгораются. Ты про Эдуарда Восьмого помнишь?

Я ответил, что нет. И тогда Маша долго и красочно рассказывала о его отречении от престола ради американки Уоллис Симпсон.

– Представляешь, она, как будто предчувствовала будущее! Как будто знала, что ей предстоит испытать самую великую любовь двадцатого столетия! Еще на выпускном балу каждая ученица должна была оставить в школьной книге свой девиз. Уоллис тогда написала: «Все сущее – любовь!»

– А ты у меня – сущее наказание, – сказал я, – рассказываешь полчаса мне какие-то байки, а я лежу и жду тебя, совершенно не целованный! – И притянул любимую к себе.

Этот случай пронесся в моей голове так неожиданно и явственно, что я вскочил с кровати и включил компьютер. Щелкнул мышью по значку на рабочем столе, соответствующему сайту знакомств, вошел на свою страничку и в закладку «избранные», куда я поместил новую знакомую, и совсем не удивился появившейся надписи: «Профиль удален пользователем». Так же исчезла и наша переписка.

Мои познания в психиатрии, конечно, ничтожны. Но я откуда-то знал, что, если человек не считает себя больным, значит, на самом деле ему нужно лечиться! Мне же, наоборот, стало казаться, что я, действительно, сошел с ума. Но значит ли это, что я адекватен? В моей голове перепутались факты и фантазии, реальность и вымысел!

Может быть, не было никакого чата на сайте знакомств этой ночью?

Может быть, и писем вообще не было?

Или я их писал сам себе, чтобы облегчить боль утраты?

– Нет, к Модестовичу не пойду, – решил я, ложась снова в постель. – Хочу уехать куда-нибудь. Один.

– Может, в Стамбул? – съехидничало мое истерзанное сердце.

Я вытерпел еще три дня, потом сообщил Антону о своем приезде, а своему непосредственному руководителю о том, что беру неделю в счет отпуска. Не знал, зачем? Не понимал, почему? Захотелось уехать. Почему-то в Германию. Там, в Дрездене, жила родная тетка моей Маши, которую я, естественно, никогда не видел. Мария рассказывала, что тетя Марина вышла замуж за немца еще в советское время, и иногда ей удавалось прислать племяннице импортные вещи, за что в институте мою Росомаху дразнили «немецкой девочкой»… И, хотя Антон, пять лет назад заезжал к фрау Ланге, никакой информации от нее о своей племяннице он так и не добился. Она была занята маленькими детьми, по всей вероятности, своими внуками, и встретила его холодно. Может быть, на этот раз мне удастся ее разговорить?

После того, как прекратились Машины письма, я не мог найти себе места. Я как будто предчувствовал, что моя жизнь вот-вот изменится. А почему – не мог найти объяснение! Поэтому я решил поговорить с единственной родственницей Агеевых, о которой мне было известно.

Жена мой отъезд встретила «в штыки».

– Мы же собирались вместе на Мальдивы. Я уже отель присмотрела, – недовольно произнесла она, наблюдая за тем, как я собираю небольшую сумку.

– Это никак не отразится на нашем отпуске. Обещаю, – я старался быть спокойным и убедительным.

– Тогда зачем тебе эта поездка?

– Развеяться.

– От чего, Женя?

– От всего!

– Не сбежишь ты от себя! Даже не пытайся. Только усложняешь наши отношения все больше и больше. Хоть бы меня пожалел!

И тут я взорвался:

– Ирина, я только и делаю всю жизнь, что жалею тебя. Я пожалел тебя, когда ты была закомплексованной девушкой – старался поднять твою собственную самооценку. Я пожалел тебя, когда ты забеременела и решила рожать! Когда устраивала мне ежедневные истерики и предъявляла претензии о моих изменах. Я пожалел тебя, когда ты упустила нашу дочь. Я пожалел тебя, когда полюбил другую женщину! О ком, я по-твоему, думал все эти годы?

– О себе! Всегда только о себе. Тебе непременно нужно творить добро! Только всем от него – одно горе, – ответила она и закрылась в своей комнате.

А утром, неожиданно для себя поменяв билет, я вылетел в Стамбул, сообщив другу, что прилечу на день позже. Зачем я туда отправился? Я не знаю. Вряд ли на поиски исчезнувшей Людмилы! Но мне привиделся в нашем с ней коротком общении некий знак. И я положился на удачу.

Заняв свое место на борту «Боинга», я вспомнил Машину клаустрофобию, когда мы первый и последний раз летали с ней в Италию. У нее были совсем ледяные руки, и мне казалось, что она совсем не дышит.

– Понимаешь, Женька, я не боюсь разбиться, не боюсь авиакатастрофы, – заглядывала Машка мне прямо в душу уже после взлета, – я просто очень хочу отсюда выйти!

– Манечка, держись за меня. Все непременно будет хорошо. Выйдешь чуть позже. Все выйдем. После того, как сядем. Короче, сядем все! – веселил я ее голосом Анатолия Папанова. – Доверься пилоту. А лучше – мне. Мне – можешь?

– Тебе – могу, – прошептала она и, положив голову на мое плечо, закрыла глаза…

Самолет слегка тряхнуло от толчка о землю. Послышались аплодисменты, объявления и разноязычная речь.

Изучив путеводитель, я хотел сначала поехать на метро, благо до центральной исторической части города было чуть более двадцати километров. А потом решил присоединиться к экскурсионной группе. Таким образом, сразу увижу всю красоту восточного города и Босфор. Но выйдя из экскурсионного автобуса на очередной стоянке, посетил только Собор Святой Софии и отказался от Голубой мечети и великолепного Дворца Топкапы, полюбовавшись ими издалека, чем очень огорчил нашего гида Волкана.

Я хотел побыть один и почувствовать то, зачем я прилетел в этот город? Прошелся по бесконечным торговым рядам, накупил сладостей и безделушек Катьке и Ванюше, а потом остановил такси и попросил отвезти меня в европейскую часть города, в самый лучший ресторан. Становилось нестерпимо жарко, и хотелось побыстрее спрятаться в прохладе кондиционера.

– Окей, рашн турист, – радовался таксист, но цену за поездку попросил вполне приличную.

Ресторан, куда он меня привез, оказался итальянским, дорогим и изысканным. А мне так вдруг захотелось русской окрошечки. Видимо, я вслух произнес название нашего национального блюда, потому что подошедший официант неопределенной национальности ответил на моем родном языке совершенно без акцента:

– Давно в Стамбуле?

– Нет. Проездом, – ответил я.

– А я больше десяти лет, – то ли радостно, то ли печально произнес он.

– И как?

– Хорошо. Только дальше официанта так и не продвинулся.

– Ничего. Все еще впереди. Тебя как зовут?

– Игнат.

– Вот что, Игнат, принеси мне всего, что напоминает русскую кухню – на свое усмотрение, водочки грамм двести и стамбульскую газету с предложениями об услугах населению. Желательно, на английском языке. С турецким – у меня, как-то не очень.

Я выпил, закусил малосольными огурчиками и раскрыл объявления с подзаголовком «Даю уроки». Уже после второй стопки я набирал номер Людмилы, обучающей детей и взрослых русскому языку:

– Привет, Людмила.

– Здравствуйте, – произнес несколько глуховатый голос. – Чем обязана? По-русски, вы говорите неплохо.