Я придумаю будущее. Любовь после любви

– Маленькая Росомаха, будь всегда!

Эти же слова он написал карандашом на облезлой стене какого-то подъезда.

В реальности зазвонил телефон:

– Машка, ты как? Прости, что оставил тебя одну. Но сама понимаешь, нужно было успокоить Катю.

– Понимаю. Не волнуйся, я в порядке. Как дочка?

– Пока не очень. Я отвез ее в детский специализированный санаторий. На реабилитацию. Думаю, все наладится. Пришлось договариваться со следствием, чтобы ее в милицию не вызывали. Поэтому задержался.

– Я скучаю, Женя. Очень скучаю.

– Я тоже, моя милая. Через несколько часов увидимся.

И в трубке раздались короткие гудки. Я слушала их до тех пор, пока сонная Наташка, разобравшись, что разговор уже давно закончился, не вырвала ее у меня.

– Совсем девка рехнулась, – произнесла она. – Скорее бы тебя с рук на руки сдать!

– Сдай поскорее, пожалуйста, – заскулила я.

Любовь, похожая на сон (1999 – 2003 гг.)

Воспоминания Евгения

Мне казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как мы расстались с Марией возле метро «Павелецкая». Целую вечность я не видел родного лица, любимых глаз, не слышал ласкового шепота ее признаний.

Лифт в подъезде был занят. Я побежал по лестнице. Нет, я летел вверх. Видимо, на крыльях любви.

И старался не думать о том, что нам придется поменять наши планы. Просто очень хотел скорее сжать Машку в своих объятиях, чтобы эти медлительные шарообразные эндорфины побыстрее заполнили мою голову. И я бы испытал счастье! Только в присутствии Маши я понимал, что оно на самом деле существует.

Она широко распахнула дверь. И смотрит на меня, всклокоченного и нервного. Потом, как бросится на шею:

– Ура! Мой любимый дядя Барсик приехал!

Из кухни выглянула Наталья и покрутила пальцем у виска. А я ей показал на себя и сказал:

– И я такой же. Это у нас взаимно. Да, Мань? – и стал ее целовать: лицо, шею, руки.

Наташа как-то незаметно ушла. Только запах ее духов проскользнул мимо нас.

А мы, как всегда, не могли, надышаться друг другом. Так отдаваться любви умела только Мария, и от этого я заводился все больше и больше.

– Манечка, ты моя сладкая девочка, – целовал я ее, не переставая.

Мы долго лежали на диване, обнявшись. Сколько прошло времени, совершенно не ощущалось. Для меня оно как будто остановилось. В перерывах между поцелуями моя любимая женщина рассказывала какую-то ерунду, вспоминала Венецию, теребя на запястье муранский браслетик, купленный нами в Римском аэропорту Фьюмичино, и планировала новое путешествие. Все равно куда, лишь бы вместе.

– Мань, мы обязательно съездим, слетаем или просто будем гулять до самой старости по аллейкам нашего Первомайского парка.

– Ты будешь с палочкой, а я останусь молодой, – начала мило ехидничать Мария.

– Да. Только…, – не зная, как сказать ей о своих планах, я замолчал.

– Что, Женя?

– Это будет чуть позже…

– Что будет чуть позже?

– Наша совместная жизнь. Понимаешь, нам с женой нужно какое-то время пожить вместе, чтобы Катя совсем успокоилась. Они скоро приедут сюда.

– Они приедут сюда, – медленно повторила Маша. Села, откинула простынку, и, что-то для себя решив, резко поднялась с дивана. – Знаешь что, Барс, пойдем в кафе, покушаем. Я ничего не готовила. Есть хочу, умираю. Вставай!

Я приподнялся:

– Росомаха, не обижайся. Я люблю только тебя. Это все временно. Ради дочки.

– Я понимаю, конечно, ради дочки. Пойдем быстрее, – почему-то настаивала она, не очень охотно отвечая на мои заигрывания во время сборов.

Мы заняли дальний столик, сделали заказ. Последнее, что я явно помню, это Машины глаза – они были другими. Какими-то неживыми, бездонными. Я тысячу раз потом вспоминал наш разговор, но все же запомнился он плохо: очередность слов, взглядов, слез и долгого молчания вдвоем.

– Вот здесь хорошо, – сказала она. – Здесь я не буду плакать. Наверное. Смотри, какая милая икебана в проеме окна, как живая. Хочется даже потрогать.

– Почему ты собралась плакать, Машка?

– Женя, у моего мужа ХПН. Я бросила ради тебя умирающего человека.

– Подожди, что такое ХПН?

– Нужна пересадка хоть одной почки. Срочно. Но мы ведь смогли помогать бы ему вместе. Так же, как и твоей дочери! Я очень переживала за твою Катю, но ведь она видела тебя по два раза в месяц в течение четырех лет. Ты собираешься пожить ни с дочкой! Ты боишься уйти от Ирины! Произошел трагический для тебя предлог – не принимать важного решения!

– Я…

Маша перебила, закрыв ладошкой мне рот.

– Ты имеешь право сделать свой выбор. Ты его сделал. Возможно, он для тебя, лучший. Или единственный, не знаю! Но…, – она все же заплакала, – я больше не буду с тобой. Мы расстаемся. И дальше: каждый – по своей орбите.

Я должен был что-то говорить, но, ошеломленный, еле слышно произнес единственную тупую фразу:

– Не хочу расставаться. – И неожиданно схватился за сердце, мне казалось, что оно сейчас выпрыгнет наружу.

Мария посчитала на моем запястье пульс, покачала головой, и достала из сумочки лекарство.

– Подержи под языком. И не переживай. Все пройдет. Ты забудешь меня и найдешь покой в своей семье.

– Может..?

– Нет, Женя! Нет! У тебя было два шанса. И третьего уже не будет. Никогда!