Я придумаю будущее. Любовь после любви

Наверное, я давно сама это чувствовала. Но узнавать об измене от постороннего человека, мне не хотелось. Если он не уходил от меня, значит, эта связь – дело времени. Поиграется и вернется. Так я себя успокаивала несколько лет подряд.

На мой юбилей в 2003 году Женя приехал на день раньше, был вежлив, шутил и, как всегда баловался с дочкой. С утра помог приготовить праздничные блюда, произнес в мою честь очень добрые слова, много фотографировался со мной и с гостями.

Но было что-то неуловимо новое в его поведении. Я все поняла, когда, спустя несколько дней, рассматривала наши фотографии: на них Женя был очень далеко от меня, от моего праздника и от семьи. На всех коллективных снимках он смотрел чуть в сторону, и даже сидел в пол-оборота. А там, где я обнимала собственного мужа за плечи, его руки были вытянуты вдоль туловища. Однозначно, у него была другая. Душой и мыслями в тот день Евгений был с ней.

Я понимала, что он принимает решение.

Прошел еще месяц, а я, затаившись, ждала. В какие-то моменты мне уже стало казаться, что я все придумала. Но в очередной его приезд разговор о разводе все же случился. Мир померк в моих глазах. Я не ругалась, не обвиняла его, я просто не не знала, как мне себя вести? В голове проносились мысли: как удержать мужа, как узнать, кто эта женщина, и насколько серьезные у них отношения? Женька сидел молча, пил коньяк и казался недосягаемым. Как будто между нами мгновенно выросла стена. Я поняла, что все очень серьезно по его словам:

– Даже, если тесть меня уволит, решение я не поменяю.

Передо мной промелькнула вся наша совместная жизнь. Чего я добилась своей независимостью и высокомерием? Почему я не поехала с ним? Почему так часто отказывалась от близости – кому я делала хуже? Почему устраивала скандалы вместо признаний в любви? Ведь я его очень любила! Почему не показывала свою слабость и зависимость от него?

Я не могла даже плакать и обвинять мужа в том, что он нашел покой и утешение в чьих-то объятиях. Я сама была во всем виновата. Но все же попыталась объясниться:

– Женя, у многих мужчин бывают увлечения. Но они не разводятся вот так сразу. Ведь у нас семья, у нас дочка. Как мы будем без тебя? Прости. Возможно, я была плохой женой, но я люблю тебя.

Он мягко отодвинул мои руки и произнес окончательный приговор:

– Прости и ты. Наверное, мы и дальше могли бы так жить, изображая счастливую семью. Но я встретил другую женщину, с которой хочу прожить остаток своей жизни, сколько бы лет она ни составляла. Я не брошу вас. Я всегда помогу. В любой ситуации. А ты, может, наконец, встретишь достойного человека, который искренне тебя полюбит!

И тогда я почувствовала внутри себя дикий протест:

– Нет! Я не позволю тебе разрушить нашу семью! Даже не надейся!

Он пожал плечами и ушел в отцовский кабинет. А я, не сомкнув глаз, просидела всю ночь на кухне.

Евгений уехал, сказав на прощание обычные слова: «Береги Катю».

И все…

В понедельник я заставила отца узнать все о его внебрачных отношениях, и испуганная Ангелина, офис-менеджер моего мужа, выдала необходимую информацию. А во вторник вечером я держала в руках «Личное дело Сергеевой Марии Михайловны». С фотографии на меня смотрело милое доброе лицо молодой женщины, а среди документов в папке были одни благодарности и приказы о повышении. Я отодрала ее фото от анкеты и отправилась к Ольге.

– Что будем с ней делать? – совершенно спокойно спросила она, заканчивая наносить на мои ногти второй слой лака.

– Я хочу, чтобы она умерла.

Оля помолчала и назвала цену. А потом добавила:

– Но это очень опасно. Может быть ответная негативная волна на твоих близких.

– А ты сделай так, чтобы ее не было, – резко ответила я. – Я заплачу, сколько скажешь.

– Я подумаю, – тихо ответила Оля. – Но все же, не советую. Остынь и подумай.

– И думать нечего: так просто они не расстанутся. У них, по слухам, любовь великая случилась! По-другому, к сожалению, не получится. Но мужа я ей не отдам!

Через неделю Оля вернула мне фотографию Марии, дала какую-то землю, свечи и написанный от руки ритуал и заговор.

– Держи. Будешь делать сама. Я не возьмусь.

Был конец ноября, я брела по улице под дождем, ступая по лужам новыми белыми сапожками, и моя сумочка такого же цвета жгла мне руки.

Любовь, похожая на сон (1999 – 2003 гг.)

Воспоминания Анатолия Сергеева

Я влюбился в Марию еще на вступительных экзаменах. Сразу и навсегда.

Перед институтом топтались, нервно переглядываясь, родители, и каждого абитуриента, выходящего из центральных дверей, сразу окружали и засыпали вопросами: «Кто принимал?», «Трудная ли задача?», «Были ли дополнительные вопросы?». Кто-то напрямую спрашивал: «Валят?».

Все отвечали по-разному или не отвечали совсем, разыскивая глазами родственников. Но вот выбежала солнечная девочка в коротком светлом плиссированном платье с золотистыми пуговицами. Она радостно посмотрела на всех и громко начала рассказывать про обстановку на экзамене, про председателя приемной комиссии, про то, что все проходит не страшно, а, наоборот, интересно. Что дополнительные вопросы задают только тогда, когда хотят повысить балл. По крайней мере, ей, лично, так показалось.

Маша всегда и во всем была такая. Она замечала только хорошее и совершенно не видела плохого, грубого и грязного. Все люди у нее были красивыми, а помыслы их такими же чистыми, каким она воспринимала этот мир. Причем, такое отношение к жизни с годами почти не менялось. Даже моему мерзкому поступку в первые месяцы нашей совместной жизни она, видимо, дала какое-то объяснение, и искренне простила меня, ни разу не напомнив о нем.

Я смотрел тогда на эту девочку во все глаза, и мне представлялось, что она с другой планеты – такая красивая и нежная! Выразительные синие глаза, обрамленные пушистыми ресницами, тоненький носик и пухлые ярко-розовые губы.

Закончив свой рассказ, Маша пригладила свои слегка волнистые волосы, полностью закрывающие узкие плечи, и улыбнулась сразу всем. Потом расцеловалась с мамой, перебежала дорогу, и у первого же лотка с мороженым, купила эскимо. Я наблюдал за ней, пока она болтала по телефону-автомату, одновременно откусывая кусочки мороженого и кидая их бродячей собаке, удобно расположившейся у ее ног. Видел, как запрыгнула на заднюю площадку городского автобуса «Икарус» и исчезла в салоне. Ну, чудо, а не девочка!

– Вот бы попасть с ней в одну группу, – мечтал я все три недели, пока шли вступительные экзамены, наблюдая за ней на консультациях.

Так и случилось.

У нас сложились дружеские отношения. Ухаживать за ней я не смел. Как, собственно, многие из моих однокурсников. Нравилась она всем, но просто так ей морочить голову никто не рискнул, встречаясь с более доступными девушками. Наш староста курса, старше нас года на три, еще на первом курсе, как-то в курилке, объявил:

– Агееву не троньте. Кто обидит, будет иметь дело со мной.

– Ты сам что ли на нее глаз положил? – спросил Пашка, по прозвищу «Битлз».

– Я, Паша, женат, если ты забыл. Просто девчонка светлая, не забивайте ей голову, пожалуйста, если настроены несерьезно.

Долго мы на нее любовались и облизывались. Никто никому дорогу не переходил. Ждали, пока она сама кого-нибудь выберет.

И Мария выбрала. Однажды, накануне Нового года, у нее была репетиция бальных танцев. Заглянув в зал, я увидел Женю Макарова, который сидел на первом ряду и не сводил с нее глаз. Я решил понаблюдать, что будет дальше? Но Макар неожиданно ушел. Зато выскочила Маша и начала оглядывать весь холл, а потом, накинув пальто, долго стояла на улице возле института. Проходя мимо нее, я поздоровался, а она, по-моему, даже меня не заметила. Зато я успел увидеть, что в глазах у нее застыли слезы отчаяния.

И я понял, что она в него влюблена! Конечно, тягаться мне с ним было сложно. Макаров был кумиром многих девчонок. Я стал за ним следить, а он незаметно преследовал Машу. Но почему-то не подходил к ней. Теперь я понимаю, что он тоже просто любовался ею. Мы постоянно сталкивались с Евгением, и, увидев меня в очередной раз, он снисходительно улыбался.

Но вскоре наш институтский кумир уехал в Москву, и я вздохнул с облегчением. Вот только Мария заскучала и, как будто, заснула. Стала редко ходить на дискотеки, проводя все время со своей подругой Наткой и ее новоиспеченным мужем, а потом – с их маленькой Аленкой. Я стремительно начал заводить пустые романы, которые иногда доходили до интимных отношений, но не продолжались более месяца. Стоило только Маше попросить меня о чем-нибудь, я бросал своих подружек, поступая порой по-свински. Просто я каждый раз надеялся, что наше с ней дружеское общение, наконец, перерастет во что-то большее.

И однажды я не выдержал. Почему это случилось 23 февраля, я не помню. Наверное, так нестерпимо сильно захотелось ей признаться в своих чувствах, что я забыл про дату. Вручил ей цветы и сделал предложение. А Машка рассмеялась. Вряд ли она хотела меня обидеть, ей просто смешно стало, что я открываю ей свои чувства в мужской праздник. Я тогда сказал ей что-то обидное и ушел, дав себе клятву, что больше никогда не посмотрю в ее сторону.

Мы заканчивали институт. Марию распределили в Ярославль, а меня оставляли в нашем городе. Все чаще ко мне приходили грустные мысли: «Как я без нее буду жить? Не видеть ее глаз? Не слышать бархатного, проникающего в самую душу, голоса?»

Как вдруг – ее неожиданный звонок: «Я согласна. Буду Сергеевой!». Сбывалась моя самая заветная мечта. Я был на седьмом небе от счастья!

А о том, что я два раза возле ее дома поздно вечером видел вернувшегося из Москвы Макара, я старался не думать.

Ведь Мария выбрала меня!