Я придумаю будущее. Любовь после любви

Милая моя, родная, любимая! Как же я раньше жил без нее?

Когда ноги стали дрожать у меня самого, я поднял Машу на руки и занес в комнату. Оторваться друг от друга мы уже не смогли.

Странно, секса в моей жизни было достаточно, особенно по молодости, когда здоровье было получше, и никакие проблемы не одолевали. Но такого удовлетворения я не получал ни с кем…

Любовь! Это она вложила в наши губы, в наши руки, в наши тела столько нежности и страсти одновременно, что Мария после своих стонов и вскриков, снова заплакала. Да и я сам, теперь уже от счастья, тоже растрогался, как пацан.

Мы долго сдерживали свои чувства, но они совсем неожиданно вырвались наружу. Наверное, где-то во Вселенной произошел взрыв! И погибла звезда, или даже целая галактика! Зато мы теперь вместе! Навсегда!

Обретя дар речи, я спросил любимую женщину:

– Машка, ты теперь моя?

– Твоя, – абсолютно счастливым голосом ответила она.

Мы были вместе четыре с половиной года. Вместе – это значит, вместе. Утром, днем, вечером, ночью – это, конечно, просто реальность. Главное, другое – слились воедино наши души. Я чувствовал, когда ей плохо, больно, когда она счастлива. Мои глаза видели только Машу, мой организм был настроен только на ее голос, мое сердце билось в такт с ее сердцем. Мы стали одним целым.

– Так не бывает, – шептала она мне по ночам.

– Так не бывает, – отвечал я.

– Но это случилось, – продолжала Машка.

– Да, – соглашался я, прижимая ее к себе еще сильнее.

Находиться вдали друг от друга становилось все более невыносимо.

Легко описывать состояние неразделенной любви: находится много слов, чтобы выразить свою боль. Но как сложно оказывается, описать чувство абсолютного счастья. Просто невозможно объяснить это тем, кто никогда ничего подобного не испытывал. И даже как-то неловко.

Иногда на меня накатывалась такая волна нежности и любви, что, энергетически могла бы смыть пол-материка. Ну, уж небольшой остров – точно.

Я любил. И знал, что любим. Так же искренне и преданно.

Когда Маша готовила, я сидел на полу у ее ног на кухне, завороженный ее движениями, ее смехом:

– Женька, ты мне мешаешь. Иди посмотри телевизор.

Если, стоя у плиты, своими кулинарными навыками хотел похвастаться я, Маха подходила ко мне сзади и облокачивалась спиной о мою спину. Я мешал спагетти, и от ее прикосновения тихо сходил с ума. Потом поворачивался к ней, и в результате, вместо пригоревших спагетти мы ели бутерброды. И были, при этом, абсолютно счастливы.

Однажды, моя любимая, правда, заговорила о расставании. Было воскресенье. Осень. Мы гуляли по лесу, Машка плела из листьев венок-корону, приставала ко мне с поцелуями, а я ее фотографировал. Сели на огромный пень от старого дуба, съели на двоих одно яблоко и замолчали. Над головой, где-то в кронах деревьев, шумел ветер, а внизу было тепло. Сквозь поредевшую листву пробивались лучи нежаркого осеннего солнца, и желтые листья плавно кружили посреди это великолепия.

– Жень, – начала Маша каким-то неестественным голосом. – Наверное, нам нужно закончить наши отношения. Мы прирастаем друг к другу все сильнее и сильнее.

– Прекрасно, – ответил я. – Меня все устраивает. Ты съела явно не то яблоко, Росомаха. Сейчас по сценарию ты должна меня соблазнять.

– Жень, я серьезно. У тебя семья.

– Причем здесь семья? Я ведь всегда с тобой!

– Притом. Если бы не было меня, у вас с женой могло бы все наладиться. А я не даю вам этого шанса.

Я схватил ее за плечи и слегка встряхнул:

– Машка, глупая, о чем ты говоришь? Я никогда, слышишь, никогда не любил свою жену. И только с тобой понял, какие могут быть отношения между мужчиной и женщиной. Я не смогу без тебя. Ты нужна мне. Понимаешь?

– Я понимаю. Только чувствую себя мерзавкой. Это омрачает нашу любовь. То, что я предаю Толика, это мой грех, моя вина. Но то, что я разрушаю твою семью, – с этим смириться невозможно.

– Мы всегда будем вместе! Всегда! А с нашими близкими разберемся со временем. Я все возьму на себя. Подождешь?

Маша молчала. Я повторил:

– Подождешь?

Не отвечая, она положила голову ко мне на колени. А я, счастливый, долго гладил ее по волосам.

Больше разговор на эту тему мы никогда не заводили. Маня, при всей своей нежности и женственности, умела быть сильной. Только я все равно чувствовал, как сжималось у неё сердце, когда мне звонила жена!

Я не знаю, какие эмоции испытывал бы я в подобной ситуации? Маша избавила меня от этого. Она разговаривала с мужем всегда наедине. Я не слышал ее вопросов, адресованных Толику – о его здоровье, о работе, не слышал «пока» и «целую». Они звонили друг другу днем или вечером. Утром Машка обычно была неразговорчива, звонила мужу с работы, а, если поговорить не удавалось, уходила вечером домой на час-полтора и ждала его звонка там. Я видел любимый силуэт на подоконнике в соседнем доме, и, все равно, немного ревновал.

Мне она была очень дорога. Очень.

Но тогда я верил, что все у нас хорошо, и дальше будет еще лучше – мы непременно будем вместе. Каждое утро я буду просыпаться рядом с Марией и скрипучим голосом приветствовать ее: «Привет, Росомаха» или «Доброе утро, моя маленькая», а потом участвовать в нашем утреннем ежедневном соревновании: кто сегодня подаёт кофе? Чаще, конечно, это был я. Потому что за этим следовала награда – смотреть в Машкины сонные глазки и ждать первого поцелуя после половины выпитой чашки.

Я постоянно спрашивал себя: «Может, это скоро пройдёт?». Но не проходило! Ни год, ни два, ни три… А с каждым месяцем мы все больше понимали друг друга. С одного взгляда, с одного слова. Доходило до того, что иногда Маша произносила ту самую фразу, которую я только собирался сказать. Или наоборот. И мы, как дети, начинали смеяться.

Нам очень тяжело давалась разлука. Я ненеадолго уезжал в Москву, а душой оставался с ней. В такие дни со мной всегда что-нибудь случалось. Постоянно думая о Машке, я был растерян, поэтому ломал бытовые приборы, резал руки, подхватывал вирусную инфекцию. Но стоило мне вернуться к ней, как все моментально проходило.

Наши вечера и выходные дни были разными: безумными и страстными или, наоборот, удивительно спокойными. Мы смотрели фильмы, потом до одури их обсуждали, пели под гитару студенческие песни, играли в домино, которое нам подарил на прощание наш попутчик Валерий Егорович, читали книги. Иногда нам было приятно даже молчать: заниматься разными делами, но находиться непременно рядом. В такие дни достаточно было взгляда, улыбки, случайного или нарочного прикосновения.

Маша много помогала мне по работе. Я, с двумя высшими образованиями, прежде чем принять решение, спрашивал ее совета. Она обладала каким-то удивительным чутьем на людей, и, практически всегда знала, какая последует реакция за тем или иным приказом. А если не понимала вопроса, просила меня объяснить, и выдавала ответ, спустя какое-то время, хорошо обдумав ситуацию, чтобы я непременно выглядел перед руководством в лучшем виде, говоря при этом:

– Как они не понимают, что это только благодаря тебе, завод не развалился? Что это только твоя заслуга!

Прижималась ко мне и шептала: «Горжусь тобой!».

Какая она еще была? Многогранная, разноцветная, как радуга. Ей удивительно легко давались разговоры как с простым работягой, так и с министром. Однажды приезжал к нам такой важный гость на пуск новой линии. И после совсем недолгого общения с Машкой, пригласил ее работать к себе в Министерство.

Ее любили все. Но главное, ее любил я: до безумия, до величия! Всей своей душой, всем сердцем. И чувствовал ее ответную, еще большую любовь.

Иногда я страдал от того, что мне некому рассказать, какая она удивительная! Только Антон принимал мои периодические хвалебные оды в ее честь, молчал и тихо о чем-то вздыха.! Как он потом скажет: «Вам все завидовали». Все, которые были посвящены в наши отношения. Таких было немного.

Да, что там, все! Я сам себе тогда завидовал!

Чем ближе мы становились с Марией, тем сложнее были отношения с Ириной. Даже раз в месяц. Даже по телефону. В свой адрес я слышал только претензии и упреки. Когда-то я пытался объяснить Машке, что мое решение пожить отдельно от жены было вызвано полной невозможностью совместного существования. И ещё очень не хотелось, чтобы дочка смотрела на крах наших отношений. Поэтому я уехал работать в другой город.

Я не думал заводить любовные романы. Я хотел побыть один. Но постучалось в мою дверь счастье. Доброе и светлое. Счастье по имени Мария.

Успокаивая любимую, я, конечно, тоже переживал о сложившейся ситуации, но остановиться уже было невозможно. Так же невозможно, к примеру, как прекратить дышать или пить. Моим воздухом, моей водой стала Маша.