Я придумаю будущее. Любовь после любви

Он еле заметно погладил мои пальцы, потом встал и пересел в свое кресло. Мы долго разговаривали о работе, о перспективах и о кадрах. Меня поразило, насколько он был конструктивным, как раскладывал по полочкам все мои факты, доводы и предположения. Периодически делал записи, замолкал на несколько секунд и начинал новый блок вопросов.

– Спасибо, ты очень помогла мне, – сказал Женя после сорокаминутной беседы. И добавил. – Приходи сегодня ко мне. Компания институтская собирается, все свои. Будем обмывать мое назначение. Сейчас напишу тебе адрес.

– Не нужно. Прости. Я не приду.

– Муж не отпустит?

Я ничего не ответила, покачала головой и пожелала ему удачи на новом месте.

– Ну, и зря не пошла! – констатировала Натка. – Что тут такого?

– Натусечка, я чувствую, как в его присутствии теряю разум. Все повторяется, как в юности.

– Подумаешь, разум! Хоть бы ты его потеряла ненадолго. Сергеев твой погрузился с головой в свое программирование – незаменимый человек, один на всю страну! Совсем тебя забросил. Сходи, развейся.

– Нет! Не пойду! – решительно противостояла я ей. – У меня муж. У Евгения – жена и дочка. Так нельзя.

Мы с Женей встречались на производстве, мне кажется, чаще, чем это было бы возможно. Я видела его по утрам – он открывал дверцу машины именно в тот момент, когда я появлялась перед входом в здание заводоуправления. Случайно? Не думаю. Здоровался, улыбался, пожимал руку. Часто приходил в наш отдел сам. Сидел, рассказывал новости московского офиса. Мои девчонки поили его кофе, а я, делая вид, что работаю, набирала на компьютере абракадабру. Обычно что-нибудь из школьной программы, типа: «Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел, был сильный мороз»… И так до конца, что помню. А потом начинала заново. Иногда он заходил в соседний отдел, и через стеклянную перегородку смотрел на меня. Я понимала, что еще неделя-другая, и круг замкнется. От людей не утаишь его влюбленные взгляды и мои опущенные ресницы.

Напросилась к нему на прием – нужно было утвердить график командировок на февраль для моих сотрудников.

– Евгений Александрович, Женя, – обратилась я к нему, – пожалуйста, прекрати меня преследовать. Это неэтично с твоей стороны!

Он блаженно потянулся в кресле, от чего у меня мурашки побежали по всему телу, и сказал:

– Мария Михайловна, как хорошо, что Вы зашли. Нужно наметить план совместных переговоров по приобретению новых субстанций взамен на нашу продукцию. Поедем мы с Вами в командировку в старинный русский город.

– Никуда я с тобой не поеду!

А он, как не слышит:

– Вопрос очень важный. Если мы его не решим, придется закупать импортное сырье, а в данный момент это нам экономически не выгодно. Моя часть переговоров будет по субстанциям, Ваша – по сбыту. Вдвоем, думаю, у нас получится заключить взаимно-выгодный контракт.

В кабинет зашел Игорь Васильевич, поздоровался со мной и поддержал предложение своего заместителя. Они начали обговаривать детали и цифры, а я попросила разрешения выйти, сославшись на срочный звонок, прекрасно понимая, что командировка – это то, что Евгений добивается уже давно – побыть со мной наедине.

Страшно было себе признаться, но я тоже этого хотела! Но, проснувшись утром, я решительно отогнала от себя все крамольные мысли, вызвала участкового врача и взяла больничный. Ангелине сообщила хриплым голосом, что у меня ангина. Надолго.

А ровно через неделю мы с Женькой все-таки сидели друг напротив друга в купе номер один скорого поезда №324 и ждали чай. С верхней полки раздавалось легкое похрапывание еще одного пассажира, но я была настолько счастлива, что эти звуки казались мне трелью соловья. Пока я пробыла три дня дома, изображая больного Карлсона, я поняла одну очень простую вещь. Что все эти годы в моем сердце оставался Евгений Макаров, поселившийся там однажды осенью щестнадцать лет назад. Я искренне призналась себе, что до сих пор влюблена в него.

Проводница принесла чай:

– Сахар нужен?

Мы почему-то промолчали.

– Сахар нужен, спрашиваю? – повторила она.

Женя улыбнулся своей чарующей улыбкой:

– Принесите, пожалуйста.

А потом обратился ко мне:

– Маш, а как же ты жить со мной собираешься, если не знаешь, какой я чай пью?

– Я? С тобой? – только и смогла произнести в ответ.

– Со мной! – и, довольный произведенным эффектом, он отхлебнул первый глоток горячего чая.

«Играется, как кошка с мышкой», – разозлилась я и уставилась в окно.

– Маш, не пыхти. Я пошутил. Ты же знаешь, что ты мне нравишься. Уже столько лет. Как мальчишка, ищу предлоги, чтобы каждый день тебя видеть! В моей душе, наконец, наступила весна.

– А была зима?

– Нет, была дождливая осень. Много-много лет.

– Эх, Макаров. Вырвался от семьи на время и сразу стал искать приключения. Типичная мужская проблема: жена не понимает, ругает или что-либо требует. Короче, плохая. Так?

– Нет! Хорошая. Но мы давно живем ради дочери. Практически, как соседи.

– Не продолжай. Не хочу этого знать. На любую другую тему, если хочешь, давай поговорим. Не знаю, как у тебя, а у меня есть муж, и у нас с ним все в порядке.

– Маша, я все про тебя знаю, – совершенно просто сказал Евгений.

Я покраснела:

– И ты решил меня на время пригреть?

– Не на время. Навсегда. Исправить свою ошибку. И твою. Это ведь я подтолкнул тебя к замужеству! Может быть, мы еще успеем побыть счастливыми? Как думаешь, Росомаха?

– Не называй меня этим дурацким животным. А то я тоже скажу, как тебя называла в институте.

– Ну, скажи!

– Нет!

– Ну, Маш, ну, пожалуйста. Очень любопытно, – попросил Женя.

И я решилась:

– Снежный барс. Вот как!

– Снежный леопард? Здорово!

Он встал, взял пустые стаканы из-под чая в одну руку, другой – открыл купейную дверь. Потом обернулся, шагнул назад, аккуратно взял меня за подбородок и, еле касаясь губами моих губ, поцеловал. У меня перехватило дыхание. Сейчас бы подругу верную рядом, чтобы кашляла, когда я забывалась, как Тоська Кислицына из кинофильма «Девчата». Только кашлять было некому. Разве что, дяденьку с верхней полки попросить? Но он мирно спал и не догадывался о моих душевных переживаниях. Я сидела и смотрела в окно на проплывающие огни. Женька не возвращался. Видимо, решил мне дать время, чтобы прийти в себя.

Я слушала его болтовню с проводницей. Сначала громкую, потом чуть тише – они, видимо, сели в ее купе. А я легла. За соседней стенкой часа полтора раздавались их голоса: «Бу-бу-бу», не переставая. О чем можно столько говорить? Спать я не могла, лежала и представляла себя, ревущую, под окнами своего дома. А рядом Макаров: «Одно твое слово – и никакой свадьбы не будет!»