Я придумаю будущее. Любовь после любви

– Это его ребенок? Он не взял тебя замуж, и ты решила прикрыться мной?

– Ты что? Кого его? – у меня остановилось дыхание.

– Срок пять недель. Я что, не помню, когда у нас была свадьба? – он швырнул мне карту, из которой посыпались бланки с направлениями на анализы.

– Врачи считают по-другому, Толя, – пыталась объяснить ему я, – от первого дня последних…

Он резко перебил меня:

– Будешь делать аборт. Этот ребенок мне не нужен!

Я ушла от него прямо в тапочках и в халате к маме. Все произошедшее мне казалось нереальным. Мама утешала, как могла, и тайком пила корвалол. Я очень остро чувствовала его запах.

А Толя появился через пару дней с цветами, фруктами и золотой цепочкой с кулоном в виде амурчика. Три с половиной часа стоял передо мной на коленях, говорил, что просто очень сильно любит меня, и эта любовь отнимает у него разум. Он умолял меня вернуться!

– Нет, нет, нет! – отвечала я.

Было пол-двенадцатого ночи, когда мама не выдержала его завываний и зашла ко мне в комнату:

– Анатолий, я бы посоветовала тебе пойти домой, а Маша подумает и завтра тебе ответит.

– Машенька, ты позвонишь? – спросил он меня.

Я кивнула. И на следующий день, послушав свою маму и Наташку, вернулась к мужу.

Он, действительно, опять стал ласковым и внимательным, каждый день приносил цветы. Снова и снова просил прощение за недоверие. Я простила его. И попыталась понять. Эта дурацкая привычка понимания чужих проблем когда-нибудь меня погубит. Но по-другому, я не могу. Я всегда всех оправдываю.

Спустя какое-то время муж напросился со мной в женскую консультацию.

– Толь, – сказала я ему, – во-первых, это долго, а во-вторых, там одни пузатые тетки. Будешь сидеть среди них и представлять, какая я буду через семь с половиной месяцев. И разлюбишь.

– Я буду любить тебя любую.

Наверное, эти слова очень важны в общении мужчины и женщины. Может быть, они даже самые главные! Но меня они тогда только смутили: что значит – любую? Кривую, косую, хромую?

Просто все дело было в том, что так я его не любила. Поэтому и не понимала всей глубины его заверений.

Тогда он все-таки пошел со мной. Сидел под каждым кабинетом по тридцать-сорок минут, терпеливо ждал. На улице уже стемнело, когда мы спустились на первый этаж, на УЗИ. У кабинета находились две беременные женщины и тихо переговаривались. Другая будущая мама устроилась на коленях у своего мужа, нежно обняв его за шею. На противоположной стороне оставался еще один стул, и Анатолий тоже сел, подставляя мне коленки. Я уютно расположилась, обняла его за шею, и только хотела ему сказать что-нибудь приятное, как поняла, что второй мужчина, сидящий со своей женой, – это Женя Макаров. Он меня не видел, смотрел в другую сторону. Я испугалась, что, у мужа, если он тоже заметил его, снова начнутся приступы ревности, поэтому с силой потянула Толика к выходу, объяснив, что меня очень мутит. Мы вышли в осеннюю непогоду, где я неплохо изобразила приступ тошноты. Анатолий поймал такси и долго держал надо мной зонтик, пока я усаживалась.

Но все же он увидел Женю и все понял. Дома, едва я разделась, он страстно начал меня целовать и, несмотря на мои сопротивления, добиваться близости.

– Ты моя, только моя, никому тебя не отдам! – кричал он.

Я сопротивлялась, как могла. Но он повалил меня на пол, и насильно овладел мной. Почти сразу началось сильное кровотечение. Анатолий вызвал «Скорую помощь».

– Ты убил ребенка, – сказала я ему утром, когда он появился в дверях моей палаты. Слава Богу, без цветов. – Ты убил нашего ребенка!

Я отходила от этого стресса несколько месяцев: практически все время сидела дома, общалась только с мамой и Наткой, которая приводила ко мне Аленку. Я тоже мечтала о такой дочке, я видела во сне ее глазки, целовала ее пальчики и мягкую попку, я слышала, как она плачет и агукает. Мне было очень тоскливо. Толик звонил, через маму передавал деньги и продукты. А спустя три месяца, начал умолять вернуться. И опять все то же самое: я так тебя люблю! Так люблю!

– Наташ, я хочу с ним развестись, – сказала я подруге. – Ничего хорошего у нас больше не будет. Это трудно простить, трудно забыть! А он не отстает!

– Мань, а ты попробуй еще раз. Если совсем противно будет, – тогда пойдешь и подашь на развод. Я сама с тобой схожу. Ведь Толик любит тебя, отсюда и ревность. Ты знаешь, как он страдает, килограммов на пятнадцать похудел – я его не узнала. Одни глаза остались. Ну, вбил себе в голову, что у тебя с Макаром роман был, и никак не успокоится…

– Был роман, Натка! Был! Только не такой, как у всех! Мы тянулись друг к другу, как намагниченные стрелки часов, но почему-то Господь нас разводил всегда в разные сторон в самый последний момент, как будто игрался нашими судьбами.

– Ему виднее… Значит, твоя судьба – это Сергеев. Почувствуй его, полюби. У него настолько умная голова – с ним не пропадешь. Как за каменной стеной будешь. Не то, что мой Лешик! Люблю его, пустобреха, но все на себе тяну, хоть и моложе его на шесть лет! А выкидыши… Они у всех бывают, не грусти, моя хорошая. Будут у вас еще детки.

К Анатолию я вернулась. Но детей у нас с ним не было. Куда он меня потом только не возил, какие только деньги не тратил на мое лечение!

Жили мы спокойно, практически не ссорились, заботились друг о друге. А после того, как семья Макаровых, по слухам, переехала в Москву, Толик совсем успокоился. Любящему сердцу, наверное, виднее, – оно все чувствует! Даже такую тоненькую нить, существующую между мной и Евгением.

А, вообще, любовь – это великое счастье. И бесценный дар!

«Как Вы живете без любви?» – спрашивала героиня нашумевшего фильма «Вам и не снилось». Как?

Я тоже пыталась полюбить мужа. Чтобы замирать от его прикосновений, чтобы нервничать, когда он задерживается, чтобы гордиться каждым его поступком и смеяться каждой его шутке. Ведь в семье так и должно быть! Иначе, что это за семья? Я практически занималась аутотренингом, смотря на Анатолия: «Вот он как умно сказал», «Вот какой у него сейчас красивый взгляд», «Вот, как он со мной нежен»!

Я почти убедила себя, что люблю. И даже иногда ему об этом говорила. Он удивлялся: «Почему ты говоришь так редко?» А я философствовала: «В любви признаются только один раз, остальное нужно доказывать делами».       Откуда мне знать, глупой, что, когда любишь всем сердцем, хочется говорить эти слова каждый день! Каждую минуту! Петь их, писать, шептать и кричать одновременно, чтобы камни с гор летели, и с неба – гром и молния: «Люблюююююю!»

… Сегодня ночью мне приснился сон. Он был продолжением моего вечера: тот же подоконник, пустой бокал, только окно открыто настежь. Я выглядываю, а внизу стоит Женя и манит меня к себе. Я шагаю вперед и падаю вниз. Встаю, оглядываюсь, а его нет. Только снег, снег, снег…

– Мария Михайловна, Вас просит зайти наш новый коммерческий директор, – позвонила мне прямо с утра по внутреннему телефону офис-менеджер Ангелина, молодая, фигуристая девушка, сошедшая прямо с обложки глянцевого журнала. Я два года за ней наблюдаю и никак не пойму, что она здесь забыла: вроде, романы ни с кем не крутит, а так долго работает. Сидит себе целыми днями в «Приемной», аккуратно выполняет свою работу, а на перерывах в столовой заставляет половину мужчин нашего производства проносить мимо рта ложки. И вилки тоже.

Сегодня я впервые для себя увидела в ней соперницу. Макаров – тот еще ценитель женской красоты. Может увлечься.

– Ангелина, скажите, а там, кроме Евгения Александровича, еще кто есть? – обратилась я к ней.

– Никого. Вас лично пригласил. Да Вы не бойтесь, он, вроде, ничего, не буйный, – улыбнулась Геля.

Зашла. Женька маялся в ожидании, шагая по кабинету. Повернулся резко. Подошел, подхватил за талию, приподнял над полом и немного покружил меня. Я растерялась.

– Женя, ты что? Зайдет кто-нибудь. Поставь меня на место. Пожалуйста.

– Маша, я так рад, что мы будем работать вместе!

Мы присели на соседние стулья у переговорного стола.

– А я не рада.

Он удивился:

– Почему?

– Потому что я буду вспоминать, как при тебе ревела. Мне как-то до сих пор неловко. Молодая была. Глупая.

– А я думал, что ты меня вспоминала, – задумчиво произнес он и положил свою руку на мою.

– Жень, давай по делу, – ответила я. Но руку отодвинуть так и не смогла. Ругала себя. Начала считать, чтобы на счет «три» – вытащить ее из-под сильной мужской ладони, но, продолжая чувствовать его тепло, не могла пошевелиться.