Я придумаю будущее. Любовь после любви

Громко читаю, с выражением. Понимаю, все равно ведь не откроет. Дочитаю и пойду спать.

И вдруг резко распахнулась дверь и я, естественно, упал в ее комнату. Лежу необычно как-то: одна половина моего тела в коридоре, другая – в Машином номере. Я подложил руки под голову и закрыл глаза. Так я еще к женщинам не заходил! Такая нега накатила, такое блаженство настигло меня у ног любимой женщины. Я первый раз назвал ее любимой именно в этот момент.

Любовь, похожая на сон (1999 – 2003 гг.)

Из дневника Марии

Открыла дверь, а он ко мне ввалился.

– Жень, – тормошу его, – иди к себе.

А он в ответ сопит. Довольный такой. Лежит, глаза зажмурил и улыбается. Не знаю, что на меня нашло, но я легла рядом с ним. Он укутал меня своей дубленкой, обнял крепко и задышал мне в ухо горячим дыханием.

Я, конечно, не утверждаю, но мне кажется, что мы задремали. День-то был трудный! Плюс ночная прогулка. Хорошо, что было очень поздно, и никто не ходил по коридору. Иначе, точно бы вызвали психиатрическую бригаду.

Подскочила, растолкала его и довела до номера. Он сказал мне: «Любовь моя, наконец, я тебя встретил!» и скрылся за дверью.

«Так не бывает», – прошептала я.

А в семь утра дежурная по этажу принесла мне цветы с запиской, повторяющей его вчерашние последние слова. Видимо, чтобы я не подумала, что он был сонный или пьяный!

Я понимала, что остановиться уже трудно. Причем, совершенно все равно, где мы будем, кто будет вокруг, и, что из всего этого получится! Главное, видеть его. Слышать его. Ощущать его прикосновение.

«Да, дорогая, похоже, ты влипла. Одумайся, пока не поздно», – разговаривал мой разум с моим сердцем. Но оно тихо и счастливо улыбалось.

Мы вернулись в свой город. Потекли насыщенные будни. Но, если в прошлые два года моей работы на производстве, особенно зимой, дни тянулись, как кисель, несмотря на важные и срочные задания руководства, то теперь они превратились в ярких бабочек, которые поселились внутри меня и резвились, хлопая своими разноцветными крылышками. Работа давалось легко, а коллеги казались милыми и приветливыми. Даже заведующая складом, Анна Тихоновна, с которой раньше было невозможно не поругаться. Но и это оказалось в прошлом – теперь мы с ней обменивались выкройками из журнала «Бурда моден».

Все из-за Евгения. Из-за его глаз, его слов, из-за его восхищения мной, из-за наших редких поцелуев. Строго три раза в неделю я находила повод, чтобы зайти к нему в кабинет, чаще стеснялась. На перерыв мы приходили в одно и то же время, и, несмотря на то, что не всегда сидели рядом за одним столом, я чувствовала его теплый взгляд. По вечерам я, правда, задерживалась редко и уходила раньше, потому что у них с Игорем Васильевичем ежедневно происходило подведение итогов дня.

А вот с утра он стал меня подвозить. Не до проходной, конечно. Я выходила чуть раньше. И утро становилось прекрасным, и зацветали февральские деревья. Не знаю, как их не видели другие люди? Один утренний поцелуй менял всю реальность!

Случилось так, что Женька поселился рядом с моим домом в новостройке, только что сданной в эксплуатацию. Убедил директора, что небольшая квартира заводу все равно когда-нибудь понадобится для гостей, а пока он в ней поживет. Потому что от мамы ему ездить далеко, даже по московским меркам, только что пробок нет. А новый дом находился в десяти минутах езды на машине. И рядом с моим домом. Но этот аргумент ему, конечно, не приводился.

Покупкой квартиры Макаров занимался сам вместе с заместителем директора по АХЧ. И к его удивлению, выбрал квартиру-студию, длинную и какую-то неудобную. Одно окно, где предполагалась кухня, выходило на проспект, второе – во двор. Почти напротив моих окон, только выше.

Он поменял подоконники на более широкие, о чем сообщил мне в первое же утро, когда появился около моего дома.

– Привет, Росомаха! – улыбался он мне своей обольстительной улыбкой.

– А что, ты тут, собственно, делаешь? – удивилась я, интуитивно оглядываясь назад, хотя Анатолий был в отъезде.

– Я теперь тут живу. Вон то окно видишь? На седьмом этаже рядом с синей полосой кирпичей.

– Слева или справа?

– Слева!

– Все бы тебе слева, – съехидничала я.

– А знаешь, какой ширины там подоконники? Вот такие! – он раздвинул руки до необходимой величины.

– Зачем?

– Ну, ты же любишь на них сидеть.

– Женя, я не пойду к тебе в гости, тем более, не буду сидеть на твоих подоконниках. У меня свои нормальные. И тоже широкие, – решительно ответила я.

– Пока я тебя приглашаю тебя просто помочь мне. Кухню и уголок сегодня соберут. А вот какую мебель еще купить, я никак не придумаю. Странный архитектор квартиру проектировал. Но, зато с видом «на море», то есть на тебя. Поможешь?

– Может, тебе Ангелина твоя поможет?

– Не, Ангелина, малолетка. Что она понимает? Ну, Манечка.

Так он меня еще не называл. Это был Наткин вариант моего имени. И я согласилась вечером посмотреть его аппартаменты. Если честно, то с удовольствием.

– Да квартира, и вправду, какая-то нелепая, – поморщилась я, оглядывая Женькины хоромы.

– Нелепая?

– У Агаты Кристи есть произведение «Нелепый домишко». Это ее термин.

Женя поморщился:

– Нет, королевы детективов нам не нужно! Как насчет Мопассана или Эммануэль Арсан?

– Так, я ухожу. Будешь соблазнять кого-нибудь другого. В смысле, другую, – я сделала вид, что иду к двери.

– Все-все, молчу. Беру блокнот и слушаю твои советы.

Мы съездили на мебельную фабрику и заказали гостиную. Поужинали в тихом ресторанчике и расстались. А вечером я сидела на своем подоконнике и смотрела на Женькин силуэт в окне напротив. Отныне так было каждый вечер.

Натка пришла ко мне в выходной, посмотрела в окно, увидела Макарова и уставилась на меня с непониманием:

– Первый раз вижу такого терпеливого мужика, который долго, но настойчиво добивается глупую Маньку. А ты чего ждешь? Смотри, его жена одумается и припрется сюда. Будешь потом локти кусать!

– Я, кажется, люблю его, – чуть не плача, призналась я подруге.

– Ты, кажется, любишь его уже лет пятнадцать.

– Шестнадцать!

– Тем более.

– Наташ, ну, что тем более? Это нечестно!

– Маш, да, где она, эта честность? Не вы первые, в конце концов, не вы последние. Каждый человек в этой жизни предназначен кому-то одному. Решайся. Не мучай ни его, ни себя. Послал Господь любовь, люби!

– Помнишь, наша староста как-то говорила про загулявшего мужика, бросившего жену и детей?