Я придумаю будущее. Любовь после любви

Я часто в мыслях признавалась Евгению в любви. Но, возможно, это совсем не любовь, а что-то совсем другое?

И как это: любить больше жизни? Чем такая любовь отличается от моих душевных переживаний? Или, может быть, я еще не знаю, что значит – любить? Просто не знаю. Не пришел мой срок.

Недавно я стала замечать у Натальи совсем другие волнения, совсем другие чувства, которых до последнего времени у нее не было.

Если раньше, на первом-втором курсе, она вдруг неожиданно тормошила меня (во время своей очередной влюбленности) и чувственно выдыхала: «Понимаешь, Манька, я так его хочу!», то теперь, моя любимая подруга, гладя рубашки своего мужа, иногда ненадолго замолкала, а потом тихо произносила: «Маш, чего-то Алексея давно нет! Не случилось ли чего?»

Так что есть любовь? И где этот дурацкий Евгений Макаров?

11 мая 1987 г.

Вчера не закончила писать. Разнюнилась (смешное слово). Я часто теперь перехожу на уменьшительно-ласкательные и всякие придуманные детские словечки. Это из-за постоянного общения с Наташкиной Аленкой.

Короче, на парад мы ходили с Наткой, ее драгоценным Лешиком и нашей общей дочкой (нашей, потому, что я ее крестная). Аленка сидела в новой импортной коляске, изредка помахивала флажком и постоянно всем улыбалась. Она, вообще, очень улыбчивая девочка.

Академический отпуск Наталья брать не стала. Я настояла. И всеми силами помогала ей с ребенком, так что мы, слава Богу, с подругой не расставались, а сейчас вышли на последний рубеж – впереди, призывно, изо всех сил помахивая нам дипломами, приближались выпускные экзамены.

После торжественного возложения цветов к общегородскому военному захоронению мы отвезли Алену к родителям Лешика, и пустились «во все тяжкие» – нужно было расслабиться перед зачетной неделей.

Народу на Анькиной даче собралось человек двадцать. Мы жарили шашлыки, пили, пели, танцевали. Ребята смастерили «летучего змея», назвали его в честь декана Сан Санычем, и торжественно, под всеобщее ликование, запустили в небо. Потом еще, с притворно-грустными физиономиями пели о нем песню-посвящение «Больше не встречу – такого друга не встречу…». И, как безумные, хохотали!

Мы с девчонками насплетничались, примеряли по очереди бриллианты, которые достались нашей Светке по наследству от бабушки, а так же – парик, принадлежащий Аниной маме.

И все единогласно решили, что и парик, и «брюлики» идут больше всего мне.

– И, вообще, – разошлась моя любимая подруга, – я никак не пойму, что ты среди нас до сих пор делаешь? В Москве вон – конкурсы красоты вовсю проходят!

Сказала, и пожалела. Потому что при слове «Москва» взор мой весьма затуманился.

Чтобы не объясняться с ней, я сбежала к ребятам, и уже через пятнадцать минут целовалась с каким-то Сашкой, хоть и видела его в первый раз в нашей компании. А еще через полчаса потащила Толика прогуляться. Мы с ним после 23 февраля, когда он делал мне предложение, почти не разговаривали.

Хорошо погуляли, кстати. По-доброму. Он признался, что совсем на меня не сердится и продолжает ждать. С ним я тоже поцеловалась (с ума сойти).

А потом почему-то вдруг ответила ему: «А что, очень может быть…», и только ночью, приехав домой после праздничного салюта, поняла одну ужасную вещь – действительно, «все очень может быть», но я категорически не хочу детей, носящих его фамилию и его отчество!

У меня в глазах неожиданно возникла маленькая, смеющаяся, ласковая девочка, похожая на меня. Или мальчик. С длинной челкой и сильными кулачками. Но фамилия у них была совсем другая!

Так, может быть, основной женский критерий для вступления в брак – это фамилия будущих детей?

2 июня 1987 г.

Утром, перед консультацией, чтобы новость для меня не была полной неожиданностью, позвонила Наташа. Спросила что-то по конспектам лекций и расписанию экзаменов, а потом выпалила:

– Макаров вернулся.

Мое сердце взметнулось ввысь. Но, не успев задать ни одного вопроса, я услышала ее следующую фразу:

– Говорят, у него в августе свадьба.

Я не помню, что было дальше! Дышала я или нет? Села ли? Легла ли? Может, упала?

…Раздавались звонки телефона. Кто-то постучал в дверь. Потом все стихло.

Я помню, что тщательно собиралась в институт: перелистывала и раскладывала какие-то тетрадки, сортировала учебники. Затем вынула их из дипломата и сложила зачем-то в ярко-красную сумку с золотыми сердечками, совсем неуместную для института. Долго выбирала платье. В результате, надев джинсы и белую блузку, поехала на консультацию, вернее, на ее второй час.

Шел перерыв. На часах, что над лекционным залом, светились цифры 11:47. Я смотрела на их зеленые отблески и упорно шла вперед. Главное – дойти и сесть, не обращая ни на кого внимания.

– Мария, – раздался давно забытый голос. – А ты еще красивее стала!

Как в тумане, я медленно прошла мимо группы парней.

После консультации Наталья увела меня к себе. Нарочно, конечно. Чтобы немного отвлечь. Я общалась с ее Алексеем, играла с Аленкой, лепила пельмени, но мысли мои были очень далеко.

В пол-одиннадцатого вечера позвонила мама и предложила меня встретить. Я, нисколько не смущаясь, наврала ей, что Алексей меня проводит. Он и вправду порывался меня проводить, но Натка сделала ему предупредительный знак.

Вышла на улицу. Первое июньское тепло… Звездное манящее небо… Но ничто, даже вкусный, давно желанный, летний, запах, не вызывал никаких эмоций. Я, наконец, оставшись одна, шла по улице и с упоением ревела.

Ну, почему со мной всегда так? Что за Царевна-лягушка из меня получилась? Девчонки, не стесняясь, бегают за парнями, и буквально женят их на себе всеми известными и неизвестными способами: приезжают к ним в другие города, ложатся с ними в постель, сами делают предложения руки и сердца. Шантажируют, наконец. И добиваются своего! Я же все жду…

Мимо прошла веселая компания. Они подозрительно посмотрели в мою сторону, но, слава Богу, промолчали.

На остановке пожилая женщина прижимала к груди небольшую сумочку и маленького спящего щенка. Увидев меня, грустно покачала головой мне вслед. А я шла и продолжала плакать!

…Макаров стоял возле моего дома. Это было так привычно, как будто он всегда тут стоял, как будто он всегда знал мой адрес. Как будто, он был в курсе, что я вот-вот подойду.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила я, вытирая слезы.

Мы сели возле моего подъезда на срубленное дерево. Я продолжала плакать, а он меня целовал, будто ловил губами мои слезы. Потом стал осторожно обнимать, выбросив из левой руки сломанную ментоловую сигарету. Его ладонь так вкусно пахла, когда он касался моего лица.

– Машка, девочка моя, неужели ты меня ждала?

Впервые я не постеснялась ответить:

– Ждала.

Евгений оторвался от меня, обхватил свою голову руками и произнес:

– Я тоже не смог тебя забыть. Но, если бы я знал, что это взаимно… Черт, если бы я знал! Как увидел тебя сегодня, сердце остановилось! Такой ты мне приснилась однажды.

– У тебя скоро свадьба? – безнадежным голосом спросила я.

Он ответил то, что я хотела услышать:

– Одно твое слово, и никакой свадьбы не будет!

– Нет! – решительно ответила я и, не оглядываясь, бросилась в подъезд.