Суженые смерти

– Рабочие, шахтеры, учителя, врачи, деятели искусства и все неравнодушные астурийцы! Мы собрались сегодня здесь, чтобы выразить свою солидарность с каталонскими железнодорожниками. Они были незаконно уволены, и, когда потеряли работу, у них не осталось ни одного сентимо, чтобы накормить свои семьи. Я был простым угольщиком и проводил в шахте по двенадцать часов в день за небольшие деньги с одиннадцати лет. Но прошла почти четверть века, а на шахтах все еще ничего не изменилось. На добыче угля до сих пор работают женщины и маленькие дети, которым почти ничего не платят. Рабочему классу не хватает средств даже на самое необходимое, не говоря уже о медицине. В Великобритании рабочий день уже сокращен, а жалованье увеличено, несмотря на войну. Злые языки будут говорить, что мы пытаемся изнутри разрушить Испанию, но это не так. Мы против коррумпированного правительства Эдуардо Дато и призываем его к отставке. Мы требуем провести честные выборы и сделать избирательное право равным для всех. Наши женщины тоже должны принимать в них участие и иметь возможность быть избранными. Мы требуем экономических реформ, так как наша жизнь становится труднее с каждым днем. И пусть газеты разного толка: консервативные, либеральные или социалистические – опубликуют все наши требования, не искажая смысла.

Не успел Мануэль закончить свою речь, как раздались оглушительные крики одобрения и овации. Затем члены профсоюза решили дать слово непосредственно Хорхе. Накануне забастовки три верных друга: Хорхе, Мигель и Альваро – тянули жребий, и судьба выступающего была уже определена. Итак, Хорхе Родригес должен был произнести речь перед протестующими. Его друзья остались довольны этим, зная, что Хорхе мог повести за собой толпу и со временем возглавить борьбу за права шахтеров в Астурии.

Он легко забрался на самодельную трибуну и решительно взял в руки металлический рупор. Гул толпы постепенно стих, и Хорхе Родригес обратился к собравшимся:

– Астурийцы! Пока в правительстве сидят взяточники и толстосумы, рабочий класс и все простые люди обречены жить в нищете. Образование и медицина – это непозволительная роскошь для простого испанца, в отличие от привилегированных классов. Наши дети растут в шахтах, а не учатся в школах. Инфляция сжирает весь наш и без того скудный заработок. Нам говорят, что с экономикой в стране у нас все в порядке, но мы почему-то стали зарабатывать меньше, а отсутствие политических свобод делает положение рабочих безысходным. Мы должны требовать смены власти! Общенациональная стачка уже сплотила рабочий класс всей страны! Сегодня мы вписали в историю Испании новые строки, которые не должны быть стерты!

Хорхе говорил уверенным голосом зрелого мужчины, не смотря на свой молодой возраст. Он был бескомпромиссен и чувствовал свою ответственность перед своими товарищами. Толпа приветствовала его после пламенной речи одобрительными возгласами и аплодисментами. Затем выступающие активисты продолжали сменять на трибуне друг друга. Рев собравшихся то стихал, то с новой силой возобнавлял людское негодование, поднявшееся против властей.

Противоборствующая сила местной жандармерии не смогла преодолеть баррикады, их попытки были тщетны. Людское море было настолько огромным, что численность стражей порядка была значительно меньше. Не могло быть и речи о силовом разгоне протестующих.

Волны демонстрантов вздымались и шумели, словно поднялся настоящий революционный шторм. Женщины и дети забрасывали жандармов деревянными обломками и камнями. Поэтому блюстители порядка приняли решение не спешить с применением силы и дождаться распоряжения из столицы.

В это время непосредственно на территории шахт рабочие оказали мощное сопротивление национальной гвардии, которая должна была обеспечивать безопасность за пределами города. Крики угольщиков становились более устрашающими от природной акустики гор. Великие планы непоколебимых гвардейцев были сорваны разгневанными шахтерами. Многие солдаты, наверное, в этот момент пожалели, что заблаговременно не сходили в Центральный кафедральный собор Овьедо, чтобы хорошенько помолиться о своем спасении.

Постепенно сгущались сумерки. Прохлада начала действовать отрезвляюще на участников этой стачки. Фигуры гвардейцев и жандармов постепенно размылись в темноте, и шахтеры поняли, что представители власти отступают. Жители Овьедо были окрылены удачным и бескровным началом стачки. Они надеялись на то, что их требования будут удовлетворены и с ними начнут считаться, как с людьми. Простой народ не хотел больше быть безмолвной королевской чернью. Астурийцы расходились по темным улицам с зажженными факелами в руках. Им казалось, что они освещают себе путь не только к своим домам, но и к счастливому будущему. Однако их отброшенные беспокойные тени были печальными и мрачными, несмотря на всеобщее ликование.

Первые дни стачки были относительно спокойными для Овьедо в отличие от Мадрида, Барселоны и Бильбао, куда были брошены основные правительственные силы. Король не хотел повторить участь русского царя Николая II. Он перестал доверять политикам как консервативного, так и либерального толка. Монарх опасался перехода военной хунты на сторону протестующих и поэтому решил заручиться поддержкой генералов и командиров. До этого момента военные не принимали участие в подавлении народных волнений, более того, среди офицеров находились даже сочувствующие рабочим. Однако вся военная элита, не раздумывая, стала на сторону короля. Ее возглавлял генерал Мигель Примо де Ривера, который на тот момент был губернатором Кадиса. Его авторитет в армии был безоговорочным, поэтому Примо де Ривера мог влиять на военных в столице даже с самой южной окраины государства.

Почти по всей стране стачка была жестоко подавлена за неделю, и только Овьедо упорно продолжал сопротивляться. Король по рекомендации преданных генералов решил лично обратиться к самому молодому и бесстрашному майору Испании – Франсиско Франко. Майор незамедлительно заверил короля в своей непоколебимой преданности монархии и предложил отправить в Астурию «Поезд смерти», в вагонах которого должен был ехать репрессивный конвой для подкрепления национальной гвардии Овьедо. Инициатива Франко заключалась в том, чтобы прибывшие военные направились по железной дороге к реке Каудаль, где находились горнодобывающие предприятия, и под его личным командованием смогли как можно жестче расправиться с бунтовщиками, пока жандармерия Овьедо будет заниматься зачисткой города. Стратегия, предложенная Франко, по его словам, должна была надолго демотивировать протестное движение в Астурии. Через несколько дней репрессивный конвой уже прибыл в непосредственное распоряжение майора.

Глава восьмая

«Поезд смерти», как огромная змея, двигался по железной дороге между поселениями Лена и Абланья. В подчинение майора Франко поступило большое количество вооруженных солдат под командованием мадридского лейтенанта. Он стал головой этого Василиска, несущего бунтовщикам жестокую расправу.

Поезд резко затормозил напротив шахт. Внутри вагонов солдаты столкнулись друг с другом от неожиданной остановки. У кого-то упала с грохотом винтовка, а у кого-то свалился вещевой мешок, из которого выкатились фрукты и головка сыра. Растерянный солдат поспешно начал собирать с пола продукты и запихивать их обратно в котомку. В это время раздался возглас предварительной команды лейтенанта, и сразу все пришло в движение. Военные взяли в руки винтовки системы Гра, дула которых они выставили наружу и, дождавшись исполнительного приказа, открыли огонь по угольщикам, столпившимся у входа в шахту. Внезапно раздались крики, и люди побежали прочь. Рабочие начали поспешно укрываться в штольне, наскоро баррикадируя вход. Несколько мужских трупов уже распластались на черной земле, которая впитывала в себя сочившуюся кровь, бесследно исчезающую в угольной пыли.

Солдаты стреляли, не переставая, в бегущих собак, которые взвизгивали и тут же падали замертво, в женщин и детей. Люди ворвались в шахту, как птицы в свое гнездо. Маленький изможденный ребенок лет двенадцати схватил кусок угля, подбежал к краю баррикады и швырнул его по направлению к поезду. Мать с криком ужаса подбежала к нему, когда ее сына уже настигла пуля. Тело мальчика обмякло в руках женщины, и весь этот кошмар навсегда застыл в широко раскрытых глазах ребенка.

Как только началась эта бойня, Хорхе, не обращая внимания на выстрелы, побежал по горной тропе к другим шахтам, чтобы предупредить людей о прибытии беспощадного «Поезда смерти», маршрут которого уже начался.

«Почему все так случилось? Никто не мог даже предположить подобной бесчеловечности. Нужно обязательно добежать до Мануэля Льянесы, чтобы все ему рассказать и предостеречь людей от приближения к железной дороге. Боже! Неужели я смог оторваться?» – спрашивал он себя. Хорхе бежал как заговоренный, пока гвардейские пули пролетали мимо него.

Добравшись до близлежащей шахты, он смог предупредить людей, чтобы они постарались спрятаться до прибытия «Поезда смерти». Он попросил по цепочке передавать это известие в другие шахты. Только так рабочие могли избежать массового расстрела. Хорхе сильно устал, и этот бег по горам он уже никогда не забудет. Пока еще светило солнце, Хорхе Родригес успел добраться до Мьереса, где в это время находился Мануэль Льянеса и штаб Всеобщего союза трудящихся.

Погода внезапно испортилась, и после изнуряющей жары дождь хлынул стеной. Одежда Хорхе вымокла насквозь, но он продолжал идти вдоль горной реки, даже не пытаясь укрыться от ливня. Очертания старых домов рассеивались. Дождевая вода делала противоположную сторону улицы невидимой. Хорхе с трудом нашел администрацию города и быстро вошел в открытую дверь.

Шахтер почти с порога наткнулся на старика с седыми кудрявыми волосами и аккуратно подстриженной бородой, на небольшой горбинке носа которого красовались очки с тонкой оправой. Пожилого человека звали Алехо. Старик был одним из основателей профсоюза Астурии. Он вызвался проводить Хорхе к сеньору Мануэлю в его кабинет. Поднявшись на второй этаж, они вошли в небольшую комнату с письменным столом, заваленным бумагами и книгами. Сеньор Льянеса склонился над документами и делал пометки на полях карандашом. Тот самый узнаваемый человек с пышными усами и густой шевелюрой, который недавно выступал на митинге в Овьедо, поднял свою голову и сразу же понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Хорхе стоял перед ним, как будто его окатили ведром с водой. Быстро поздоровавшись, шахтер начал сбивчиво рассказывать о случившемся, проглатывая слова от волнения. Мануэль и Алехо внимательно его слушали, и желваки от напряжения начали играть на лице мэра. Сеньор Льянеса поднялся со стула и широким шагом пересек комнату, подойдя к пожилому человеку в очках.

– Сеньор Алехо, нужно немедленно напечатать листовки и распространить их по всем астурийским городам. А еще мы должны непременно как можно скорее провести переговоры, чтобы остановить карателей. Король, по-видимому, неправильно понял миролюбивый характер нашей забастовки, – обратился Мануэль к пожилому человеку.

– Вы правы, листовки будут распечатаны немедленно, а члены профсоюза должны самостоятельно их распространять на улицах городов и маленьких поселков. Мы не можем подвергать опасности мирных граждан, ибо любая агитационная деятельность строго карается нынешним законодательством, даже если ее цель – спасти тысячи жизней. Наш король совершил ошибку, которая будет иметь непоправимые последствия в будущем, ввергая нашу страну в бесконечное колесо репрессии. Вы говорите о переговорах, а с кем? С майором Франко? Он хладнокровно и без колебаний отдал приказ стрелять в безоружных мужчин, женщин и детей. Я даже уверен, что «Поезд смерти» – это была его личная инициатива. С таким еще в Испании не сталкивались! – закончил свою эмоциональную речь Алехо.

– Когда вы сможете напечатать необходимое количество листовок? – спросил Мануэль.

– Я буду работать беспрерывно и сколько потребуется. Уже утром вы сможете забрать первые экземпляры, – ответил старик.

Потом он повернулся в сторону Хорхе и сказал:

– Дайте ему переодеться во что-нибудь сухое. Еще простудится.

– Разумеется, – ответил мэр, подойдя к промокшему парню, и уже непосредственно обратился к нему:

– Хорхе, вы должны быть как можно осторожнее. Ваше лицо хорошо знакомо местной жандармерии. Прилягте на диван и поспите несколько часов, пока будут печататься листовки, а потом отправитесь вместе с нашими товарищами распространять первые экземпляры. Вот еще что я хочу вам сказать. Стачка скоро закончится, и, как я уже понял, далеко не в нашу пользу. Оставаться вам дальше в Овьедо будет опасно. Когда-то сеньор Алехо помог мне попасть во Францию, где я продолжал работать шахтером. Таким образом мне удалось пересидеть в эмиграции опасные для себя времена. Пока в Европе продолжается война, я предлагаю вам уехать в Кантабрию хотя бы на пару месяцев. Там не распространяются полномочия майора Франко, а военные пока достаточно лояльны. А потом отправиться по железной дороге в провинцию Кастилию и Леон. Я обращусь в муниципалитет Паленсии, и вы сможете продолжить работу горняком. Вот вам письмо и деньги. Когда отменят комендантский час, отправляйтесь в Сантандер.

Хорхе молчаливо кивнул в знак согласия, и работа закипела в здании администрации. Наскоро переодевшись в сухую одежду и поев незатейливую пищу, Родригес повалился на диван, согнув колени. Не обращая внимания на посторонний шум, он быстро заснул от нечеловеческой усталости.

На следующий день еще до рассвета Хорхе разбудил сеньор Алехо. Он прижимал к себе большую стопку листовок, перевязанных веревкой. Бумага, на которой напечатали текст, была небольшой, примерно одиннадцать на шестнадцать сантиметров, где жирным шрифтом было выделено обращение к гражданам.

– Вставай, Хорхе, пора, – произнес он.

Шахтер еле продрал глаза и тупо уставился на него.

– У тебя десять минут на сборы. Внизу уже ждут товарищи, – мягко сказал старик, словно ребенку, которого жалко будить.

– Я готов, – пробормотал, потягиваясь, Хорхе. – А можно у вас спросить? Не будут ли мои товарищи считать меня дезертиром, если я уеду в другую провинцию?

– Мальчик мой, твой отъезд – это не предательство профсоюзного движения, а лишь вынужденная мера, чтобы спасти будущее нации. Такие харизматичные и честные люди, как ты, способные повести за собой людей, должны проявить себя в скором будущем. Если тебя покалечат или забьют в камере насмерть, никому от этого лучше не станет. Я стар и поэтому остаюсь здесь, помогая другим. Мы пришлем тебе письмо, когда твое присутствие здесь будет необходимо. Ты там не на всю жизнь останешься. Я думаю, майор Франко скоро нас покинет, получив очередное повышение, – сказал сеньор Алехо.

– Будем считать, что я с вами договорился, но как же моя невеста? Я же на ней обещал жениться, – растерянно поинтересовался Хорхе.

– Так женись, и уезжайте вместе. Это вообще не проблема, если она, конечно, захочет, – ответил с улыбкой пожилой человек.

С этими словами сеньор Алехо вышел, а удивленный Хорхе увидел, что какая-то заботливая рука поставила ему на стол кофе и хлеб с кусочком сыра. Молодой человек бросил взгляд на пахнущий типографской краской текст и быстро прочитал содержание:

«Внимание! Не подходите к железной дороге. По ней курсирует «Поезд смерти». Солдаты стреляют на поражение. Король вместе с правительством приняли решение о силовом подавлении общенациональной стачки. Не выпускайте детей на улицу».

Это было самое подходящее время для распространения листовок. Группа рабочих уже ждала его на улице. К обочине подъехали две коляски. Одна из них вместе с членами профсоюза должна была направиться в Хихон, а другая в Овьедо. По пути активистам профсоюзного движения необходимо будет распространить напечатанную информацию в небольших шахтерских поселках. Хорхе сел в коляску вместе с супругами Льянеса, чтобы отправиться в столицу Астурии. Еще три человека поехали в другом направлении. Остальные товарищи дожидались на улице очередной партии листовок для их распространения на территории города.

Возничий щелкнул кнутом, и коляска тронулась в путь. Вчерашний дождь уже впитала в себя раскаленная земля. Звонкие удары копыт немного затихли, когда лошади побежали по ухабистой дороге. Небо еще светилось звездами, как бестелесными огнями, излучающими бело-серебристый свет. Прохладная и влажная ночь заканчивала свой оборот, устремляясь к раннему восходу. Впереди показались уже трудно различимые постройки небольшого поселка.

Немного проехав по улице, возничий остановился у какого-то дома. Пассажиры выпрыгнули из коляски и разошлись в разные стороны, чтобы через некоторое время вернуться назад. Хорхе выхватил из стопки листовки и быстро направился вдоль улицы. Карман его старого пиджака был оттопырен банкой с клеем и торчащей из него кистью. Сердце у Хорхе выскакивало наружу, и не только от волнения, но и от быстрого бега. Времени было мало. Он пронесся, как ураган, по нескольким кварталам, и только, когда листовки закончились, Хорхе повернул назад. Все нужно было делать молниеносно, от этого зависели жизни многих людей, и он полностью отдавал себе в этом отчет.

Вскоре показалась их коляска. Лошади, не торопясь, щипали мокрую траву. Одним прыжком молодой человек оказался уже внутри экипажа. И только тогда он смог перевести дух. Через несколько минут разгоряченные и запыхавшиеся супруги Льянеса быстрым шагом возвращались к назначенному месту. Так продолжался весь путь до самого Овьедо.

Ранним сереющим утром путники достигли столицы Астурии. Здесь они проехали по центральной улице, расклеивая листовки или просовывая их в зазоры входных дверей. А затем, когда уже солнце осветило город, экипаж остановился у дома, где жил Хорхе. Он положил листовки в мешок и, попрощавшись с соратниками, поспешил в свое убежище. Ему еще предстояло несколько дней вместе со своими приятелями распространять их по городу и близлежащей местности.

Войдя в свою комнату, он отбросил мешок в сторону и, не раздеваясь, упал на кровать. От тепла постепенно согревались конечности, напряжение проходило. Хорхе считал удары собственного сердца. Мужчина хотел спать, но не мог. Трагичная действительность вчерашнего дня не давала ему покоя. Он бы дорого отдал за то, чтобы очнуться от глубокого сна с чувством того, что это ему все привиделось, как ночной кошмар. Хорхе было страшно подумать, к чему в дальнейшем приведут последствия стачки. Он постоянно прокручивал в своей голове слова сеньора Алехо о нескончаемом колесе репрессии, которое скоро прокатится по стране.

«Неужели помилования не будет? Я не могу поверить в то, что на нашей земле будут бродить только призраки страшных видений. А покатившееся колесо никогда не сорвется в черную расщелину бездны», – думал он.

Глава девятая

Медный шар расплавленного солнца посылал на землю свои бегущие знойные лучи. Почти за неделю ситуация в Астурии не изменилась. Шахты опустели, а Овьедо оказался полностью парализован. В городе уже не осталось ни одного человека, лояльного к власти после прошедших событий. Баррикады так никто и не разобрал, и пылающее светило смотрело вниз, разделяя всеобщее негодование.

«Поезд смерти» хоть и завершил свое пребывание в Астурии, но не был заключительной точкой в подавлении всеобщего недовольства. В последний день его пребывания около шахт гвардейцы расчищали территорию, забрасывая в вагон трупы, как мешки, наполненные костями и застывшей кровью. В это жестокое время в Овьедо начали стекаться жители близлежащих поселков, и репрессивная машина подтолкнула людей не просто к стачке, а уже к личному противостоянию с Франко. Жить рядом с железной дорогой стало невозможно, и огромный наплыв рабочих захлестнул город. Прошло больше двух недель с первого митинга в Овьедо, а городские улицы все еще продолжали держать оборону. По всей стране активисты профсоюзов, коммунисты и анархисты уже сидели в тюрьмах, за исключением Астурии. Жандармам больше ничего не оставалось делать, кроме как обратиться за помощью к майору Франко, который был безоговорочно верен королю и правительству. Иначе это грозило перерасти на севере страны в настоящую революцию. Тянуть время стражи порядка больше не могли, потому что пример астурийцев мог вдохновить все испанские провинции.

Майор Франко с нетерпением ждал этого обращения. Его подмывало уже без лишних формальностей разогнать весь этот сброд и очистить город. И вот уже послышались выстрелы, пока что предупредительные. Но, зная уже о первых жертвах, толпа протестующих забурлила в панике, бросаясь во дворы и переулки. Жандармы и солдаты арестовывали всех подряд с применением силы. Франсиско Франко лично командовал разгоном недовольных и зачисткой города. Схваченных людей солдаты конвоировали строем. Майор посмотрел на эту процессию и нетерпеливо закричал: