Тёмный голос

Она недовольно пожимает плечами и прислоняется к стене. Вспоминает о телефоне и подносит к уху.

– Ты ещё здесь? Пять минут надо подождать!

Ей что-то долго говорят.

– Короче, давай так!– голос становится недовольным. – Сейчас меня вычистят. Через две недели я приступлю к работе. Приставишь ко мне эту беленькую, она мне нравится, девка хорошая.

Она снова что-то слушает. Потом смеётся.

– Вот, я тебе говорю: с мозгами, юбок не носит, как эти тупые куры. Говорила им, что в мини сразу загребут.

Наша длинная очередь отвлекается и слушает телефонную трель уличной проститутки. Женщина рядом со мной шепчет:

– И даёт же Бог таким детей, а они их убивают. И этого пришла убить. Убьёт и снова станет на дороге. О, Боже! Почему так?

Она заходит в 302 кабинет, и очередь начинает шуметь пуще прежнего. На мгновение женщины забывают о своих проблемах. Их волнует вопрос: почему проституток обслуживают вместе с ними? Моя соседка обращается ко мне:

– А ты что думаешь?

Мой язык костенеет, ведь я собираюсь поддержать большинство. Осудить эту неизвестную женщину. Набросится на неё с критикой: «Это самое последнее дело – торговать собой». Я хочу это сказать, чтобы почувствовать одобрение, чтобы стать единым целым с этой страждущей очередью. Я собираюсь это сделать, но моё тело накрывает спазмами. Я начинаю кашлять. Мне понятно, что себя не обманешь. Это урок – нужно быть честной перед собой, перед людьми. Я смотрю своей соседке в глаза, она ждёт моего ответа.

– Что я думаю? – першение отступает. – Не суди, и судим не будешь! Она такой же человек! Она имеет право делать выбор. Жить так, как считает нужным. Я не имею никакого права её осуждать. Я не имею никакого права говорить ей, как лучше, что ей делать, и как жить! Всё, что я могу – это заниматься своей жизнью. Быть счастливой, и тем самым давать пример другим людям, тем, кто потерялся и запутался.

Мои глаза увлажнились от переизбытка эмоций от гордости за себя, за то, что я смогла выиграть эту маленькую битву в мире предрассудков. Женщина опустила глаза, она больше не говаривала со мной. Куртизанка вышла нескоро. И сразу принялась названивать.

– Только через неделю! – без приветствий отрапортовала она.

Снова внимательно слушает и агрессивно добавляет:

– Всю неделю буду работать! Деньги нужны!

Она подходит к стойке регистратуры и громко оформляет документы. Мы слышим её имя, фамилию и адрес.

Женщины в очереди недовольно бубнят. Я наблюдаю за ней. Мне кажется, она давно заметила это нездоровое внимание, и ей оно нравится. Своими громкими возгласами намеренно его подогревает. Она смотрит на выданное ей направление и едко замечает:

– Я не Инна, меня зовут Инга! Переделывайте!

– Если бы Вы меньше говорили по телефону, то ничего бы не пришлось делать заново! – медсестра вступает в перепалку.

– Я тебе сказала по буквам – Инга! Чем ты слушала? – куртизанка намерена разжечь скандал.

– Не тыкайте мне!

Инга недовольно отворачивается от окошка регистратуры и ждёт документы.

На прощание она громко хлопает дверью.

22

Сверток № 6.

Внутри лежала фотография. Я её видела в квартире Евгении – та самая, на которой было написано «Варна 1958». Симпатичная молодая женщина обнимает высокого худощавого мужчину. Евгения и Альберт.

К шестому свёртку прилагалось три письма. Одно из них было жёлтым, потрёпанным, с засохшими бурыми пятнами. Глядя на него, несложно догадаться, что ему не меньше, чем фотографии. Остальные конверты новые. На одном было написано: «Прочтёшь первым!». На другом: «Прочтёшь после старого письма».

«Здравствуй, моя дорогая! В предыдущем послании я говорила: обрести себя можно, лишь встретившись со своими страхами. Сколько людей, столько и страхов. У каждого они свои. И эта встреча неизбежна, если стать хозяином жизни.

Я расскажу тебе о своём страхе. Он перевернул мою жизнь с ног на голову. Он освободил меня от предрассудков, от сожаления и горечи. Моя жизнь обрела цельность. После этого опыта я приобрела свободу, любовь и счастье.

Я рада, что сохранила письмо, которое адресовала Саре и Наденьке. Я думала, что это мои последние слова для самых близких. Открой его и прочти».

Раритетный конверт был запечатан. Я несколько минут рассматривала его пожелтевшую от времени бумагу. Запекшиеся пятна; такие бывают, когда проливаешь кофе. Бумага была плотной и увесистой. Я водила пальцами по шершавой текстуре и всматривалась в скромную надпись с Новозеландским адресом и двумя именами: «Саре и Надежде».

Я распечатала конверт, и запах прошлого ворвался в комнату. Запах библиотек и прокуренных кабаков, чернила и водки. Я расправила с десяток жёлтых, мелко исписанных страниц, усеянных разводами и бурыми пятнами.

«Сара, Наденька!

Я должна рассказать о том, что произошло. Вы должны знать! Вы помните, после того, что произошло с Энн и Рэйчел, к нам зачастила полиция. Узнав о наших корнях, нами заинтересовались спецслужбы. Помните, мы летали с Альбертом в Австралию? Мы сказали вам, что это был отпуск. Всё неправда и ложь. Мы были там на обучении. Нас завербовали. Они предложили перебросить нас в Союз. Сделать, как они говорили, «пустяковое дело», за возможность увидеть родных, получить вознаграждение и безопасно вернуться в Австралию.

Мы прибыли в Варну летом 1958 года. По прибытию получили поддельные документы. Семья Ивановых, Екатерина и Андрей. То послание, что нам велели передать, я выучила на память ещё в Сиднее. Набор букв и цифр. Явно, что это был какой-то шифр.

Мы провели несколько дней в Болгарии, где нас кратко ввели в курс дела. Корабль до Одессы. И вот, мы в городе, где впервые встретились. В городе, где я обрела вторую жизнь. Где я научилась любить и доверять. Он был уже не тем… Война оставила свой след. Разрухой и борьбой были пронизаны солнечные улочки. Мы не стали задерживаться – кольцо опасности сжималось. Нам было страшно встретить людей из прошлого: соседей, коллег.

– Здесь очень опасно, – рассуждал Альберт. – Мы ввязались в плохую историю. Доведём всё до конца и мигом возвращаемся обратно… Повидать родных и близких – ужасная идея. Люди очень изменились, здесь воздух пропитан поиском предателей Родины, – осматриваясь, шептал муж.

Я была с ним согласна. Не задерживаясь в Одессе, мы направились в город, где жили мои родители. Там нужно было передать послание, и у нас оставалось короткое время, разумно было бы залечь на дно, а потом двигаться в обратном направлении, не особо привлекая внимания. Только в моей голове зародилась безумная идея. Всеми правдами и неправдами я вознамерилась увидеть мать и отца, познакомить их с Альбертом, рассказать о Наденьке и своей жизни. Это было нужно, как глоток воздуха. Мне хотелось увидеть в их глазах гордость за свою дочь. Услышать, что я: «Умница!».

Сообщение я передала быстро на чердаке полуразрушенного здания совсем юной девушке. До сих пор перед глазами стоит её хорошенькая голова с короткими светлыми волосами. Огромные зелёные глаза поднимались ко мне, а потом падали на лист, на котором она старательно записывала мои слова.

– Берегите себя! – на прощание сказала она. Ещё совсем ребёнок.

До отправления поезда оставались сутки. Это очень беспокоило Альберта. Он боялся, что меня могут увидеть, узнать. Мы были в уязвимом положении. Мы даже не доверяли своим документам. Нам казалось, что если их увидят, нас сразу же разоблачат.

Я уговаривала Альберта, спрятаться у моих родителей. Это безопаснее, чем мыкаться по железнодорожному вокзалу или искать комнату для ночлега.

– Переночуем в кустах, – шутил он. – Сейчас это самое безопасное место.

Я без устали продолжала убеждать мужа. Мне не хотелось ему озвучивать истинную причину, почему я ищу встречи с семьёй. Ещё в Новой Зеландии, когда нам только намекнули о возможной вербовке, я мигом согласилась. Я не думала о риске, я представляла, как увижу отца, как расскажу ему о своей жизни. О, том, что сделала! Сколько спасла жизней! Я ощущала, как он обнимет меня, расплачется. И я почувствую, как все те обидные слова, сказанные мне восемнадцатилетней, потеряют силу, они отпустят меня, я стану свободной. Мне стыдно признаться, но всё, что я делала в жизни, было с оглядкой в прошлое. Что скажет мой отец? Он будет гордиться? Я всегда задавала эти вопросы. Мне хотелось, чтобы он знал и понимал: я хорошая дочь!

К сожалению, я не была хозяйкой своей жизни. Я была жалкой рабыней, которая жаждала отцовского прощения и любви. Ведь мать, хоть и ворчала, была на моей стороне. Она, не смевшая перечить мужу, не заступилась, когда отец выставил меня на улицу, и пожалуй, это единственное, за что я злилась, но одновременно и понимала.

– Альберт, они не причинят нам зла, – сжимая руку мужа, повторяла, как попугай.

– Они, возможно, нет, а вот другие – могут…

– Альберт, давай просто подойдём к тому дому, где они живут.

– Ты знаешь, где их искать?– муж был озадачен.