Выход зубной феи

– Говорите, посторонний? Кто такой, приметы, фоторобот? Сейчас мы его объявим в розыск, – сторож деловито доставал какие-то бланки и не проявлял ожидаемого беспокойства. Это следователю совершенно не понравилось, поэтому он красок не пожалел:

– Матерый преступник. Рецидивист. Внешность обманчивая. Я вообще, гражданин, это дело милиции, в смысле, настоящей милиции, искать.

– Тю-ю, – совсем неуважительно ответил работник поместья, – настоящая милиция мой баян уже тридцать лет найти не может. Увели с лавочки из-под дома, лично видел, кто увел и как, а милиция говорит – мотива нет. У всех в деревне по баяну. Так что вы мне не заливайте. Говорите имя, адрес.

– Мои? – опешил следователь.

– Нет, покойного Тутанхамона! Преступника, конечно. Для ловли.

Так бы они и препирались, если бы в тот момент Катанину не позвонил взволнованный Назар Никонович.

– Я подъезжаю! – крикнул в трубку любящий сын. – Где вас носит? Что с маменькой? Она не подходит к телефону.

– Не знаю, – честно признался опер, – и где мы, и что с вашей мамой. Хотя мы вроде у гаража. Здесь еще сторож за решеткой.

Химик задумался и после некоторой паузы предположил:

– Хм..Вы, наверное, за восточным кордоном. Ждите, я пошлю за вами.

Спустя еще двадцать минут за подуставшими милиционерами приехал автобус. Темнело. Осень плюс сумерки – самое сложное время для неврастеников и маньяков, поэтому следователь ожидал от Поленко в эту ночь худшего. Всю опергруппу одолевали самые тяжелые предчувствия, и, когда в конце маршрута их встретил Назар с перевёрнутым лицом, градус всеобщего настроения достиг критического минимума.

Баронессы нигде не было. По существу никто не мог точно вспомнить, когда и где ее видели в последний раз. В Собрание она уже четыре дня не выезжала, сказавшись больной. Своих горничных отпустила до понедельника, ибо ей все надоели, а прислуга помельче боялась и посмотреть в сторону госпожи Бериной. Сын с ней третьего дня завтракал, а после был уверен, что маменька уехала на воды или еще в какой конец поместья. Короче, картина вырисовывалась пугающая.

Наблюдавший за коллективной паникой человек в свитере, то ли лифтер, то ли садовник, аккуратно зашел за беседку, приоткрыл щиток и нажал на кнопочку. То был сигнал о чрезвычайном происшествии, установленный по приказу хозяина и технически исполненный его верными друзьями. Вот теперь человек в свитере сорвал пломбу и утопил кнопку до упора. Ничего не произошло, по-прежнему "Заозерная" тонула в сумерках и тишине. Мужчина нерешительно нажал еще раз, потом пожал плечами и отошел. Надежды на помощь Никона не было.

А тревожная кнопка все же работала. Только сигнал звенел сейчас не по анфиладам Беринского замка, и не летел сиреной над бескрайними полями имения, а тихо и кратко тренькнул где-то на другом конце света, в хитрых часах художника. С этой минуты началась развязка дикой истории Поленко.

Будучи за тридевять земель, Берин-старший держал руку на пульсе. При неотложном вызове тут же задергались ниточки его обширных связей, полетели телеграммы, раздались нужные звонки и посыпались распоряжения. Не прошло и часа, как опергруппа на территории "Заозерной-17" получила неожиданное и невиданное ею прежде подкрепление: прожектор, два вертолета, три бронемашины и людей без ограничений. Начался планомерный обход территории.

Подкованное следствие уже установило, что некто, предположительно Поленко, пробрался в охраняемые владения через подкоп под забором. Тут же было решено, во-первых, по всему периметру забор заглубить на четыре метра и пустить по нему ток, силу которого проверить на виноватых и недосмотревших, а во-вторых, искать по следам. Следов на ипподроме обнаружилось предостаточно, и идею найти среди них именно директорские пришлось оставить. Зато в этом квадрате наткнулись на ботинок, мужской, итальянского производства. По всему выходило, его владелец соревновался в беге с теми же безобидными пони и не стал давать им фору, отвлекаясь на обувь, застрявшую в грязи.

Сторож в знаменитом Восточном гараже ничего не видел. По крайней мере, в дверь не стучали. Зато самое крайнее окно внизу было взломано. Негодяю явно пришлось над ним попотеть: под витражом валялись погнутые железки, палочки, гвозди и камни. В конце успешной работы начинающего домушника ждало горькое разочарование: вырвав петли и отворив раму, он увидел то же, что сейчас видели оперативники. А именно зеленую лужайку и никакого дома. Крылья гаража-дворца представляли из себя только прекрасно декорированную стену. Вот так преступные пути всегда усеяны терниями!

Поленко это тоже не понравилось: с другой стороны он в исступлении растоптал все лютики и даже слегка порвал на себе волосы, которых эксперт собрал в пакет великое множество. Еще раздосадованный взломщик ударил по стеклу рукой, оставив следствию чудесные отпечатки. Собрав улики, группа двинулась дальше, загибая вправо – все запомнили про астигматизм и его роль в векторе директора.

Уже окончательно стемнело. Хотя парк красиво подсвечивался, в тусклой сентябрьской сырости было зябко и неуютно.

– А мы ищем убийцу или тело женщины? – решив проявить инициативу, поинтересовался у Катанина молоденький милиционер. Инициатива в этот раз была еще более наказуема, чем обычно. Виталий суеверно поплевал в сторону и постучал коллеге по голове:

– Мы ищем подозреваемого, Балахонов! И ищем аккуратно. А если кто что-нибудь другое найдет, тому я не завидую.

Остальные шли в молчании, погрузившись в мрачные думы о других перспективах. Наконец, перед ними показалась масляная гладь озера, живописно обставленного кувшинками внутри и ивами снаружи. На другом конце водоема воздушным пирожным нарисовался небольшой павильон. В окнах горел уютный свет, а прямо у двери сидело привидение.

Виталий пожалел, что с ними нет Господина Рафаэля. Он бы в миг наладил контакт с неведомым, и опергруппа ушла бы с озера не только целой, но и с мешком добытых сведений. Но колдун остался с Рыжим и теперь милиционерам предстояло провести спиритический сеанс самостоятельно.

– Давайте разделимся, – вдруг предложил следователь, – Катанин и ты, Балахонов, пойдете к домику. Я отсюда вижу, там пусто. А вот свет выключить надо, для всей страны экономим! Мы пока с товарищами пробежимся налево, там дом, кажется.

– Налево ты горазд, я посмотрю, – пробурчал эксперт, – все бани да пивные. Да не маши на меня, знаю я все. Твоя жена моей дочке кем приходится? Вот то-то же, ею и приходится. Так что мы еще поговорим с тобой и про налево, и про товарищей. И товарок.

Следователь изменился в лице, что, впрочем, на фоне привидения выглядело незаметно, и понуро поплелся за операми. Приблизившись вплотную к домику, Катанин набрал в легкие воздуха, чтобы поздороваться, но тут привидение подскочило, и, стеная и размахивая белыми одеждами, сигануло в павильон. Оглохшие милиционеры сжались до размеров одного постового, а Балахонов срывающимся голосом сказал:

– Какие волосы! Да это русалка!

– Да это Маман! – сзади на новичка коршуном налетел запыхавшийся Назар Никонович. Он раздраженно отпихнул милиционера и бодрой рысцой помчался в домик. Стоя на ступеньках, химик оглянулся на Катанина и шепотом пояснил:

– Она здесь лечит нервы. На водах. А вы наскоро залатанный душевный мир чуть обратно не порвали! – Назар покачал головой и юркнул в приоткрытую дверь.

Опергруппа зачарованно наблюдала, как в большом французском окне мелькнул силуэт молодого человека, мелькнул и тут же слился с очертаниями дикого привидения. Впечатлительный Балахонов предположил, что оно его проглотило. Он даже снял шапку и в знак скорби приложил ее к груди, но тут огромная тень в окне раскололась на две части. Взявшись за руки, осколки бывшего чудовища подошли к шторе. Было похоже, что они поладили. Через пять минут голова Назара высунулась из-за ставни:

– Можно расслабиться, господа. Маменька в порядке. Ей ваше вторжение даже понравилось, очень в стиле Гёте, так мрачно. В общем, мы здесь переждем в Монплезире, а вы пока хватайте Поленко. Там, за березовой рощей, большой гостевой дом, – химик махнул на деревья и захлопнул окно. Раздался щелчок сигнализации и все стихло.

– Лечат, как же… Калечат они здесь нервы, – глухо завелся эксперт, – идите, говорит, ловите. Командир.

– Такая порода, – следователь не стал подогревать гражданскую позицию коллектива и постарался сразу вернуть группе деловой настрой. – Так, теряем время. Может, нефартовый Поленко тоже видел это нечто в белом. Вчера ночью, допустим. Тогда он уже должен где-то обнимать березку и пускать пузыри, если вообще не окочурился с испугу. Осмотрим рощицу?

Милиционеры колебались, стоит ли в безлунную ночь плутать в лесонасаждениях, но вдруг прямо под ноги Катанину упал кружок фонаря. Это скорым шагом приближался к ним руководитель поисковой группы, призывно размахивая рукой.

– Братцы, – еще издали начал он. – Мы прочесали несколько квадратов до Северных ворот. В гостевой деревне пусто, в окрестностях на пять километров никого. Зато в лабиринте кто-то воет.

– И что же он воет, позвольте узнать? – следователь весь ощетинился, настолько ему нравилась помощь общественности в деле поимки неуловимого директора. Да и братцем бородатому руководителю ему быть не хотелось.

– Предположительно желает спастись, – отрапортовал человек, – наши думают, это ваш клиент. Кажется, он и сам поминает милицию.

На такой призыв опергруппа не откликнуться не могла. Через пять минут запыхавшиеся коллеги уткнулись в упругую и твердую, как резина, стену из туи. Она тянулась в обе стороны насколько хватало глаз, возносясь к небесам в два человеческих роста и переплетаясь тысячами плотных росточков. Хода через стену не было. Где-то там, в глубине этого райского садика, застрял ищущий милицию индивид. До отряда доносились только заунывное блеянье откуда-то из центра зеленого клубка, но что и где там запряталось, было неясно.

В общем, вертолеты пригодились. Как вспоминал позднее Катанин, без них до Нового года опергруппа искала бы директора, спасатели искали бы опергруппу, волонтеры – спасателей, а волонтеров, как всегда, искать уже было бы некому. Как результат, все бы сгинули, ибо лабиринт Берины сработали на совесть. А тут уже к часу ночи с неба удалось заметить одинокую фигурку, тщетно повисшую на талии очередной туи и даже не рискующую больше куда-либо дергаться.

Версия следствия подтвердилась: отшельником местных пампасов и льяносов оказался Леонид Серафимович Поленко, в прошлом убийца и злодей, а в настоящем – голодный, холодный и грязный исследователь дикой природы, сам одичавший до уровня беззубого койота.

Задержанный с благодарностью смотрел на милиционеров и чуть не полез к Катанину целоваться, когда тот строгим голосом предложил ему водички. Наконец, до опергруппы добрался УАЗик с решетками, все расселись по местам и следователь скомандовал трогать. В последний момент он повернулся к бородатому помощнику, пожал ему руку и пригласил заходить. Тот горячо благодарил и ссылался на законную занятость.

Так милиция продвинула культуру лабиринтов в благородных домах.

А Поленко провалил свой последний выход. На бис отныне он ходил только за решетку.

Глава 28

В отделении директор упорствовал недолго. Хотя вид живых и упитанных инженеров его неприятно удивил, но тогда бывший летчик еще не верил, что его песенка спета от трех до пятнадцати. Он с пеной у рта настаивал на полном отсутствии какого-либо злого умысла, подчеркивая, что проявил себя как порядочный и добрый человек. "Не гражданин, а самаритянин. Пробы негде ставить", – сокрушался следователь, когда Поленко в сотый раз излагал ему поучительную историю, как на улице он нашел украденную у него биту, но решил, что ворам она нужнее. Как заботливо занес ее в подъезд по месту жительства этих несчастных, убогих людей, и, чтобы не потерялась, заправил за дверную ручку. Да, в люке. Да, загнал ее намертво, мало ли, какой сброд шатается по многоэтажке? А так не пропадет.

Похитителей он не признал, нет. И сейчас не припоминает. А то, что на капоте его автомобиля красуются их портреты, так все вопросы к художнику. Он просил нарисовать самолетик. Что там вышло, он не вглядывался. Даже себя по центру не видал. Это просто случайное сходство, аэрограф пытался изобразить Алена Делона, и Поленко не виноват, что следователю образцовый француз напоминает директора. Про оригинал фото в первый раз слышит, ибо манией величия не страдает и оставлять лишние свидетельства не любит.

Что касается прогулки по резиденции Бериных и найденном в лабиринте пистолете с отпечатками пальцев Леонида Серафимовича, тут директор просто фонтанировал показаниями. Следователь уже жалел, что не ангажировался в какое-нибудь издательство литературным негром для слезливой романистки. Сейчас бы по мотивам признаний Поленко он выдал бы на-гора двадцатитомник сентиментальной прозы. Короче, в имение летчик забрал от переизбытка чувств. Жанна Станиславовна – подруга его молодости, вероломно бросившая юношу ради удачливого маляра. Вот так трагедии прошлого перекрывают кислород в настоящем! Директор страдал-страдал и наконец отправился поделиться своим горем с тонкой рябиной. Он долго шел. Подкоп помнит, это, наверное, белочки. За забором обнаружились дикие и лохматые звери, пришлось бежать и в целях сохранения собственной жизни стучаться в ближайший дом. Там не открыли, но Поленко сдавал ГТО и знает, что спасение утопающих – это их личное дело. Поэтому окно открылось само, но взять за ним оказалось нечего. Но он же искал спасательный круг! А вдалеке справа как раз виднелось озеро и какая-то беседка, но осенью на природе не очень комфортно. Посему директор отправился прямиком к большому дому, чтобы спросить дорогу обратно. А на пути к дому застрял в этой чертовой посадке, кто только придумал ставить такие заборы с углами! Наверняка он не первый, кто там потерялся, да там пропавших туристов можно искать, и золото скифов, и еще кое-что! Вот директор нашел пистолет. Подержался за него, во-первых, если бы пришлось там жить, он бы пригодился для охоты, во-вторых, когда такая жизнь стала бы затруднительной, пришлось бы застрелиться. Когда уважаемая, дорогая милиция его нашла, оружие он бросил за ненадобностью и присыпал землей, потому как в душе директор давно пацифист.

В общем, Поленко скорее всего и на этот раз удалось бы вывернуться, если бы не встреча с Афонькиным. Явление Вольдемара народу не обошлось без потрясений. В беготне следствия Катанин и его отдел как-то позабыли поинтересоваться результатами вскрытия и не знали, что судмедэксперты уже истратили всю наличность на успокоительное и маленькие сувениры вышестоящему начальству. И все для того, чтобы не вылететь с работы ни по статье о халатности, ни вперед ногами из-за инфаркта. А повод к этому имелся.

Бездыханный Афонькин поступил к врачам в аккуратном черном мешке без признаков жизни. Глубокие тона мозга у пострадавшего отсутствовали, вегетативное состояние было на лицо: охранник напоминал кабачок на грядке и ничего более. Происшествие случилось в пятницу, в красный день знаний, и эксперты в честь праздничка не стали долго рассусоливать. Умер – значит умер. Быстро накатав нелестное для Поленко заключение, старший смены сдал тело в морг и пошел прогуляться по бульварам, где на каждой лавочке теперь не сидело по няньке или мамаше с противным ребенком. Все учились, и судя по всему, эксперту это тоже бы не помешало.

Если бы врачи знали Афонькина при жизни, его овощной вид не ввел бы их в заблуждение. Четвертинка беленькой, презентованная инженерами, стала той последней каплей, которая и лошадь бы убила. Еще до столкновения с битой охранник ощущал некоторое недомогание, ломоту в коленях, зато голова у него не болела. Ибо болеть в ней было нечему. Глубокие тона проскакивали по краешку этого монолита крайне редко и то нужен был очень чувствительный энцефалограф. Когда Вольдемар после всех испытаний очутился в прохладном и тихом месте, всего спустя пару часов жизнь стала к нему потихонечку возвращаться. И тут же вылезать обратно, потому как мороз крепчал, а одежды на мужчине не было никакой, кроме клеенчатого номерка на пятке. Как всегда, спас случай, а именно чисто по случайности в морге дежурил ленивый санитар, который корпел над учебниками в медицинский вместо того, чтобы раскладывать своих постояльцев по холодильникам. С каталки Афонькину было выбраться легче.