Бремя чести

Он смог ненадолго уснуть, а когда проснулся и решил поговорить с Арабель, её не оказалось дома.

Тогда он решил раз и навсегда. Он принял решение и теперь оставалось только услышать признание от разоблачённой преступницы.

Арабель не было весь день, и только ближе к ночи она наконец появилась дома. Ален встретил её с невозмутимым видом, но на его лице читалось отчаяние.

– Где ты была весь день?

– У меня были дела.

– Какие дела у тебя могут быть? Единственная твоя забота, это твой ребёнок.

– Я оставила Мадлен с Женевьевой. Я была в госпитале. Много, очень много людей болеют, страдают. Когда я знаю, что могу помочь, я не могу бездействовать. Завтра я снова пойду в госпиталь и буду помогать всем, чем смогу…Не ты ли вчера упрекал меня в потери сострадания?

– Я не знаю, можно ли верить тебе. Если нужно, я проверю, действительно ли ты была в госпитале. Быть может, ты состоишь в каком-то заговоре с кем-то?

– Что за вздор, Ален?! – девушка улыбалась, она хотела обнять мужа, но он отстранился.

– Я знаю что ты сделала. Я слышал вчера вечером, как ты признавалась Мадлен. Ты помогла умереть моей матери, чтобы завладеть домом и властью в нём. Неужели ты настолько алчная?

– Ален, ты не в себе! Как ты смеешь меня обвинять в этом? – девушка была ошарашена смелыми обвинениями в её адрес. – Ещё и подслушиваешь ходишь!

– Я могу делать в этом доме то, что пожелаю. Это мой дом, не забывай. А ты решила заполучить его в единовластное владение…Скажи, меня ты зачем тогда спасла? Ведь пока я жив, всё моё имущество не может достаться тебе во владение.

Арабель вспомнила свой вчерашний монолог.

– Господи, Ален, не разобравшись, ты обижаешь меня своими словами! Вчера я говорила о совсем другом, это не имело отношения к твоей матери!

– А к чему же тогда имело, а? Ты призналась, что совершила грех. Какой? Околдовала меня, вступила в сделку с Дьяволом, убила мою мать, или всё вместе?

Арабель не могла признаться Алену, что вспоминала о том, как решилась сблизиться с ним, только чтобы родить ребёнка и заручиться гарантиями. Она понимала, что её слова делают обвинения не безосновательными, и не могла придумать, что сказать.

– Я не собираюсь больше это терпеть! Поговорим, когда успокоишься.

Девушка хотела уйти, но Ален встал у неё на пути.

– Неужели так тяжело признаться в том, что ты преступница, попросить прощения и пощады?

– Пусть я буду проклята, но я не сделала ничего такого, за что меня можно было бы назвать преступницей! – Девушка заплакала. Она была в полном смятении.

«Господи, как же горит моя душа! Она так страдает! А что же делаю я? Я предаю её и нашу любовь! Нет, Боже! Прости меня, но я не сделаю этого! Но наша дочь…Что ждёт её в будущем с такой матерью? А моя матушка…Она ведь предупреждала меня…А что если Арабель врёт, и никакой любви у неё нет, и она снова пользуется своим колдовством? Это невыносимо, Боже!»

– Мне не в чем оправдываться, и не за что просить прощения. Всё, что я делала и буду делать, я делаю не ради себя, а ради того, кого люблю больше всего на свете. А это ты и наша дочь. Я люблю тебя, Ален, а ты так этого и не понял… И ради тебя и этой любви я пойду на всё.

Она не придумала ничего лучше, как отчасти сознаться, но в тоже время разжалобить Алена и смягчить, хоть и про чувства к нему она впервые говорила искренне и правдиво.

«Так она всё-таки сделал это! Но как могла она?!»

– Только Бог может распоряжаться, кому жить, а кому умереть. Ты не Бог, Арабель, ты скорее Дьявол. Знай, что я тоже способен на многие жертвы. И это я делаю ради нашей дочери. Чтобы уберечь её.

Ален подошёл к двери и взялся за ручку, но не мог открыть. Из его глаз катились слёзы. Через боль в душе он всё-таки открыл дверь. В дом вошло четверо жандармов.

– Отвечай, ты признаёшь, что имеешь отношение к смерти моей матери и занималась колдовством или совершила сделку с Дьяволом или что-то в этом роде? – задал он вопрос в присутствии полиции, но не мог повернуться, не мог смотреть на Арабель.

– Да, когда вступила в брак с тобой. И этим Дьяволом был ты! Ты насильно женил меня на себе. Я любила тебя так, как ты даже того не заслуживал, – девушка подбежала и встала перед Аленом на колени, слёзно умоляя. – Но сейчас, помоги мне, искупи вину перед Богом – поверь мне. Я не ведьма, и не убийца! Лишь одно твоё «верю» и нас ждёт счастливая жизнь. Сначала будет трудно всё поставить на свои места, но мы сможем, сможем научиться жить по другому, – Арабель взмолилась, припадая к ногам Алена. Она уповала на чувства мужа – это была её последняя надежда.

– Прости, но твоя любовь не была ко мне такой сильной, как моя к тебе. С самого начала ты и не заслуживала моего внимания, но я полюбил тебя. А сейчас…Ты окончательно разрушила мой светлый мир, что я видел в тебе. Ты вытащила меня из того мрака, в котором погрязла теперь сама. Ты стала тщеславной, корыстной, честолюбивой и эгоистичной. Что ждёт мою дочь с такой матерью! Это может продолжаться очень долго. Но мой долг, как долг теперь честного и порядочного гражданина своей страны, коим я стал благодаря тебе, чего не скрою и за что очень благодарен, сказать правду, и сделать так, чтобы провинившийся понёс заслуженной наказание. Это дело чести! А честь – тяжёлое бремя, его сможет нести не каждый.

Ален сделал последнее усилие и выдавил из себя слова, причинившие ему глубокую душевную боль.

– Уведите преступницу!

Эта четвёрка подошла к Арабель. Она кричала и отбивалась от них, но они были сильнее. Немного поборовшись с девушкой, жандармы схватили её и повели на улицу.

– Предатель! Предатель! Я любила тебя! С самого первого дня, любила, а ты предал! Дьявол тебя забери, предатель! Пусть придавит тебя к земле гнёт твоего бремени! Пусть лишит тебя самого дорогого! Я не прощаю и никогда не прощу тебя, Ален Жоффруа Д’Амбруазе! – всё, что Ален слышал в последние мгновения, когда мог слышать и видеть свою Арабель.

Глава 26

Не знаю, что лучше – зло ли, приносящее пользу, или добро, приносящее вред.

Микеланджело

В последующие часы, после того, как Арабель навсегда покинула дом Д’Амбруазе, Ален был в смятении. Он то и дело намеревался остановить полицию и сказать, что оклеветал жену, но тут же вспоминал о её предательстве и беспокоился за будущее их дочери.

Он не мог с кем-то поделиться своей тревогой и печалью, никого, кто мог бы его поддержать, не было рядом. Ни отца, что рано покинул земной мир, ни матери, что ушла без особых мук, а теперь и ни жены, что, хоть и была с ним нежна редко, но всегда была рядом.

Лишь маленькая Мадлен давала Алену силы, чтобы жить дальше.

Беспокойством за дочь он оправдывал своё предательство.

Последние часы жизни Арабель провела в башне. В связи с трудным положением в городе, решение о прилюдной казни было отменено. Чтобы меньше морочить голову казнью, в то время как весь город пытается бороться с чумой, Арабель бросили в камеру, где помимо неё находилось больше двадцати человек. Часть их была полуживая, а другая часть – скончавшаяся от чумы.

Несколько часов она просидела в темнице, кишащей разлагающимися трупами, которые никого не волновали. Люди, виновные и безвинные, были словно сброшены в одну яму, чтобы там или сожрали друг друга, или умерли от болезни и голода.

Это было самым простым и быстрым способом избавиться от заключенных. Времени ни у полиции, ни у суда не было на то, чтобы вынести справедливый приговор, а значит те, на кого наклеветали, о ком просто шёл дурной слух, или тот, кто оказался однажды просто не в том месте и не в то время, были равными тем, кто открыто и намеренно убивал, грабил, насиловал.

Когда Арабель бросили в темницу, несколько часов она ещё могла дышать, дышать зловонием, исходящим от трупов, и ненавистью и желанием выжить – от выживших.

Увидев ухоженную мадам, а точнее, так как свет еле проникал в камеру, учуяв её, многие еле сдерживались, как бы не совершить ещё один грех, вдобавок к тем, за которые они тут сидели. Спустя пару часов после того, как Арабель Бланкар попала в камеру, память о ней ушла в никуда. Разъярённые заключенные, голодавшие недели, не побрезговали возможностью набить живот.

Так Арабель Бланкар сгинула в грязной, тёмной, кишащей зловонием камере. Имя её осталось существовать лишь в тех бумагах, в которых она была упомянута как Арабель Д’Амбруазе. Тело же её ещё несколько недель оставалось в камере, а позже его убрали, как и другие тела упокоившихся здесь.

Молодой господин Д’Амбруазе не находил себе места всю ночь, а потому и не ложился спать, и уже на рассвете сидел в своём кабинете. В доме царила абсолютная тишина, и даже маленькая Мадлен не издавала того раздражительного плача, которым будила своих родителей.

После того, как время завтрака прошло, к Алену явился месье Мартен. Мужчина не был настроен враждебно, однако, с высоты своих лет, решил высказать свою точку зрения на всё, что происходило с Аленом.

– …И я покидаю вас не потому, что вижу в ваших поступках бессмыслицу, жестокосердие и глупость. Я оставляю свой пост в силу своего возраста. Вы знаете, что мне тяжело работать одному, решать и свои и ваши дела…

– Честь – это тяжёлое бремя, но я его несу. Я сделал то, что должно было, то, что требовал закон. Разве можно обвинить меня в жестокосердии?