Юность Розы

– Дядя не запрещал, и денег было достаточно, но я решила не тратить на всякие глупости.

– Никто не запрещал, а ты не купила! Невероятно! – Потрясенная до глубины души Анабелла упала в кресло.

– Поначалу я хотела… просто ради забавы. Я даже пошла в магазин и видела несколько великолепных платьев. Однако они слишком дорогие и нарядные, совершенно не в моем стиле, и я оставила эту затею, зато сохранила то, что ценю больше всех платьев на свете.

– И что же это? – воскликнула Анабелла, надеясь, что ответ будет «бриллианты».

– Дядино уважение, – ответила Роза, заглядывая в чемодан, где как символ победы над женским тщеславием лежала прелестная картина, купленная вместо платьев и не только сохранившая, но и преумножившая дядино уважение.

– Как мило! – безучастно сказала Анабелла и принялась изучать кружева тетушки Изобилии, а Роза с сияющими глазами нырнула в другой сундук.

– Дядя считает, что нельзя тратить деньги впустую, но он очень щедр и любит делать полезные, красивые или необычные подарки. Смотри, сколько милых сувениров он купил! Ты можешь выбрать первая, что тебе понравится!

– Он просто душка! – воскликнула Анабелла, упиваясь разложенными перед ней хрустальными, древесными, коралловыми и мозаичными безделушками, а Роза окончательно привела ее в восторг, добавив несколько изысканных мелочей из Парижа.

– Теперь скажи, когда ты устраиваешь бал в честь выхода в свет? У меня еще ничего не готово, и я хочу знать заранее, ведь это наверняка станет событием сезона! – спросила Анабелла несколько минут спустя, колеблясь между сережками из розового коралла и подвеской из голубой лавы.

– Я уже выходила в свет в Европе, однако тетушка Изобилия наверняка захочет отпраздновать наше возвращение. Мой первый прием будет таким же, как все последующие: скромная дружеская встреча, куда я приглашу всех, кого захочу, независимо от их «круга». Ни за что не буду зазнавшейся аристократкой, так и знай – мои праздники открыты для всех друзей: старых и новых, бедных и богатых.

– Боже мой! Мама права – ты чудачка! – воскликнула Анабелла, в отчаянии всплеснув руками и одновременно оценивая, какой из трех браслетов лучше смотрится на ее пухлом запястье.

– В своем доме я буду делать то, что считаю нужным, а если кто-то считает меня странной, что ж. Не хочу тебя пугать, но я унаследовала дядину любовь к экспериментам и намерена кое-что попробовать. Пусть опыт окажется неудачным, пусть надо мной смеются! Мне все равно, так что можешь прервать дружбу сейчас! – заявила Роза с решительным видом, не предвещающим ничего хорошего.

– А что ты наденешь на свой необычный прием? – спросила Анабелла, мудро пропуская мимо ушей опасные замечания и возвращаясь к хорошо знакомой ей теме.

– Вон то белое платье. Оно симпатичное и смотрится свежо, да и у Фиби есть такое же. Я не хочу одеваться нарядней, чем она, а простые белые платья лучше всего подходят девушкам.

– Фиби? Ты хочешь сказать, что намерена сделать из нее леди? – ахнула Анабелла, выронив сокровища и откинувшись на спинку, от чего кресло жалобно скрипнуло, ибо мисс Блисс была довольно тучной особой.

– Она уже леди, и всякий, кто не уважает ее, не уважает меня! – горячо воскликнула Роза.

– Да, разумеется, я просто удивилась… но ты права, вдруг из нее что-то выйдет, тогда ты не пожалеешь, что была к ней добра… – забормотала Анабелла, мгновенно меняя мнение.

Не успела Роза ответить, как из холла весело окликнули:

– Где моя маленькая госпожа?

– Фиби, дорогая, я здесь!

В комнату вошла девушка, из которой Роза собиралась «сделать леди», и Анабелла, невольно улыбнувшись, удивленно распахнула небесно-голубые глаза, а Фиби полушутливо присела в реверансе, как делала раньше, тихо спросив:

– Как поживаете, мисс Блисс?

– Рада вашему возвращению, мисс Мур! – ответила Анабелла, пожимая руку Фиби, тем самым раз и навсегда определив для себя вопрос ее положения в обществе. Не отличаясь острым умом, Анабелла обладала добрым сердцем и искренне любила Розу. Раз условие было поставлено четко – «любишь меня – люби и Фиби», Анабелла приняла Фиби как равную, и даже прошлое в работном доме представилось ей в романтическом свете.

Все же она смотрела во все глаза, как подруги работают бок о бок, болтают, разбирая коробки, и с каждой минутой убеждалась, что за годы тесной дружбы девочки стали очень дороги друг другу. Роза бралась за самую трудную работу, а более крепкая Фиби хитрила, чтобы первой развязать тугой узел, свернуть жесткий картон или поднять тяжесть, и в конце концов взмолилась, с трогательной заботой усаживая Розу в кресло:

– Дорогая, присядь отдохни, тебе весь день принимать гостей, а ты устанешь с самого утра!

– Тогда ты перетрудишься, я этого не допущу! Позови на помощь Джейн, иначе я немедленно встану! – возразила Роза, безуспешно пытаясь придать голосу властность.

– Джейн заменила меня на кухне, а тут я уж как-нибудь справлюсь! – твердо сказала Фиби, подставляя маленький пуф под ноги молодой хозяйки.

«Это все, конечно, мило, но что скажут люди, когда она появится в свете?.. Ах, Роза, ужасная чудачка!» – отметила про себя Анабелла, отправляясь разносить неприятное известие, что большого бала не ожидается, и горько сожалея о том, что Роза не привезла ни одного парижского наряда.

«Ну вот, со всеми повидалась, кроме Чарли; он, похоже, очень занят. Хотела бы я знать, чем…» – подумала Роза, учтиво проводив гостью до входной двери.

Желание исполнилось всего через несколько минут: бродя по гостиной в поисках подходящего места для фотографий, она заметила пару коричневых ботинок, свисающих с одного края дивана, а на противоположном подлокотнике покоилась рыжевато-каштановая голова. Судя по всему, Чарли действительно был очень занят. В данный момент – ничегонеделанием.

– Заслышав Блисстящую Анабеллу, я благоразумно залег в укрытие и немного вздремнул, ожидая возможности поприветствовать прославленную путешественницу – леди Эстер Стэнхоуп![5 - Эстер Стэнхоуп (1776–1839) – британская светская львица, авантюристка, путешественница по Ближнему Востоку, археолог.] – объяснил он, вскакивая и отвешивая элегантный поклон.

– Неужели она до сих пор к тебе неравнодушна? – спросила Роза, вспомнив, что они частенько подшучивали в детстве по поводу некой неразделенной симпатии.

– О нет! Фан меня обошел. Если не ошибаюсь, прекрасная Анабелла станет миссис Токио еще до наступления зимы!

– Что? Малыш Фан Си? Подумать только, он вырос и женится – и на ком! Анабелла ни слова не сказала, однако теперь понятно, почему ей особенно понравились сувениры из Китая, и заинтересовал Гуанчжоу![6 - Гуанчжоу – портовый город в Китае.]

– О, малыш Фан теперь большая шишка и без ума от нашей пухленькой подруги, которая по первому зову готова сменить приборы на палочки. Как поживаете, кузина? Хотя я и сам вижу: сияете ярче утренней зари! Я пришел бы раньше, но подумал, что вам нужно хорошо отдохнуть с дороги.

– Еще девяти не было, когда я бегала наперегонки с Джейми! А вы чем занимались, молодой человек?

– «Я спал и грезил о тебе, моя любовь!» – пропел Чарли.

Однако Роза прервала его, строго заявив:

– Лучше бы встал и принялся за дела, как остальные! Лично я почувствовала себя бездельницей утром, глядя, как мальчики трудятся в поте лица!

Чарли, впрочем, нимало не смутился.

– Понимаешь, дорогая, я пока не определился с занятием и служу украшением семьи. Среди нас должен быть хоть один настоящий джентльмен, и эта роль мне прекрасно подходит! – ответил Чарли, принимая крайне солидный вид, который портили лишь хитро поблескивающие глаза.

– В нашей семье все джентльмены! – заносчиво возразила Роза – при ней никто не смел нелестно отзываться о Кэмпбеллах.

– Конечно-конечно! Я имел в виду джентльмена, который не работает. Видишь ли, надрываться, как Арчи, не в моих правилах. Какой смысл? Денег полно, живи и радуйся! Ведь жизнерадостные люди просто необходимы нашему скорбному миру!

Трудно было возразить, глядя на симпатичного молодого человека – воплощение счастья и здоровья, сидящего с обворожительной улыбкой, небрежно закинув руку на спинку дивана. Роза прекрасно понимала, что начинать жизнь, вдохновляясь идеями Эпикура[7 - Эпикур – древнегреческий философ, согласно учению которого высшим благом считается наслаждение жизнью.], неправильно, однако с Чарли невозможно было спорить, он мастерски избегал серьезных тем и всегда пребывал в чудесном настроении, неся радость в скорбный мир – кто же осмелится этому мешать?

– Ты так поворачиваешь разговор, что я не нахожу аргументов, хоть и знаю, что права, – растерянно заметила Роза. – Мак, например, любит свободу не меньше тебя, однако понимает, что неразумно попусту тратить время. Он мудрый молодой человек и намерен обучаться делу, хотя предпочел бы мирно жить в обществе любимых книг и посвящать все время увлечениям.

– Ну и прекрасно, он все равно не показывается на людях, какая разница: изучать медицину или шататься по лесам, набив карманы трудами устаревших философов и старомодных поэтов? – ответил Чарли, пренебрежительно пожимая плечами, – он явно был невысокого мнения о Маке.

– Устаревшие философы, как Сократ и Аристотель, и старомодные поэты, как Шекспир и Мильтон, – более подходящая компания, чем некоторые из современных молодых людей, с которыми ты водишь дружбу, – укоризненно промолвила Роза, вспомнив неосторожное замечание Джейми насчет дикого овса и того, что выросло.

В детстве она временами была строга с мальчишками, любила наставлять их и с удовольствием продолжила бы отчитывать Чарли, однако тот искусно сменил тему беседы, притворно встревожившись:

– Да ты вылитая тетушка Джейн, она так же ворчит при любом удобном случае! Не бери с нее пример, умоляю! Она добрая женщина, но слишком сварлива!..

Нет большего страха для девушки, чем прослыть сварливой, и хитрый Чарли это прекрасно понимал. Роза попалась на уловку, поскольку, несмотря на глубокое уважение, не желала походить на тетушку Джейн.