Однажды вечером, когда он, охваченный скукой, сидел в своей комнате у открытого окна и, глядя в тёмный сад, вспоминал Олимпиаду, Татьяна Власьевна вышла в кухню и позвала его пить чай. Он пошёл неохотно: ему жаль было отвлекаться от своих дум и не хотелось ни о чём говорить. Хмуро, молча он сел за чайный стол и, взглянув на хозяев, увидал, что лица у них торжественны, озабочены чем-то. Сладко курлыкал самовар, какая-то птичка, проснувшись, металась в клетке. Пахло печёным луком и одеколоном. Кирик повернулся на стуле и, забарабанив пальцами по краю подноса, запел:
– Бум, бум, тру-ту-ту! тру-ту-ту!..
– Илья Яковлевич! – внушительно заговорила женщина. – Мы с мужем обдумали одно дело и хотим поговорить с вами серьёзно…
– Хо, хо, хо! – захохотал околоточный, крепко потирая свои красные руки. Илья вздрогнул, удивлённо взглянув на него.
– Мы обдумали! – широко улыбаясь, воскликнул Кирик и, подмигнув Илье на жену, добавил: – Гениальная башка!
– Мы скопили немножко денег, Илья Яковлевич.
– Мы скопили! Хо, хо! Милая моя!..
– Перестань! – строго сказала Татьяна Власьевна, Лицо у неё стало сухое и ещё более заострилось.
– Мы скопили рублей около тысячи, – говорила она вполголоса, наклонясь к Илье и впиваясь острыми глазками в его глаза. – Деньги эти лежат в банке и дают нам четыре процента…
– А этого мало! – вскричал Кирик, стукнув по столу. – Мы хотим…
Жена остановила его строгим взглядом.
– Нам, конечно, вполне достаточно такого процента, Но мы хотим помочь вам выйти на дорогу…
Сказав несколько комплиментов Илье, продолжала:
– Вы говорили, что галантерейный магазин может дать процентов двадцать и более, смотря по тому, как поставить дело. Ну-с, мы готовы дать вам под вексель на срок – до предъявления, не иначе, – наши деньги, а вы открываете магазин. Торговать вы будете под моим контролем, а прибыль мы делим пополам. Товар вы страхуете на моё имя, а кроме того, вы даёте мне на него ещё одну бумажку – пустая бумажка! Но она необходима для формы. Нуте-ка, подумайте над этим и скажите: да или нет?
Илья слушал её тонкий, сухой голос и крепко тёр себе лоб. Несколько раз в течение её речи он поглядывал в угол, где блестела золочёная риза иконы с венчальными свечами по бокам её. Он не удивлялся, но ему было как-то неловко, даже боязно. Это предложение, осуществляя его давнюю мечту, ошеломило его, обрадовало. Растерянно улыбаясь, он смотрел на маленькую женщину и думал:
«Вот она, судьба…»
А она говорила ему тоном матери:
– Подумайте об этом хорошенько; рассмотрите дело со всех сторон. Можете ли вы взяться за него, хватит ли сил, уменья? И потом скажите нам, – кроме труда, что ещё можете вложить вы в дело? Наших денег – мало… не так ли?
– Я могу, – медленно заговорил Илья, – вложить рублей тысячу. Мне дядя даст… Может быть, и больше…
– Ур-ра! – крикнул Кирик Автономов.
– Значит – вы согласны? – спросила Татьяна Власьевна.
– Ну ещё бы! – закричал околоточный и, сунув руку в карман, заговорил громко и возбуждённо: – А теперь – пьём шампанское! Шампанское, чёрт побери мою душу! Илья, беги, братец, в погребок, тащи шампань! На – мы тебя угощаем. Спрашивай донского шампанского в девять гривен и скажи, что это мне, Автономову, – тогда за шестьдесят пять отдадут… Живо-о!
Илья с улыбкой поглядел на сияющие лица супругов и ушёл.
Он думал: вот – судьба ломала, тискала его, сунула в тяжёлый грех, смутила душу, а теперь как будто прощенья у него просит, улыбается, угождает ему… Теперь пред ним открыта свободная дорога в чистый угол жизни, где он будет жить один и умиротворит свою душу. Мысли кружились в его голове весёлым хороводом, вливая в сердце неведомую Илье до этой поры уверенность.
Он принёс из погребка настоящего шампанского, заплатив за бутылку семь рублей.
– Ого-о! – воскликнул Автономов. – Это шикозно, братец! В этом есть идея, да-а!
Татьяна Власьевна отнеслась иначе. Она укоризненно покачала головой и, рассмотрев бутылку, с укором сказала:
– Рублей пять? Ай, как это непрактично!
Лунёв, счастливый и умилённый, стоял пред ней и улыбался.
– Настоящее! – сказал он, полный радости. – В первый раз в жизни моей настоящего хлебну! Какая жизнь была у меня? Вся – фальшивая… грязь, грубость, теснота… обиды для сердца… Разве этим можно человеку жить?
Он коснулся наболевшего места в душе своей и продолжал:
– Я с малых лет настоящего искал, а жил… как щепа в ручье… бросало меня из стороны в сторону… и всё вокруг меня было мутное, грязное, беспокойное. Пристать не к чему… И вот – бросило меня к вам. Вижу – первый раз в жизни! – живут люди тихо, чисто, в любви…
Он посмотрел на них с ясной улыбкой и поклонился им.
– Спасибо вам! У вас я душу облегчил… ей-богу! Вы мне даёте помощь на всю жизнь! Теперь я пойду! Теперь я знаю, как жить!
Татьяна Власьевна смотрела на него взглядом кошки на птицу, увлечённую своим пением. В глазах у неё сверкал зелёный огонёк, губы вздрагивали. Кирик возился с бутылкой, сжимая её коленями и наклоняясь над ней. Шея у него налилась кровью, уши двигались…
Пробка хлопнула, ударилась в потолок и упала на стол. Задребезжал стакан, задетый ею…
Кирик, чмокая губами, разлил вино в стаканы и скомандовал:
– Берите!
А когда его жена и Лунёв взяли стаканы, он поднял высоко над головой свой стакан и крикнул:
– За преуспеяние фирмы «Татьяна Автономова и Лунёв» – ур-ра-а!
Несколько дней Лунёв обсуждал с Татьяной Власьевной подробности затеянного предприятия. Она всё знала и обо всём говорила с такой уверенностью, как будто всю жизнь вела торговлю галантерейным товаром. Илья с улыбкой слушал её, молчал и удивлялся. Ему хотелось скорее начать дело, и он соглашался на все предложения Автономовой, не вникая в них.
Оказалось, что Татьяна Власьевна имеет в виду и помещение. Оно было как раз таково, о каком мечтал Илья: на чистой улице маленькая лавочка с комнатой для торговца. Всё удавалось, всё, до мелочей, и Лунёв ликовал.
Бодрый и радостный явился он в больницу к товарищам; там его встретил Павел, тоже весёлый.
– Завтра выписываюсь! – возбуждённо объявил он Илье, прежде чем поздоровался с ним. – От Верки письмо получил… Ругается… Чертёнок!
Глаза у него сияли, на щеках горел румянец, он не мог спокойно стоять на месте, шаркал туфлями по полу, размахивал руками.
– Смотри! – сказал ему Илья. – Берегись теперь…
– Я? Кончено? Вопрос: мамзель Вера, – желаете вы венчаться? Пожалуйте! Нет? Нож в сердце!
По лицу и телу Павла пробежала судорога.
– Ну-ну!.. – усмехаясь, сказал Илья. – Тоже – нож!..
– Нет уж!.. Будет! Я без неё жить не могу… Пакостей довольно с неё… должна быть сыта… я – по горло сыт! Завтра у нас всё и произойдёт… так или эдак…