Торговец дыма

Колумб схватил бокал и залпом влил его в себя. Марио молча наблюдал за тем, как он утирается тыльной стороной ладони и наливает себе еще.

– И после этого ты хочешь, чтобы я спокойно реагировал, когда ты переживаешь из-за какого-то там… художника? – продолжил Христофор. – Но не мы зависим от него, Марио. Это он зависит от нас. Это он жаждет получить табако. Жаждет настолько, что недавно написал мне.

До Варгаса не сразу дошел смысл услышанного.

– Он… что? – Банкир заерзал на скамье. – Альбрехт… я не пойму, Альбрехт написал тебе? Но… зачем?

Колумб снова криво улыбнулся – он был уже довольно пьян, судя по этой гримасе – и, вытащив из-за пазухи свернутый в трубочку лист, бросил его на стол.

– Читай. У меня секретов от компаньона нет.

Марио дрожащей рукой взял со стола письмо и медленно его развернул. Он сразу узнал почерк Дюрера – и по размашистым буквам догадался, в каком состоянии немец писал это послание Колумбу.

Строчки предательски заплясали перед глазами Варгаса, когда он углубился в чтение.

«…не знаю, кому из вас принадлежит идея обмена табако на гравюры, но она кажется мне поистине унизительной. Неужто вы мните, что я буду работать на удовлетворение своих желаний?.. Уверен, вы нарочно, нарочно, нарочно одурманили меня вашим табако, чтобы я жизни без него уже не знал и согласился на любые ваши условия! Но я взываю к вашему благоразумию, Христофор. Зачем нам нужны посредники? Продайте мне табако напрямую, но не просите гравюр. Я не могу рисовать по нужде. Я заплачу золотом!!! Но иначе мне придется обратиться к вашему конкуренту, чего мне бы не хотелось – учитывая нашу давнюю дружбу».

Читая это, Марио невольно поймал себя на мысли – а не сон ли все это? Этот трактир, этот хмурый хмельной Колумб, это письмо от Альбрехта, адресованное не ему. И как немец теперь именует его, старого знакомца, в переписке с Христофором? «Посредник»? Все, что он заслужил годами дружбы и поддержки?

Нет, это точно сон, уверенно подумал Марио.

Только вот почему он все не заканчивается?..

– Когда ты получил это письмо? – спросил Варгас, посмотрев на Колумба.

Тот задумался ненадолго.

– Неделю назад.

– Неделю!.. И сказал мне только сегодня?

– Как только возник повод, – пожал плечами Колумб.

– И что же теперь ему ответить? – пробормотал Марио.

Он посмотрел на письмо Дюрера в своей руке и отбросил его в сторону, словно оно вдруг стало нестерпимо горячим.

– Ничего. Я уже ответил ему.

– Ответил? – эхом повторил банкир. – И что же ты ответил?

Ощущение сна только усиливалось с каждой секундой. Видимо, дело близилось к рассвету, и скоро он снова проснется.

Колумб оперся на стол и мягко сказал:

– Что я не буду торговать с ним у тебя за спиной. И что если его не устраивает названная тобой цена, то он может идти куда угодно. Так поступают с зарвавшимися людьми, которые слишком много о себе мнят, Марио. Которые считают себя незаменимыми. Поверь, я знаю – ведь так поступили со мной. И так мы поступим с Альбрехтом. Либо он согласится на наше предложение, либо пусть покупает у другого. Да хоть у нашего конкурента, кем бы он ни был.

Варгас кашлянул в кулак и, поколебавшись, допил отстатки вина из бокала. Увы, капли влаги не могли смягчить пересохшее от волнения горло. Хотелось курить, но повторять ошибку Родриго де Хереса банкир не собирался: попасть в чертоги инквизиции не входило в его планы.

– А ты не боишься, – глядя в черноту пустого бокала, сказал Марио, – что со временем этот «наш конкурент» следом за Дюрером уведет у нас и всех остальных клиентов?

– А вот эту проблему нам уже нужно решать, тут я с тобой совершенно согласен.

– И как мы это сделаем?

– Да очень просто. Как только мы выясним, кто это. – Христофор посмотрел на друга исподлобья. – Мы сдадим его инквизиции.

Марио не поверил своим ушам.

– Ты… ты не перестаешь меня удивлять, мой друг, – пробормотал банкир, глядя на улыбающегося и явно довольного собой Колумба. – Неужели ты действительно считаешь, что единственный способ нам сохранить наше дело и наших клиентов – это донос?

– Да, безусловно, так и есть, Марио. Мы ведь с тобой занимаемся, по сути, контрабандой, мы торгуем растением, курение которого церковь считает богомерзким, дьявольским ритуалом. Так что тут все очень просто – если не донесем мы, донесут на нас. Уверен, что хочешь стать тем, на кого донесут?

– Нет, конечно, нет. – Марио нервно затопал каблуком под столом. – Но… я не могу сдать человека. Его же будут… пытать. А если до пыток не дойдет, то точно запрут в тюрьме. Это же, по сути, значит уничтожить человека, которого я и в глаза-то не видел.

– И как в тебе это сочетается? – усмехнулся Колумб. – Ты переживаешь из-за какого-то молодого художника из Нюрнберга. Считаешь его ценнейшим клиентом только потому, что он твой друг… который предал тебя, тайно отправив мне письмо! И при этом боишься бороться за своего клиента… за всех своих клиентов. Странно видеть, что банкир, многие лета отдавший службе известному дому Дельгадо, настолько мягкотелый.

Лицо Марио ожесточилось. На миг ему захотелось выплеснуть содержимое кувшина Колумбу в лицо. Но, сдержав себя и чуть поостыв, Варгас сказал:

– Ты путаешь мягкотелость с благородством, Христофор.

– Скорей, это ты пытаешься прикрыть слабость красивым словом, – покачал головой Колумб. – Когда я предлагал тебе торговать табако, я надеялся, что говорю с человеком опытным и хватким. Способным быть жестким при необходимости. И сейчас эта необходимость точно есть. У нас есть конкурент, и нам надо от него избавиться.

Марио опустил голову и тихо сказал:

– Я уверен, мы обойдемся и без доноса. Я просто… не смогу потом жить с той мыслью, что из-за меня человек лишился жизни. Это не то же самое, что борьба на финансовом рынке.

– А, по мне, это она и есть, – сказал Колумб. – И, по-видимому, ты ее уже проиграл.

Варгас не нашел, что на это ответить.

Глава 15

Дневник памяти

2024 г.

Океан ворчал штормовыми раскатами волн. Бушующий ветер рвал листья прибрежных пальм и под протестующие вскрики чаек гнал к скалам один водяной вал за другим, смешивая бирюзу морских волн с черным вулканическим песком побережья. Слушая бурчание стихии, Луис сидел на террасе, надежно защищенной от ветра полукругом каменной ограды, и постепенно расслаблялся после рабочего дня.

Это был один из его любимых способов дхьяна – созерцать океан, неспешно потягивая ром «Флор Де Канья».

Почему именно «Флор Де Канья»?

Первая причина крылась в прошлом Луиса. после теракта, в котором погибла его семья, он просто не мог оставаться в Мадриде. Он хотел сбежать, неважно куда, лишь бы подальше от города, где упокоилось его прошлое и связанное с ним будущее. Именно тогда на глаза Санчесу попалась реклама этого рома в сигарном журнале – тихоокеанский берег, пальмы, безмятежное синее небо и умиротворенный человек, сидящий на песке со стаканом…

С той поры «Цветок тростника» стал фактически синонимом безмятежности… и одиночества, которым Луис буквально грезил, готовя побег из Испании.

Вторая причина выбора «Флор Де Канья» была куда менее лирична – как выяснилось по прибытию на Никарагуа, иного рома здесь в принципе не водилось. Владелец бренда, ушлый магнат, искусно наладил дружбу с властями и постепенно добился того, что в стране у него просто не осталось конкурентов. С первых дней после переезда Луис усвоил важную вещь: здесь можно без проблем открыть сигарную фабрику, но любую попытку сделать новый бренд рома мигом приравняют к государственной измене и вышлют дерзкого «предателя» из страны без права возвращения обратно.