Кангюй. Три неволи

Алкеста подходит к Менесфею. Во взгляде умирающего появляется интерес.

– Я Алкеста, дочь Стасиппа. – Дева высоко поднимает скифскую кружку с напитком. – За ваше здоровье, милый дядюшка! Выздоравливайте.

Алкеста скидывает с головы шаль. На свет появляются чёрные волосы, старательно уложенные в высокую причёску. Вокруг девы витает благоухающее невидимое облачко. Умирающий делает глубокий вдох, улыбается, но теперь нежной, искренней улыбкой.

– Лай! – подзывает к себе управляющего Менесфей. – Вынеси меня в сад. Хочу поговорить с красавицей наедине.

Волю Менесфея исполняют проворно. Трое рабов осторожно перекладывают костлявое длинное тело на носилки. Умирающего укрывают одеялами и куда-то бережно несут. Алкеста вопросительно оглядывается на отца, тот машет рукой, шепчет: «Иди-иди». Дева послушно следует за носилками, следом за ней шагает Лай. Во фруктовом саду обнаруживается любимое место хозяина поместья – полукруглая, с резными колоннами беседка. Рабы ставят носилки на деревянный стол и удаляются прочь за колонны. Лай остаётся стоять в ногах Менесфея. Алкеста с кружкой в руках подходит к изголовью.

– Покажи мне руки, – просит умирающий.

Дева передаёт кружку Лаю, послушно исполняет просьбу. На запястьях Алкесты позвякивают серебряные и бронзовые браслеты работы эллинских и варварских мастеров.

– У тебя следы от пут. Я не ошибся? – шепчет Менесфей.

Алкеста сдвигает браслеты. Браслеты раскрывают тайну девы. Появляются легко узнаваемые красные полосы. Дева улыбается.

– Отчего ты радуешься? – Менесфей прищуривает глаза.

– Точно такие же на моих ногах. Радуюсь я краткому мигу свободы. Пришла к вам с визитом, в поместье и заточенье моё прервалось… на краткое время, конечно.

– Ты меня не обманываешь? – Менесфей сомневается в правдивости услышанного.

Алкеста снимает короткий девичий сапог, поднимает подол, щиколотка подтверждает её слова. Умирающий тягостно вздыхает:

– Мерзкий тип мой племянник.

– Не буду жаловаться на горькую долю свою. С вашего разрешения подышу благодатью в прекрасном зимнем саду.

Но умирающий настроен на откровенность.

– Ты ведь ненавидишь этот город, Алкеста? Я угадал?

– Ненавижу! – искренне и честно отвечает дева. – Верно вы угадали.

– А почему? – вдаётся в расспросы «милый дядюшка».

– Страстно я влюблена. Избранник мой остался в Бактрах. Отец выкрал меня с празднеств, увёз в эту богами забытую глушь, чтобы замуж меня выдать насильно. Как я могу любить этот или какой-нибудь иной город? Мечтаю сбежать к своему любимому.

– Как зовут твоего избранника?

– Вы сейчас мне подмигнули. Не ошиблась ли я? – Алкеста прислоняется бедром к столу. Наклоняется поближе к лицу умирающего. – Аргей, сын Ореста. Македонянин. Аристократ. Отец его служил главным казначеем при базилевсе Деметрии. Мой возлюбленный лично спас десять тысяч эллинов из парфянского плена. Вывел их из Маргианы.

– Хорош твой избранник Аргей. Правильный выбор. Одобряю. – Менесфей улыбается. – На что ты готова ради своей любви?

– Готова я сжечь этот город дотла, только чтобы сбежать из неволи к Аргею. – Алкеста серьёзна, в её лице решимость.

– Сожги. Прошу тебя. – Менесфей подзывает к себе Лая, что-то шепчет на ухо. Дева отходит деликатно в сторону. Лай смотрит на Алкесту, часто кивает головой. Закончив с управляющим, Менесфей взглядом подзывает к себе гостью.

– Лай – надёжный человек. Он поможет тебе во всех твоих начинаниях. Дай мне слово, что ты отпустишь его на свободу после того, как обретёшь свободу сама.

Сложное предложение даётся легко умирающему. Алкеста вглядывается в глаза Менесфея, тихо шепчет:

– Лай станет свободным. Знаю я, как правильно оформлять парамане. Какая причина вас заставляет мне помогать?

– Эти завистливые мерзавцы делали мне больно всю мою жизнь. Исключительны они в душевной гадости. Их подлости нету границ. Всюду мне подставляли подножки. Капканы на меня расставляли. Смерть детей и жены – их дело рук. Горе моё не измерить! – Менесфей смотрит враждебно в сторону поместья. – А вот теперь, когда я умираю, мои мучители заявились за моими богатствами. Радуются смерти моей, предвосхищают. Мечтают делёжкой заняться. Вечно голодные псы! Ничтожные шавки, подхалимы лживые, отравители и убийцы, вам ничего от меня не достанется.

– Милый дядюшка, вы же знаете старинную мудрость: завидовать – признавать поражение? Вы победили врагов их завистью.

Умирающий от слов Алкесты улыбается широкой довольной улыбкой. Продолжает, однако, как прежде, зло и раздражённо:

– Пусть же прах врагов витает над моей могилой! Выполнишь моё последнее пожелание, прекрасная дева? Сожжёшь этот полис?

– Вы мне из царства мёртвых поможете? – Алкеста странным вопросом не думает шутить с «милым дядюшкой». – Я одна не смогу такое грандиозное провернуть. Я же слабая дева! На деяние сие мне от вас высшая сила нужна.

– Ты меня не отпустишь в Аид? – Умирающий громко цокает жёлтыми зубами.

– Как сожгу этот полис, уходите покойно в царство мёртвых. До того славного момента оставайтесь со мной, мне помогайте. – Алкеста прикладывает правую руку к груди умирающего. – Головёшки Александрии Эсхаты станут вам погребальным костром.

Умирающий улыбается очень блаженно.

– Тень моя пребудет с тобой до победы. Обещаю, дева! Можешь смело рассчитывать на помощь призрака. Призраки, говорят, могут и духов на помощь к себе призывать. Ну, тогда и местные духи встанут на нашу с тобой сторону. Духов и призраков надо кормить особыми жертвами. – Менесфей под одеялами находит пальцы девы. – А теперь иди, мой мститель. Мне надо выправить напоследок завещание.

Полдень

– Куда это ты собрался, Стасипп?

Два неразлучных товарища, магистраты Пиндар и Капаней, застают гостя из столицы за окончанием сборов. Столичная повозка нагружена до самого верха домашним скарбом, а Стасипп пакует последний мешок. Рядом с отцом стоит печальная Алкеста.

– Уезжаю надолго, проведать друзей в Мараканде. Сатрап зачислил меня интендантом в обоз. Должность ответственная. Отвечаю я за рацион воинства. Буду всякому мил я по животу. Так-то! – Стасипп удачно пристраивает мешок по левому борту повозки. Протягивает руки магистратам. – Будем прощаться? Обид у вас на меня, надеюсь, нет?

– Повремени, товарищ, с отъездом. Новости у нас к тебе весьма благоприятные. – Пиндар, проговорив, смотрит неучтиво-пристально в сторону Алкесты.

– Новостей с меня уже предостаточно, – зло отвечает Стасипп. – Доброту вашу вчера сполна оценил. Счастливо оставаться!

– Твоя дочь обворожила Менесфея. – Капаней улыбчив и добродушен. – Твой дядюшка, Стасипп, полностью переписал завещание в её пользу. Деве достанется всё! Знаю точно, текст не читал, жрецы из храма Зевса мне сообщили по секрету. Менесфей обставил наследство условиями странными, сумасбродные прихоти мне его непонятны. Алкесту можно по его завещанию выдавать замуж не иначе как только по её согласию. При чём тут вообще Менесфей? Алкеста твоя дочь, не его.

Стасипп поворачивается сначала к изумлённой Алкесте, потом к Эхему.

– Так мне выводить повозку, хозяин? – Возничий пропустил появление магистратов, по прибыванию в андроне в его руках сложенный коврик.

– Стасипп, мы тут с буле, – Пиндар добавляет в голос торжественности, – вчера, когда ты нас покинул, решили восстановить тебя в прежней должности магистрата. Завтра получишь у храмов полагающиеся тебе регалии.

– В полночь у Иалиса назначили тебя… – Капаней потирает себя по лбу, словно пытается что-то вспомнить. – …Вот беда! Много выпил вина за своё назначение. Ты мне не поможешь, Пиндар?

– Как не помочь? Помогу! – охотно приходит на помощь товарищ. – Стасипп назначен смотрителем арсенала сатрапии.

– Вспомнил! – Капаней ударяет себя по лбу. Выходит звонко. – Главный… да, главный ты смотритель арсенала сатрапии. Должность, как ты понимаешь, ответственная, хлопотная, почётная, хоть и невысоко оплачиваемая.