– Прости, – хрипло прошептал Терджан. – Я не хотел сделать тебе больно.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Да. Есть кое-кто. Я еще не совсем уверен…
– Терджан, ну что за бред?! Браки так не заключаются, по крайней мере, в цивилизованных странах, и уж точно не мой брак… Я не пойду замуж за человека, которого не знаю. Который принадлежит к чужой стране, религии, культуре… Мы с ним не сможем договориться, это… утопия.
– А я? – вдруг порывисто бросил он, темнея лицом еще гуще. – За меня ты смогла бы выйти?
– Нет.
– Почему?
– Потому что ты женат.
– А если бы я не был женат?
– К чему эти игры с воображением? Ты женат, и точка.
Мужчина раскипятился:
– Да не обо мне ведь речь, глупая ты женщина! Мы же говорим о том, смогла бы ты выйти за гражданина моей страны или нет!
– Нет. Терджан, успокойся, пожалуйста. Нет, я не смогла бы. Это невозможно. У меня есть жених. Я еще не рассталась с надеждой встретиться с ним. Но даже если он мертв, я не смогу вступить в брак с одним из вас. Я так чувствую. Не смогу. Ну сам подумай, мы будем ссориться по каждому поводу. А я страсть как не люблю ссориться – это для меня настоящая боль. И что это будет за семейная жизнь?
– Я думаю, ты все усложняешь и сгущаешь краски. Всегда можно договориться.
– Нет. Прости, но если мне суждено прожить здесь всю оставшуюся жизнь, то я лучше проживу ее старой девой.
Терджан ударил ладонью по столу так сильно, что моя левая рука подлетела вверх и ударилась о металлическую заклепку браслета. Я ойкнула и осторожно потерла это место пальцем. Терджан нахмурился, взял мое запястье и стал внимательно рассматривать, осторожно покручивая кожаный ремешок. Кивнул сам себе и положил руку обратно на стол. Я пошла проверить картошку – та оказалась готовой.
Терджан достал из холодильника говяжий балык, овощи, соус. Ели мы в полной тишине. Я знала, что он недоволен, но ничем не могла ему помочь, и потому сочла себя невиновной в его дурном настроении.
После этого позднего ужина мы немного прибрали, и Терджан проводил меня до двери в комнату, а там крепко обнял. Значит, не так уж и сердится. Наверное, думает, что мою убежденность можно сломить. Наивный!
– Завтра утром поедем кое-куда, – сказал он мне на ушко. – Не спи долго и надень что-нибудь удобное. – А потом вдохнул запах моих волос, отпустил и стремительно умчался прочь по коридору.
Не про него речь, как же, все понятно, господин ближайший советник… Я присела на кровать и закрыла лицо руками. Хотела попросить всех богов на свете, чтобы они помогли моему другу взять себя в руки и не разрушать свою семью ради… непонятно чего. Я ведь даже не давала ему надежду на взаимность – старалась не давать… Но то ли мое лицо, то ли руки благоухали этим его пряным ароматом, и я мгновенно повалилась на постель, смеясь и плача вперемежку и вдыхая, вдыхая, вдыхая этот восхитительный терпкий запах до потемнения в глазах. Да что же это со мной?! Ну не дура ведь, нормально соображаю, все понимаю и просчитываю. А не могу отнять рук от лица, как наркоманка какая-то. Нет, животное!
Разозлившись на саму себя, я побежала в ванную, натерла руки и лицо с мылом, а потом обильно полила водой. Пряный аромат исчез – его место занял нестерпимо приторный запах тропических цветов. Постояв с минуту, напряженно рассматривая себя в зеркале над раковиной, я не торопясь вытерла раскрасневшееся мокрое лицо полотенцем, пошла в комнату, достала из тумбочки его письма и принялась судорожно их нюхать. Так и уснула с ними в обнимку.
Утром меня разбудило пение птиц, слышное даже через наглухо запаянное окно. Яркое солнце, проходя сквозь стекло, роняло на пол и стену разноцветные зайчики. Одно письмо лежало прямо под моей щекой, безобразно смятое, другое – на полу, третье я обнаружила в складках ночной сорочки, когда уже поднялась. Я принялась обнюхивать и спешно разглаживать их в испуге, что лишусь таких дорогих мне фетишей по собственной глупости. Я не смогу стать близким человеком ни одному из местных мужчин, в том числе и Терджану, и, вполне вероятно, не смогу вернуться на родину, но возможность хотя бы вообразить контакт с теплым и сильным человеком грела мне душу – вот почему я так привязалась к этим трем клочкам бумаги. Как герой фильма "Изгой" – к своему волейбольному мячу Уилсону.
Однако на сегодня у меня было назначено приключение со вполне реальным другом, поэтому я спрятала письма на место и почти вприпрыжку побежала в душ. Потом умылась, накрасила ресницы и надела забавные шаровары бирюзового цвета с узорами в виде индийских огурцов и белую маечку.
Не успела я прочитать и трех страниц из книги достопочтенного господина Калгуна, как в мою дверь постучала служанка с завтраком – весьма обильным на этот раз. Сразу понятно, не для меня одной. Терджан явился тотчас после ее ухода. В руках у него были кусачки и… та самая кнопка. Холодные мурашки побежали по моему телу, когда я увидела ее…
Мужчина криво усмехнулся, заметив мою реакцию:
– Ты по-прежнему не доверяешь мне, лилия!
– Почему лилия? – спросила я, напрягаясь из-за его ухмылки еще больше.
– Потому что беленькая и похожа на цветок.
Я вздохнула, не испытывая ни малейшего облегчения.
– Дай мне руку, – мягко попросил Терджан.
Я протянула левую, замирая в ожидании боли и дрожа от страха.
– Не бойся, – сказал мужчина.
– Я не нарочно, – покачала я головой.
Он аккуратно подцепил инструментом браслет возле заклепки, мгновенно перекусил его и бросил на пол. Я вздрогнула, но боли не почувствовала – зато кнопка издала такой истошный вопль, что у меня мгновенно заложило уши. Терджан нажал ее и держал, пока она не перестала пиликать.
– Все, – выдохнул он. – Ты свободна от этой… дряни.
– Но мы перебудили, наверное, полдома, – смущенно заметила я, ощущая, как горячее чувство благодарности заливает все мое существо.
– Уже давно никто не спит… – Темно-карие глаза внимательно следили за моей реакцией, ждали…
Я сделала шаг к нему, положила руки ему на плечи, осторожно погладила пальцами расшитый золотом жилет. – Спасибо. Это… это так… у меня даже слов нет, чтобы объяснить…
Его сильные руки легли мне на спину, заскользили, медленно но верно прижимая меня к нему все крепче.
– И не говори ничего, – прошептал он. – Я знаю.
Он весь дрожал от сдерживаемых эмоций. Когда я попыталась отстраниться, Терджан на мгновение прижал меня к себе еще чуть сильнее, а потом отпустил и сразу отвернулся к шкафу, но я успела заметить, как потемнели его глаза и щеки. Он открыл дверцы и стал осматривать то, что висит на плечиках.
– Я неудачно оделась? – осведомилась я.
– Нет, все отлично, – буркнул мужчина, – но надо еще какую-то накидку, чтобы прикрыть руки. Солнце очень яркое, я боюсь, что ты обгоришь.
В конце концов он остановился на тонком широком палантине под цвет шаровар и замотал меня в него так, что я почти не могла пошевелить руками.
– Как же мне теперь завтракать? – хихикнула я, продемонстрировав собственную беспомощность.
– Ах да, я совсем забыл про еду…
– Ты уже позавтракал?
– Нет, просто аппетита нет.
– Влюбился, что ли? – ляпнула я с глупой усмешкой, нисколько не подумав.
Терджан обжег меня темным тяжелым взглядом. Я судорожно сглотнула и уселась за стол, пытаясь сгладить собственную бестактность щебетом о том, какие вкусные блюда сегодня подали на завтрак.