***
Сабиха ожидала увидеть перед собой повзрослевшего брата. Нуреддин вошёл в комнату следом за Бехидже. Да, высокий. На голову выше Сабихи. При последней их встрече они смотрели друг другу в глаза, находясь на одном уровне. А в остальном – всё такой же. Только трапециевидной формы усы пытались показать, что их обладатель больше не мальчишка. Он пришёл в парадной форме. Несколько орденов и медалей поблёскивали слева на груди. Прямая спина, или, как принято это называть, «царская осанка», выдавала его происхождение. Даже не зная, кто он – благородную кровь легко распознать по манере разговаривать, мимике, жестам. Сабиха с удивлением подметила, что Нуреддин наклоняет голову, когда с чем-то согласен, точно так же как её дядя Абдул-Хамид. «Надеюсь, что и в остальном он будет более похож на своего отца, нежели на мать», – подумала девушка, обходя стул, на который усадили Нуреддина.
– Зря вы съехали. Во дворце места достаточно. И уж намного комфортнее, чем в гостинице, – сказала Эмине не то Бехидже, не то её сыну.
Нуреддин в последний раз был во дворце Долмбахче до свержения Абдул-Хамида. В течение первого года, после прихода к власти Решада и ссылки в Салоники её мужа, Бехидже приходила в Долмбахче, выпрашивала ренту и прочие денежные вспоможения. У других жён сверженного султана к тому моменту повзрослевшие дети обзавелись собственными домами и забрали матерей к себе. Тех жён, которые, как и Бехидже, родили не так давно, Абдул-Хамид взял с собой. Кроме неё. Её, родившую султану двух сыновей, один из которых умер в детстве, выгнали на улицу, как и нерожавших жен Абдул-Хамида. Но некоторые из детей сверженного султана позаботились о брате и его матери. Через год Абдул-Хамид вернулся. И какое-то время Нуреддин жил вместе с отцом в дворце, выделенном тому в качестве тюрьмы. Спустя ещё год мальчика отправили в военное училище. Затем военная академия в Германии и, наконец, война. За это время Абдул-Хамид умер, Бехидже снова оказалась на улице. Но на этот раз под свою опеку женщину взяла Шадие. Сабиха знала, что до того, как её отец заприметил ту, что родила ему впоследствии сына, Шадие прислуживала Бехидже. Но чем Бехидже, несмотря на свой характер и подчас просто невыносимое поведение, заслужила такую верность от бывшей служанки – Сабиха не знала. Да и, собственно говоря, не интересовалась. Хотя за последние полгода, что Бехидже жила с ними, любопытство не раз овладевало девушкой. И несмотря на неприязнь к двенадцатой жене Абдул-Хамида, Сабиха была готова к тому, что та продолжит жить вместе с ними. Но Нуреддин, вернувшись в столицу, сразу же направился в гостиницу и через несколько дней перевёз туда и Бехидже.
– Спасибо, что позаботились о моей валиде. Было бы неудобно стеснять вас и далее, – шехзаде учтиво наклонил голову и улыбнулся.
– И всё-таки, шехзаде Нуреддин, гостиница – не самый лучший вариант, – заметила Шадие, подавая чай вдове Абдул-Хамида. – Пока династия жива – двери множества домов открыты для вас. Например, ваш брат Абдулкадир-эфенди с радостью бы разделил с вами Кызылтопрак.
– Не сомневаюсь, султанша. Но брат тяжело переживает смерть нашего отца, прибегая к алкоголю, чтобы забыться. Не хотелось бы доставлять ему лишние неудобства в это время. Возможно, мы вскоре переедем к другому моему брату – Бурханеддину. Но это ещё не окончательно решено. Всё-таки пора мне уже своим домом обзаводиться, – серьёзно проговорил Нуреддин.
Следующие полчаса прошли в расспросах и ответах о том, как же тяжело на войне, вдали от родины, вдали от семьи. Улвие унесла хнычущую малышку, высказав сожаление, что не может остаться вместе со всеми. А ещё через несколько минут после её ухода женщины перевели своё внимание с шехзаде, увлекшись обсуждением важных, на их взгляд, вопросов. Новые ткани, ремонт дворца, надвигающаяся зима, англичане, привёзшие с собой новые сорта чая – всё это могло заинтересовать как и Сабиху, так и Нуреддина, но они предпочли отойти в другой конец комнаты.
– Зря, всё-таки, ты не поселился в Долмбахче, брат мой. Все воспитанницы дворца и служанки с нетерпением ожидали тебя.
– Меня?
– А кого ещё! Нет, они, конечно, до сих пор очарованы братом Фуадом. Как, впрочем, и все девушки в городе. Те несколько месяцев, что он провёл в Константинополе в прошлом году, разбили немало сердец. Его подвиги на фронте, конечно же, тоже обсуждали, но не так, как новое авто, на котором он разъезжал по улицам. Или его безупречные костюмы. Он выглядел как герой романа! Он даже однажды – ты не поверишь! – нарвал цветов и прошёлся с этим огромным букетом по городу, раздавая всем женщинам, что встретились ему, по одному бутону. Так что его тоже ждут с нетерпением. Но он, скорее всего, вернётся в особняк своего отца. А наши девушки могут его и не поймать, не то, что тебя.
– Ах, я добыча? – рассмеялся Нуреддин.
– Ты же прекрасно понимаешь, что каждая девочка, попадающая во дворец, рассчитывает когда-нибудь выйти замуж за шехзаде. А сейчас в этом дворце только один шехзаде моложе сорока. И тому шесть лет. Так что пока Эртугрул не вырастет – всё внимание и надежды на тебя. И на Фуада. Но он ещё не вернулся в Турцию.
– А ты ни про кого не забыла?
Сабиха с непониманием посмотрела на брата, пытаясь понять, что он имеет в виду. Нуреддин не торопился ей помочь и явно не собирался подсказывать.
– Династия, конечно, очень обширная, и шехзаде много, но… А-а-а, ты про Омера! – догадалась Сабиха, покраснев.
Она не то, чтобы забыла про него. Просто в первую очередь на память приходят двоюродные братья. А Омер – внук Абдул-Азиза, дяди её отца. Следовательно, для неё он троюродный брат. Более того, именно отец Омера сейчас является наследником престола и возглавит дом Османов после смерти Вахидеддина. Поэтому между собой семья султана предпочитала избегать разговоров о потомках Абдул-Азиза.
– Я не забыла, – начала оправдываться Сабиха. – Просто про него местные девушки почти ничего не говорят. А про Фуада и тебя – перешёптывались не раз.
– Это всё из-за его несчастной любви. Девушки, скорее всего, думают, что у них нет шансов.
– Несчастная любовь? Но с ним-то всё в порядке? Он же не сильно страдал? И почему я ничего не слышала об этом? То есть служанки знают, а я нет?! А ну-ка, рассказывай!
– Я не говорю, что они знают. Просто могли слышать, поэтому и не обсуждают его как возможную добычу.
– Рассказывай уже! Знаешь, как интересно? И когда успел? Значит, вот как вы воевали? Ещё и любовь пережить удалось в добавок ко всему! Ну, так и что там за девушка была?
– Тебе об этом лучше у самого Омера спросить. Я лишь могу сказать, что они познакомились два года назад. Она ухаживала за ним в лазарете. И что она умерла месяца четыре назад.
– Нуреддин!!!
– Тише ты!
– Нуреддин, ты хуже… Не знаю кого. Рассказал, называется.
– Хорошо. Ещё кое-что скажу. Но больше у меня ничего не спрашивай. Хочешь узнать поподробнее – спроси у Омера.
– Ладно, говори.
– Это была непростая девушка. Я знаю, что это одна из принцесс Романовых.
– Романовых? Это из Российской империи?
– Да, только империи уже нет. Их расстреляли, всю семью, почти через год после свержения. Четыре принцессы и один наследный принц. А также верных слуг не пожалели. А потом бросили тела в общую могилу, и где они захоронены, никто не знает.
– О, Аллах! Бедняжки!
– Да, и для Омера сейчас непростое время. Такая любовь была! И девушка красивая, очень.
– Откуда знаешь?
– Ты что! Про неё же столько разговоров было!
– Во дворце про неё, между прочим, ничего и никто не говорил, – с обидой подметила Сабиха.
– Ладно, расскажу, но только то, что про неё слышал. И всё, больше ничего не скажу ни про неё, ни про Омера и их чувства.
Сабиха поспешно кивнула и придвинулась поближе к брату, не скрывая любопытства.
– Она самая старшая. Ольгой звали. Всякий, кто видел её – тотчас влюблялся. Милое создание. Говорят, что у неё были тёмно-синие глаза, пышные светло-русые волосы. Серьёзная, умная, честная и прямолинейная. А ещё говорят, что она очень искромётно шутила.
– Подожди! Ты сказал, что они познакомились в лазарете, когда девушка ухаживала за Омером. Как принцесса могла ухаживать за простым раненым? Да ещё и за вражеским раненым? Ты всё придумал, да? Ты меня обманываешь?
Сабиха замахнулась и слегка ударила Нуреддина по плечу. Он поймал ударившую его руку, сжал в ладонях и тихо проговорил:
– Хочешь знать всё как было – спроси у Омера. Это его история. И то, как он попал в лазарет к противнику, где за ним ухаживала дочь императора.
– Времени ведь мало прошло. Вдруг своими расспросами я сделаю ему больно?
– Может быть, ему как раз и надо выговориться? Вскрыть рану, очистить нагноение.
– А вдруг он мне не расскажет? – прошептала Сабиха.
– А разве есть кто-то, способный не рассказать тебе всё-всё, да ещё и самое потаённое?
Сабиха промолчала. Ей безумно хотелось узнать подробности этой истории. Более того, в рассказе Нуреддина столько пробелов, что мозг, пытаясь отчаянно их восполнить, рисует безумные картины. Как в книгах, которые она изредка читала вместе с Улвие до войны. «Как себя чувствует Омер? Насколько ему тяжело справляться со всем этим? Надеюсь, он не сильно переживает… А вдруг у Омера с этой Ольгой было что-то действительно такое же потрясающее, как и в книгах? И каково это – так любить? Как это на самом деле? И какой она была, точнее, что в ней так понравилось? А меня, меня так можно полюбить? Есть ли во мне то, что так понравилось ему в этой Ольге?» – нервно размышляла Сабиха, когда гости покинули дворец, оставив её с решимостью встретиться с Омером и поговорить.
***
«Если один из Династии так может любить, то, значит, и одна из Династии сможет испытать такие чувства на себе!» – мечтала Сабиха в течение последующих дней после разговора с Нуреддином. Запланированный визит во дворец шехзаде Абдул-Меджита, чтобы поприветствовать вернувшегося Омера, откладывался. Причины каждый раз были весомыми, и Сабиха без возражений уступала им. Но в глубине души теплилось осознание, что, на самом, деле она просто использует возникающие препятствия как отговорки. Она боялась. И испытывала растерянность из-за незнакомых доселе чувств. Беспричинных. Необъяснимых. Откажется Омер рассказывать ей про свою драму – что в этом такого? Или вдруг заявит, что ей никогда не стать похожей на ту принцессу, даже на малую часть, – подумаешь, она просто другая, это нормально. Или вдруг окажется, что вся эта история, про несчастную любовь принцессы – это вымысел, обман, какая-то легенда, пересказанная Нуреддином. И как она могла поверить такой несуразице? Российская княжна и турецкий шехзаде в разгар войны, в которой они по разные линии фронта – такого просто не может быть! Но если это правда, то насколько сильными были чувства, вынудившие смириться со всем, что их разделяло, и принять эту любовь! Сабиха жаждала узнать всё, при этом опасаясь убить в себе мечтательную натуру. Вдруг она осознает, что с ней ничего подобного никогда не произойдёт? Она же не русская принцесса. Она из другого мира. Это там, в далёкой стране, принцессы могут выходить замуж по любви. Могут позволить себе любить. А здесь, в Османской империи, султанши входят в покои к мужчинам, что полезны династии. И султанши запирают мечты и надежды на любовь глубоко в сердце. А затем хоронят каждый день, называя нелюбимого человека мужем. Султанши глотают слёзы обиды, узнавая о многочисленных любовницах тех, от кого рожают детей. Да, взяв в жёны дочь шехзаде или султана, мужчина принимает и жёсткое требование: никакого гарема и других официальных жён. Но смотреть на женщин, желать их, заполучать их – не запретить. Султанши гордятся тем, что кроме них – жён нет. И скрывают горечь от знания: другие женщины всё равно присутствуют. С ними делят не жизнь – постель. А всё потому, что женятся не из-за любви. И не из-за того, что султанши прекрасные женщины. На них женятся ради карьеры, из-за тщеславия. Русские принцессы могли рассчитывать на любовь, а турецкие лишь мечтали о ней. И что, если разговор с Омером лишит Сабиху и этой мечты?
Но в один день логичные причины, вроде «надо дать ему немного привыкнуть к жизни в столице, да ещё и при дворе, после долгого отсутствия» и «сейчас слишком неспокойно из-за британских солдат, заполнивших Константинополь», использованные в качестве отговорок, исчезли. Город и люди, населяющие его, пытались принять оккупантов и научиться жить рядом с ними. Откровенных стычек на улицах уже не было. А двоюродный дядя Сабихи Абдул-Меджит с радостью приглашал членов династии в свой дворец поприветствовать его сына. Каждый день Сабиха просыпалась с мыслью: «Надо приказать подготовить всё к поездке, после обеда можно будет выезжать». За обычными утренними ритуалами не находилось подходящей возможности озвучить этот план. А спустя несколько часов меняла решение: «Завтра. Сегодня я устала, погода пасмурная и вообще – у отца плохое настроение. Будет неправильным оставить его в такое время». Словно речь шла не о визите, способном отнять не более четырёх часов, а о многодневной поездке в далёкие провинции.