О котах и людях: о ястребинке и розах

В конверте оказалось несколько листков, изрядно обугленных по углам.

– Отец все сжег. Чернокнижие, говорит, – хмуро пояснила Ора. – Это вот все, что осталось.

Блейз разложил листки на столе в гостиной и принялся их перебирать.

– А, это латынь… Только очень плохая… – Брови у него вдруг поползли вверх. – «Круг святого Колумкиля»… «Эту молитву ангел принес под престол святого Петра, когда все там страдали от дизентерии…» Керри! – вдруг позвал он.

– Чего? – крикнула Керидвен с кухни, делая вид, что она совершенно не подслушивала.

– Может, глянешь?

Почерк у Этана был совершенно не читаемый. Местами среди неровных строчек виднелись какие-то символы, больше похожие на каракули.

Керидвен вгляделась:

– А! Это ж из Торстена, от него толку чуть. «Возьми редис, спой над ним „Отче наш“, съешь редис и в этот день злые речи не повредят тебе».

– А вы откуда знаете? – насупилась Ора.

Керидвен начала понемногу раздражаться.

– Да в монастырской библиотеке есть. Не веришь мне – спроси у раймониток.

– В монастырской?.. – слабым голосом переспросила Ора. – То есть, это не колдовство?! Монашки же колдовством не занимаются, да?..

Керидвен замялась. За нравы раймониток в этом смысле она бы не поручилась. За сестру Урсулу так точно.

– Это шарлатанство, – твердым голосом сказал Блейз, усаживая Ору в кресло. – Но вашему брату неоткуда было знать, конечно…

Ора стиснула ладони так, что костяшки побелели.

– То есть… он не занимался черной магией?!

Блейз помедлил.

– Ваш брат был стрелок, верно? Я думаю, что он занимался тем, что искал другой способ вас защитить.

Ора стала еще бледнее:

– То есть, он не пытался заключить договор с фир болг? Не пытался управлять духами?

Блейз попытался взять ее за руку. Ора выдернула ладонь и отодвинулась. Блейз вздохнул.

– То есть, я думаю, что если бы даже он и пытался управлять ими такими методами, то у него ничего бы не вышло.

Ора поджала губы.

– Понятно.

Она встала, сгребла со стола листки и принялась засовывать их в конверт. Руки у нее дрожали. Джимми сунулся было ей помочь, но Ора кинула на него кинжальный взгляд. Сунула конверт за пазуху, и обернулась к Блейзу:

– Спасибо, святой отец.

Коротко, по-мужски поклонилась и вышла. Джимми развел руками, кинул на Блейза виноватый взгляд и кинулся за ней.

Блейз тяжело вздохнул. Керидвен хмыкнула.

– Похоже, легче ей не стало.

Камень был теплый. Туман вокруг был белый. Они возникли сами собой вокруг, стоило только Керидвен лечь и закрыть глаза. Это было очень приятно – как в детстве сбежать ото всех, и лежать на нагретом осколке скалы посреди озера, и знать, что никто, никто тебя тут не достанет, и что ничего, ничего не надо говорить, не надо делать.

Сверху раздался тихий смешок.

– Что, нравится?

Керидвен приоткрыла один глаз. Над ней на пятках сидел Безымянный. От смеха с его лица осыпалась глина. Керидвен смахнула каменную крошку с лица:

– Угу.

Безымянный захохотал, запрокинув лицо вверх – теперь уже в голос, и откинулся назад, подпираясь руками.

– Я обменял Атлантиду на это место. Ооо, золотую Атлантиду, с ее дворцами, с ее храмами, ее садами. Оооо, я сделал бы это снова! – Дыры на месте глаз у него заблестели, нехорошим красным отсветом, как уголь под горшком.

Керидвен села, провела рукой по волосам.

– Я думала, ты отправишься на Авалон.

Безымянный сморщил нос.

– Не видел я этого Авалона, и не хочу. Да и мне там не рады будут, это точно, – он захихикал. Звук был как от губной гармоники. Туман вокруг заколыхался.

– Не видел? – рассеянно переспросила Керидвен, прислушиваясь. Сквозь туманную завесу доносился то ли плеск, то ли какое-то бормотание.

Безымянный дернул ее за руку, разворачивая к себе. Они оказались на ногах, близко-близко. Безымянный впился в нее зрачками-буравчиками.

– Единый сделал из себя человека. Единый сделал ангела из мысли о человеке. Человек сделал Эльфина из своей мысли об ангеле… из своей мысли о боге. Эльфин сделал меня из себя, чтобы это прекратилось. – Он встряхнул Керидвен за плечи. Рот раскрывался и закрывался, как печная заслонка. – И это прекратилось! Я, я сделал это! Атлантиды не стало! – Он провел рукой по лицу. – Стал Авалон. И я сделал Эльфина из себя, чтоб он мог жить на Авалоне. А Эльфин связался с тобой, человек, и Эльфин сделал из себя ангела, чтобы стать только мыслью Единого о человеке. – Лицо его искривилось, по глине пошли трещины. Керидвен сделала шаг назад. – Но я, я не хочу этого! Я есть! Я существую!

От него дохнуло, как из печи – сухим, горячим ветром – и Керидвен поняла, что у нее изнутри в ответ поднимается такое же. Она сделала шаг вперед и притянула лицо к себе, заставляя посмотреть себе в глаза.

– Какого черта ты не сказал мне?!

Глина под руками начала осыпаться. Безымянный несколько раз хлопнул ртом, как печной заслонкой. Земля под ногами начала трескаться. Стопы резануло холодом, Керидвен охнула – из трещин поднималась ледяная вода. Шепот воды – или голосов – стал гуще. Кусок скалы пополз из-под ног прочь, Керидвен взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, Безымянный извернулся, прижимая ее к себе – и вдруг Керидвен увидела, что у него нет затылка и нет спины – такая же грудь, такое же лицо, только теперь уже улыбающееся, и четыре руки – будто две статуи распилили и склеили. Над ней нависла каменная маска – теперь уже совсем слепая и неподвижная, и все эти руки – четыре, или больше??? – перебирали ее волосы, одергивали сорочку, гладили по лицу, дергая светлые, блестящие нити, которые выходили у Керидвен из рук, из локтей, из ладоней, сплетая из них блестящую сетку, за которой терялось мраморное лицо, оставляя только свистящий по сторонам шепот: «Хорошо, хорошо, все будет хорошо, ни о чем не волнуйся, все будет хорошо обязательно…»

Керидвен заорала.

– Эльфин! Прекрати!

Эльфин, больше похожий на краба, на мгновение замер, наклонив голову к плечу. Длинные руки замерли в воздухе, перебирая пальцами.