Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы

Волковы реализовали, на мой взгляд, лучшую из возможных моделей размножения: у них пятеро детей, и последний сын родился одновременно с первой внучкой.

Этот последний сын, Мишка, мне еще мало знаком: 14 лет, он ростом почти с меня. Добрые умные глаза Галины Григорьевны на лице Сергея Дмитриевича. Два года назад Мишка, его племянница Соня, дочь старшего сына Волковых, Андрея, жили в палатке во дворе Волковых, вместе с моими дочерьми (тогда – 12 и 10 лет). Дети примерно одного возраста, они жизнерадостно играли, издавая дикие вопли.

И вот теперь вижу Мишку – основательного, крупного, типичного Волкова по всему… Он очень похож на двух самых старших братьев. Глядя на Мишку, даже испытываю хорошую зависть: у меня два прекрасных сына, а у Волковых – целых четыре, и куча внуков.

Другая земля

Как всегда, Сергей Волков рассказывает интереснейшие вещи. Например о том, что косули ходят по тропам маралов… Мелкие звери – по тропам крупных. Издаю индейский вопль: подтверждается наша с Пучковым идея о том, что крупнейшие звери создают инфраструктуру обитания для мелких, и что если истребить зверей доминантного класса, то и «мелочи» становится хуже.

Марал мало похож на слона или мамонта, и вообще не гигант, даже не полугигант, но повторяется та же самая схема. Другой вопрос, что марал не в состоянии в такой степени изменять среду обитания, как даже зубр или носорог. Но принцип работает, пусть и без перестройки ландшафтов.

А вот еще любопытнейшие детали: косуля стала водиться в тайге. То она была лесостепным животным, жалась зимой по открытым пространствам, недалеко от деревень. После 1992 года возрос пресс охоты – умная косуля забилась в леса.

Кроме того, после 1992 года стало намного больше медведей. Тогда везде пасли скот, даже в тайге. Домашние коровы теснили медведя, составляя ему конкуренцию за пищу. Медведи не от хорошей жизни драли телушек и бычков, выпасаемых на откорм. И пастухи истребляли их – не на мясо и шкуру, а именно как опасных для скота хищников. Давили петлями, стреляли из незарегистрированных стволов… Вспоминаю, что так же точно поступали и герои Сетон-Томпсона, – убивали медведей, нападавших на скот.

Теперь скота намного меньше, медведей перестали истреблять почем зря. Медведи размножились, и стали нападать на косуль. Теперь для косули тайга – место менее опасное.

В общем, идет перестройка ландшафтов, и вместе с нею – изменяется состав животного мира. Само по себе – яркий пример изменений, творимых человеком. Вставляй хоть в «Антропэкософию», хоть в «политическую экологию» хоть в статью с Пучковым…

Задумываюсь еще вот о чем: Россия после перестройки инфраструктуры стала более урбанизированной страной. Патриархального крестьянства давно нет… но в СССР искусственно поддерживали густое сельское население. Замкнутая на саму себя, страна кормила себя экстенсивным скотоводством.

Сейчас Россия – страна городов и интенсивного сельского хозяйства. Тех самых богатых, современных, активных сельских жителей, никак не алкашей и деградантов. Но это сельское хозяйство ведется не везде, а очагами, жмется к окрестностям городов, к трассам. Транспортные расходы стали важны, не везде сельское хозяйство окупается, даже в благодатной Минусе.

Земля запустела? Лес наступает на поля и луга? Да… Значительная часть России, тем более Сибири, «пустеет». Но, во-первых, пустеет не одна Россия… Франция тоже пустая… скоростной поезд грохочет по местности, где восстановился смешанный или лиственный лес. Сельское хозяйство ведется очагами, местами живут в основном дачники, владельцы загородных домов, где проводят часть года. Значительная часть Франции стала местом, где живут не все время, где не ведется интенсивного хозяйства.

Во-вторых, Франция и в этих рекреационных ландшафтах очень окультурена, дикой природы там мало. Притом, что поголовье косули в ней за последние 20 лет возросло в 2 или в 3 раза, а на кабанов приходиться охотиться, чтобы они не портили виноградников. В том числе в Шампани, где уже лет двести самым крупным промысловым зверем был барсук.

Россия громадна. Другой климат, несравненно меньше плотность населения. У нас перестройка инфраструктуры неизбежно создает малонаселенные области, где восстанавливаются охотничьи угодья. Заброшенная земля? Но ведь люди никуда не исчезли. И они могут хранить память о деревнях прадедов, приезжать на могилки, оставлять дома или строить новые, получше, для отдыха в теплое время года.

А охотничье хозяйство, сбор дикорастущих растений – такая же часть хозяйства, как и любая другая… вопрос, как организовать, что из этого будет экономически.

Может быть, охотничье-промысловая Большая Речка 1970-х – 1980-х и есть некое «воспоминание о будущем» – если не всей России, то какой-то ее части?

Судьба Большой Речки

Тридцать лет назад Большая Речка была процветающим хозяйством: леспромхозом – рубили громадные кедры. До сих пор на берегах речек лежат остатки срубленных великанов, диаметром по полтора метра… Был и промхоз: сбор грибов, охота, заготовка ягод, переработка…

Двадцать лет назад леспромхоз лег, промхоз стал неэффективен, все развалилось. Народ побежал из Большой Речки. Летом жил старый и малый, в основном те, кому деваться особо было некуда. Умирающая деревня, заброшенный поселок, никому не нужная земля с никому не нужными домами.

Десять лет назад купить дом или землю в Большой Речке было легче легкого, причем за гроши. Теперь все участки раскуплены, строятся новые дома… В основном живут дачники часть года, вывозят семьи в этот богатый, яркий край с интересной природой. Покупают землю и строят дома вовсе не бедные люди, не мелочь пузатая. Устраиваются в Большой Речке и высоколобые, и владельцы заводов, газет, пароходов… высоколобым труднее всего – отдыхать тут приятно, а вот работать? В наше время без интернета это трудно…

А вот охота ведется интенсивнее прежнего; приезжают и из Москвы, и из заграницы…

На фоне разрастающегося туризма, роста дачного массива кажется чем-то устаревшим, пришедшим из другой эпохи продолжающаяся вырубка кедрачей. Ведь кедровые леса – это само по себе бренд! На это поедут еще туристы, в кедрачах разведутся кабаны, медведи, охота на них даст больше, чем переработка стволов…

Видимо, окончательное превращение Большой Речки в рекреационный ландшафт – вопрос времени… и еще это вопрос нашего разумного к ней подхода. Построит кемпинги и жральни? А зачем? Этого добра везде навалом. Как сказал Волков одному своему приятелю:

– Тебе пятизвездочный отель нужен? Так я тебе его устрою, спи там. Но там медведей-то нет. Ты на охоту приехал? Так будешь жить у меня в доме, а потом поедешь не на мерседесе, а на газике, и не по автостраде, а по руслу реки… Туда, где есть медведи.

Все верно. Современность поселка определяется не горячей водой и не танцами официанток в ресторане, а высокоскоростным интернетом. Будь тут такой интернет – я заваливался бы писать в Большую Речку на месяцы… Баня мне вполне хороша, от сельского сортира точно не помру, а умыться зимой можно и снегом. А вот без интернета все же плохо…

Пищухи

Первый день в Большой Речке ходили «на порог» – вниз по Ое: туда, где в 1997 стоял мой лагерь экспедиции. Ходили фактически весь день. Порог – особое место… рев воды, никакой слышимости, не успевшие обточиться, стать округлыми в русле камни. Ложишься на воду, и река несет тебя и выталкивает снизу, под живот…

Сажусь на камни, откидываюсь… Хрустальный ледяной поток с ревом омывает меня, дробится о тело, уносится дальше. Нога попадает в щель между камнями, рву ее из неудобной позы… Эта нога и раньше побаливала, – растянул связку. Теперь – резкая боль в ступне. Обратно иду, сильно хромая. И не проходит…

На другой день едем вверх по Ое, в горные промысловые избушки… Километров 18 – легкий подъем, бурлящие речки и ветхие мосты через них. Местами приходиться ехать прямо по руслу, вброд, а не по ненадежному настилу.

На этих переправах и валяются неправдоподобных размеров комли кедров: их просто не смогли вывезти, не помещались в лесовоз…

Потом дорога резко поворачивает вверх. Крутые склоны, крутые дороги по ним, езда по руслу речки, по чудовищным буеракам, по дороге, где колея – чуть не полметра, приходится ехать, оставляя ее между колесами… В конце пути – избушка, – маленькая, тесная, уютная. Все, что нужно для жизни под потемневшим от дождя и снега кровом. То идет дождь, то прекращается. Тут километрах в пяти – солонец, к нему выходят маралы и косули. Уже три дня живет в избушке охотник Алексей. Лёша, пытается подстрелить что-то на солонце. Не получается, а вчера вечером еще страшно промок, сушился полдня, и под утро не пошел на солонец.

Еще в нескольких километрах впереди – лабаз, к нему ждут медведя на приваду. До него нельзя доехать, придется все равно пройти кусок по лесу.

Охотникам нужно туда, Мишке, Тимуру и Владу – интересно. А я что, лабаза не видал? С моей ногой идти полкилометра или километр вовсе не нужно. Поезжайте, ребята, я охотно тут один посижу. Позже оказывается, что я был особенно глубоко прав: машина засела, ее дружно вытаскивали, подкладывали камни… В общем, приключение как приключение, но мне его сейчас совершенно не нужно.

Рев двигателя замирает, я остаюсь один на поляне с избушкой. Тихо-тихо… Только дождик опять пробросил, зашуршал… Только ветер зашумел листвой. Только журчит в промоине ручей. Еще время от времени свистят какие-то мелкие тварюшки. Алексей говорил про живущую в избушке мышь… Я сперва и принял за разожравшуюся мышь такое рыжее существо… сперва я увидел только мелькнувшую за угол рыжую толстую попку, и подивился: во сильна! Много же она тут нажрала у Алексея в гостях…

Но сижу я неподвижно, вытянул ноющую ногу, и вижу: вот еще существо… Вот еще… Пробегают, не задерживаясь… разве что на краю поляны, метров за 10, стоят, поднимаются на задние лапки, рассматривают меня, пересвистываются. Постепенно тварюшки перестают бояться, перебегают не так быстро, и все ближе. Вот они, выбегая из-за стены, замирают на несколько мгновений, глядя на меня черными круглыми глазами… Рассматривают. Я тоже рассматриваю их, и все в большем изумлении: ну какие ж это мыши?! Никакая мышь не сможет разожраться до размеров очень упитанной крысы. Пропорции тела у тварюшек скорее как у хомяков но не совсем… Задние ноги у них чуть длиннее передних, крестец торчит вверх. Хвостов опять же нет, или они совсем короткие. Уши круглые, но как-то подлиннее хомячьих. Какой-то особый местный хомяк? Крыса-мутант?! Не пойму…

Так и не понимаю, пока не возвращаются остальные.

– Пищуха альпийская! – Бросает Сергей Волков, – Очень полезное животное… Сена заготавливает много, ей самой столько и не надо. В снежные зимы марал только и жив бывает, что этим сеном… Как в тундре лемминги, так у нас пищухи…

И Волков смотрит в сторону пищух с одобрением.

– У них ноги задние длиннее передних…

– Они к зайцам близкие… зайцеобразные.

До сих пор я не видел в дикой природе две формы жизни: волка и пищуху. Вот и увидел, наконец. Только почему она «альпийская»? пищух насчитывают то 20, то даже 30 видов… из них только один встречается в Альпах, остальные – азиатские и американские. Но альпийские они или саянские, а пищухи мне понравились: толстенькие и деловитые. Очень положительные тварюшки, и если их одобряет Волков – значит, и правда полезные.

Волков и медведи

? Сколько я тут живу, с девяносто первого года занимался медведями… ? Говорит Сергей Волков. ? их штук двенадцать сам убил, и еще до тридцати – клиентами… А вообще они все умнее и умнее…

Я буквально подскакиваю: по Вернадскому, и биосфера в целом все время «набухает разумом», и каждый вид делается все разумнее и разумнее. Кое-какие сведения о разуме животных мне Волковы уже подкинули. вот опять. Рассказываю: есть мнение, что все виды животных, становясь все разумнее, вынуждают и других усложнять отношение к жизни, становиться многовариантнее, гибче, и в конечном счете умнее. Глупые гибнут много чаще.

Волков кивает: для него это очевидно на уровне не теоретических обобщений, а опыта. Говорит, что на Большой Речке, сталкиваясь с человеком, и медведи и волки стали умнее за последние 20 лет.

Решили на приманку волкам использовать собаку: посадили пса, привязали, и окружили кольцом капканов. Волки органически не переваривают собак. Они способны врываться в деревни, страшно рискуя, ловить собак под крыльцом, или между домами, вытаскивать из будок.

Но коварный план не удался: волки ходили вокруг, нюхали, а собаку не тронули. Видимо, понимали – что-то нечисто в этом появлении беззащитного пса среди леса!

И медведи. Двадцать лет назад они легко шли на приваду, не боялись. Теперь стали хитрые: или не идут так легко, или, по крайней мере, пытаются выйти к дохлой корове днем или утром когда охотников на лабазе нет. И вообще сделались намного осторожнее.

Много в том непонятного: медведи ведь звери одиночные, и как они рассказывают друг другу о накопленном опыте, неизвестно.