Метафизика души

– Ну да, как тебе восемнадцать стукнет, так и пойдём в ЗАГС.

Васька от неожиданного поворота разговора забыл и про мёд, и про чай и только пожирал глазами Танюшку.

– Ну, где же твой мёд? – поинтересовалась Танюшка, доливая чайник доверху. – Чай-то будем пить?

Потом она молча, с блаженной улыбкой смотрела на Васькин зад – единственную часть его тела, которая была видна, когда он полез под кровать за банкой, – и представляла, как весело они будут жить, когда поженятся.

Через несколько месяцев, едва дождавшись Танюшкиного восемнадцатилетия, он потащил её в ЗАГС. Там, почему-то покраснев, спросил, будет ли она брать его фамилию. Конечно, Танюшка с детства мечтала поменять свою фамилию Худолей. Она даже спрашивать не стала, на что менять. Хуже быть не может. Что может быть ужаснее Худолея? В итоге она стала Мухой.

История с Мухой завершилась вместе с окончанием училища. Молодые не смогли договориться, где и как им жить дальше. Василий возвращался в родной совхоз, где его ждали, обещая и жильё, и продвижение по работе. Танюшка же ещё не решила, куда ехать, но совершенно точно была уверена, что назад в деревню ей не надо. Диплом она получила на фамилию Муха, а через несколько месяцев, разведясь с Васькой, снова взяла свою.

Глава 4.

Кира

– Что-то ты сегодня мрачный, как наш дядя Изя в день зарплаты, – изрекла Софья Павловна, бросив внимательный взгляд на мужа. – Что-то произошло?

Георгий Андреевич оторвал взгляд от вилки, которую рассеянно вертел в руках.

– Да уж. Такого, пожалуй, никогда ещё не случалось… – Он замолк, продолжая непроизвольные упражнения со столовыми приборами.

– Ну не томи, на себя не похож! Уже волнуюсь, как волновалась тётя Сара, ожидая дядю Изю с зарплатой.

– Кравчук разбился.

– Как, на машине? – Софья Павловна мигом отбросила свои еврейские шуточки, не доведя историю дяди Изи и тёти Сары до логического завершения, и теперь серьёзно смотрела на мужа.

– Нет, на дельтаплане.

– На чём, на чём?!

Георгий Андреевич глубоко вздохнул и тихо продолжал:

– Да я и сам до недавнего времени не знал, что за зверь такой. Это прибор с крыльями, которые сверху надеваются на человека, или человек в него вставляется – не знаю точно. Последнее время крутился у нас молодой парень – хотел внедрить изобретение. Все кабинеты обошёл, такими словами сыпал, нарочно не придумаешь – только «змея Рогалло» чего стоит! Вот он Кравчука и обрабатывал: генерал всё-таки, начальник Спортивного комитета Министерства обороны. Доказывал, что для военных дельтаплан – незаменимое устройство. Особенно тот способ буксировки, который изобретатель придумал, от разгоняющегося автомобиля. Уговорил попробовать. А кому не хочется себя Икаром почувствовать! Вот Кравчук и поддался. Прицепили его вместе с крыльями к автомобилю, автомобиль разогнался, Кравчук взлетел, но что-то с ним в воздухе приключилось: то ли с сердцем стало плохо, то ли неумело телом своим управлял. В общем, рухнул на землю со всей дури Икар наш.

Софья Павловна, небрежно отбросив тряпку, которой протирала плиту, присела к столу. Супруги ошарашенно смотрели друг на друга, переваривая информацию.

«В Москве полночь», – торжественно сообщил густой бас из радиоприёмника, и раздался бой курантов. Георгий Андреевич протянул было руку, чтобы выключить звук, – не хотелось беспокоить соседей. Но его отвлёк шум: резко распахнулась входная дверь и шарахнула о стену. На пороге стоял Кира, улыбающийся во весь рот и, как обычно, хмельной. Щёгольская финская дублёнка, клетчатый мохеровый шарф придавали ему очень стильный вид. В руках он держал пластинку в яркой обложке.

– Ну, что грустим? Кравчука хороним?

Судя по всему, он слышал последнюю фразу отца и понёсся во весь опор:

– Не дрейфь, фазер, тебя повысят. Будешь на генеральской должности, давно пора. Ты и Кравчук – даже сравнивать не хочу. Только на дельтаплане не летай – и всё хорошо сложится. В загранку будешь ездить, шмотки на продажу привозить. Семейный подряд в нашей стране поощряется.

Дублёнка уже валялась на полу, украшенная шарфом, как праздничной ленточкой, и Кира включал музыкальный центр, усиленный мощными колонками.

– Школа современного танца начинает свою работу! – громко объявил он и врубил проигрыватель на всю мощность.

Софья Павловна замахала руками, словно пытаясь защититься от назойливой музыки, а Георгий Андреевич схватился за голову.

– Танцуют все! – орал Кира, перекрикивая слова песни:

Come on let’s twist again like we did last summer…

Он выделывал странные коленца: то приседая в такт музыке до пола, то поднимаясь винтом. Родители ошарашенно смотрели на беснующегося сына, а соседи уже стучали и по стенам, и по потолку, и по батарее. Кира, ни на что не обращая внимания, тянул Софью Павловну на середину комнаты:

– Давай, давай, растряси жирок! Твист не только модный танец, но ещё и полезное упражнение. Пользуйтесь моментом, пока я добрый!

Гремела музыка, в которой тонул звук дверного звонка. На лестничной площадке толпились помятые и нечёсаные соседи: кто в пижаме, кто в ночной рубашке, кто в несвежем халате, накинутом на голое тело. Делегацию возглавлял Пётр Маркович в огромных семейных трусах и блёклой застиранной майке со спущенной лямкой. А в квартире с непроницаемыми лицами ввинчивались в пол родители Киры.

Пётр Маркович наконец осторожно толкнул незапертую дверь, и она открылась. Соседи с сочувствием смотрели на развернувшийся перед их сонными глазами спектакль. Пётр Маркович знал, как прекратить это безобразие, но, памятуя об истории с хлыстом, стоял на месте.

Этажом ниже заголосил проснувшийся ребёнок, и через минуту на лестнице показалась соседка Валюха с орущим годовалым Вовкой на руках. Несколькими стремительными прыжками она осилила лестничный пролёт и, растолкав остолбеневших соседей, ворвалась в квартиру.

Подбежав вплотную к Кире, Валюха заорала так, что звуки твиста, усиленные колонками, показались негромким музыкальным сопровождением:

– Ах ты, тварь подколодная! Вот, полюбуйся! – И она на вытянутых руках продемонстрировала заходящегося от крика малыша. – Я тебе сейчас яйца на жопу натяну!

Кира резко остановился и сквозь смех парировал:

– Ну ты даёшь, Валюха! Такого наказания даже святая инквизиция не могла придумать!

С этими словами он схватил орущего Вовку и подбросил его высоко к потолку. У Вовки мигом сменилось настроение, и он захохотал. Кира, повторив трюк несколько раз, посадил мальца на плечи, выключил проигрыватель и картинно, с полупоклоном, словно со сцены, объявил:

– Всё граждане, концерт окончен. Я приношу свои извинения за причинённые неудобства. – И, чуть поклонившись, приложил руку к сердцу. – Считайте, что это был сон. – И тут же, обращаясь к соседке, предложил: – Пошли, Валюха, помогу отпрыска твоего уложить.

Он покровительственно приобнял уже успокоившуюся Валюху и пошёл вниз – укладывать Вовку, который с удовольствием наматывал на палец буйные Кирины кудри.

Весной родители Киры съехали в ещё не достроенный загородный дом, и он остался один в двухкомнатной квартире – и никаких родителей, дедушек и бабушек, которым нужны покой и уважение. Дом содрогнулся. Кира увлёкся запрещённой рок-музыкой и гонял магнитофонную ленту в любое время дня и ночи. Соседи не знали, как его остановить, и периодически наведывались к Петру Марковичу за советом. Тот чесал свой пегий затылок и рассуждал:

– Милицию вызывать бесполезно: милый Кира их угощает такими спиртными напитками, которые им в самом сладостном сне не могут привидеться. Письмо на работу? Да он ведь нигде не работает…

Вдруг в его глазах заискрились радостные огоньки:

– Не работает, не работает… И никогда не работал. У него даже трудовой книжки нет. Значит, он кто?

– Тунеядец, – подсказала Галина Ивановна, проживающая на том же этаже, – причём злостный.

– Вот именно. А у нас за тунеядство привлекают к ответственности, между прочим. Так что, милые соседи, действуем следующим образом: я пишу письмо в прокуратуру, а вы собираете максимальное количество подписей. По поводу моего автографа нужно подумать: я всё больше становлюсь персоной в высшей степени нон грата. А скоро, возможно, и сам тунеядцем стану: выговор за выговором получаю – до увольнения рукой подать. Так что, скорее всего, быть мне серым кардиналом: готов направлять нашу с вами деятельность, оставаясь в тени.

На следующий день заявление было готово, самая молодая из жильцов – Милка – обежала «милых соседей», собрав двадцать подписей. А дальше, в соответствии с генеральным планом, заявление понесли… нет, не в прокуратуру. Его понесли Кире на ознакомление. Пока в качестве профилактической меры. Посыльным назначили мать-одиночку Валюху. Кира с ней заигрывал, а она, чтобы не подпасть под его обаяние, строила из себя мегеру.

– Вот, полюбуйся, любимец публики, доконал ты соседей! Телегу на тебя состряпали. Я тоже подписала: надоело Вовку пять раз за ночь укладывать.

Кира брезгливо, как гадюку, взял бумагу и углубился в чтение. Поднял глаза на Валюху и изрёк:

– Я понял. В каталажку закатать решили. Да уж, воистину «милые соседи», как любит выражаться Петька. Без него тут не обошлось, чую его дух. – И он картинно поднёс бумагу к носу. – Притормозите, Валюха. Не отправляйте пока. Испытательный срок дайте подлецу. – И он озорно подмигнул соседке. – У тебя никаких срочных дел нет? Оставайся, я тебе сейчас такое хэппи устрою, ещё просить придёшь…