Дневники дьявола

– Ладно. Я не ревную, но хату спалю! – решительно предупредил Даниил.

– Договорились. Целую! – и, получив ответный чмок в ухе, я положила телефон на кровать.

Необходимость заниматься хозяйством отпала, и я быстро нашла применение освободившемуся времени, тупо последовав уже принятому где-то вне моего сознания окончательному и бесповоротному решению.

Достав с балкона тетрадки с собственноручным жизнеописанием Антона я принялась сканировать их в компьютер, что заняло довольно много времени. Закончив эту монотонную процедуру, я сделала упакованные копии на флэшку и мне сразу захотелось избавится от этих тетрадок, которые хранили не только мысли, но физические следы автора. Не задумываясь, я, как биоробот, программа которого не включала в себя никаких эмоциональных глупостей, принесла из кладовки оцинкованное ведро, оделась потеплее, прихватила пакет с тетрадками , красную пасхальную свечу, жестяную банку из-под кофе и вышла из квартиры.

Прямо в ста метрах за нашим домом начинался хоть и изрядно пощипанный цивилизацией, но вполне настоящий лес, который мы с Данькой исходили уже вдоль и поперек. Я быстро нашла укромный уголок с кострищем, присела на бревно, служившее скамьей, и приступила к придуманному мной ритуалу.

На дно ведра я поставила жестяную банку из-под кофе, зажгла свечу и аккуратно сожгла сначала листок с сопроводительным текстом ,а затем страницу за страницей и все тетради, исписанные аккуратным мелким подчерком.

Мне казалось, что я вижу, как огонь, очистив от шелухи мерзкой бравады и самооправдания, оголил и уничтожил откровенную подлость, похоть, непомерные жадность и властолюбие, двигавшую всеми поступками того, кто неоправданно считал себя человеком. На самом деле он был всего лишь человекоподобным выродком с извращенным представлением о морали, искренне гордившимся в своем исполнении тем, что считается смертными грехами.

Я не мигая смотрела на огонь и видела всех, о ком упомянул в своих дневниках дьявол, имевший вполне земное воплощение. Многих людей, о которых писал Максюта, я теперь знала, они стали мне близкими друзьями, но видимо, устав от вечерних и ночных переживаний их бед и трагедий, подсознание выставило мощную психологическую защиту, что бы не случился «перегруз», и я ничего уже не чувствовала.

Когда последняя страница превратилась в невесомый лоскут пепла и рассыпалась, я прикрыла банку крышкой и, оставив ее в ведре, вернулась домой. Почему я не развеяла пепел там же в лесу и для чего принесла его с собой, я тоже поняла много позже. Просто тогда яуже знала, что надо было сделать именно так.

Глава четырнадцатая.

Валера, Антон и Михаил, посмеявшись над «спекшимся» Иваном, оставили его спать на террасе, а сами пошли в дом. В комнате смотрела телевизор миловидная девчушка лет пятнадцати. Антон словно о стеклянную стенку с размаху ударился, когда ухнулся в омут ее зеленых, зовущих глаз. Да, на Антона смотрели Дуськины глаза, играя золотыми бликами адского костра.

Девушка быстро соскочила с дивана и шагнула навстречу компании :

–Валера, ты опять на ночь глядя чужих в дом тащишь. Отец же тебе не велел – возмущенно обратилась она к брату.

–Да ладно, Надюха, не шуми! Мы немного посидим, телевизор посмотрим и спать. Утром рано на рыбалку идем, чего же людям зря ноги топтать. Батя ж в восемь со смены придет ? Ну, а мы в четыре уйдем, так что если ты ему не скажешь , он и не узнает ничего. – ответил Валера и протянул девушке шоколадку. Та покачала укоризненно головой, но шоколад взяла и пошла на кухню.

У Антона даже дыхание сбилось, когда в распахнувшихся на миг полах халатика мелькнула стройная девичья ножка. У них в деревне девчонки себе такой вольности не позволяли, их наряды всегда целомудренно прикрывали даже коленки, а уж грудь, можно было угадать с большой долей фантазии под плоскими формами простых лифчиков. Даже в строгих темных купальниках, если подсматривать за купанием сверстниц, ничего разжигающего воображение и чувства увидеть не удавалось.

На Наденьке же был коротюсенький и полупрозрачный халатик из легкого ситца, под которым без труда угадывались свободные от тисков лифчика вполне оформившиеся грудки и ладные, в меру полные бедра, а уж округлые и аппетитные ножки были открыты почти по всей длине.

Девушка заметила восхищенный и горящий взгляд незнакомого, но весьма симпатичного паренька и кокетливо опустила ресницы.

Михаил и Валера разместились на диване, а Антон присел на стоящий у входа в «зал» стул, с которого ему хорошо была видна кухня и плавно скользившая по ней Надежда. Она явно играла с ним. Девушка то пыталась что-то достать с полки, тянулась за этим, еще больше открывая верхнюю часть ног, то наоборот нагибалась, что-то доставая из холодильника или кухонной тумбочки, заставляя сердце Антона просто выскакивать из груди. В горле резко пересохло, толи от выпитого спиртного, толи от волнующего зрелища. Антон решительно поднялся со стула и шагнул в кухню. Надежда, заметив его, замерла у мойки.

–Можно мне стакан воды налить, пить очень хочется, – срывающимся от волнения голосом прохрипел Антон и закашлялся. Надежда медленно повернулась к нему и глаза Антона просто уткнулись в вырез ее халатика. Ложбинка между полными грудками манила с непреодолимой силой. Хотелось впиться в нее губами, стиснуть девушку за плечи, смять ее прямо здесь на кухне и сорвать с неё эти ненужные полоски ткани, что бы губами откровенно и напористо ласкать такое манящее девичье тело.

Антон еле оторвал помутневший взгляд, недоуменно уставившись на протянутую ему кружку и руку Надежды с капельками воды на пухленьких розовых пальчиках.

Трясущимися от возбуждения руками он обхватил руку Надежды, держащую кружку, и начал жадно пить. Выпив последнюю каплю, Антон резко поцеловал руку девушки где-то у запястья и стал горячечными губами подниматься к локоточку.

Надежда резко оттолкнула его, легко шлепнула по щеке и показала глазами на дверь комнаты, где сидели брат и Михаил. Потом она подтолкнула его к выходу из кухни и Антон, пошатываясь, пошел к выходной двери.

–Ты куда? – окликнул его Валера.

– Сейчас приду! – буркнул Антон и, уже выходя за дверь, услышал голос Валеры :

–Туалет прямо по дорожке, слева от сараюшки.

Антон вышел на улицу и полной грудью втянул свежий вечерний воздух. Небо хмурилось и звезд не было видно, начинал накрапывать дождь.

–Самая подходящая погода для рыбалки! – привычно оценил Антон и, не зацепившись за эту мысль, не спеша направился в конец двора по бетонной дорожке. Выйдя из туалета он оглядел двор. Рядом с сараем начинался небольшой садик, пахло смородиной и душицей, эти запахи дурманили и поддерживали томление в душе и паху.

Антон вспомнил теплые руки Наденьки, ложбинку между грудками и манящие бедра под тонкой тканью. Мгновенно отвердевшая от этих воспоминаний плоть до зубовного скрежета потребовала удовлетворения вспыхнувшего желания. От хмеля не осталось и следа. Пульс снизу переместился в виски, и Антон решил, что сегодня точно станет мужчиной.

Когда он рассказывал случайным знакомым о своих «подвигах на любовном фронте», он , конечно, безбожно врал. На самом деле мужчиной в физиологическом смысле он пока успел только «слегка» побывать, да и то «оскандалился».

Это было два месяца назад. Антон возвращался с охоты, обвешанный трофеями по поясу в два ряда. Довольный и гордый собой он привычно перемахнул через изгородь и по краю картофельного поля , огородами пошел от леса к своему дому. Парень уже миновал баньку продавщицы сельмага Дуськи, когда сзади раздался её насмешливый голосок :

–Эй, охотник, не угостишь добычей, страсть как свежатинки хочется!

Антон не торопясь повернулся и ошалело уставился на Дуську. На молодой женщине была только легкая простынка, запахнутая на уровне груди. Розовое от пара тело и откровенно зовущий взгляд ошарашили парня , и он ответил ей осипшим вдруг голосом:

– А чем платить будешь, Евдокия Петровна?

Дуська стояла перед ним разомлевшая, с капельками пота на высоком лбу и смотрела на него смеющимися зелеными глазами. В сельмаге она обычно была злая и нервная, кидала на прилавок товар и раздраженно подгоняла галдящую очередь далеко не безобидными словами, а односельчан хлесткими эпитетами. Ее острого языка боялись даже мужики, в одиночку ходившие на медведя и без боязни бившиеся с молодости на кулачных боях «стенка на стенку» с мужиками соседней деревни. А уж Антон и другие подростки старались вовсе не попадаться ей на язык и вели себя вежливо и скромно, не то нарвешься на «комплимент» или, что еще хуже, на едкое прозвище , вся деревня потом засмеет.

Но сейчас перед Антоном стояла совершенно другая женщина, молодая, красивая, зовущая и медленно водила языком по сочным и влажным губам. Антон, как завороженный, уставился на эти приоткрытые губы, гулко сглотнул и будто издалека до него донеслись журчащие слова :

– Заходи, Антоша. Устал небось. Я и в баньке попарю и кваском угощу. Сговоримся , поди, охотничек… Не обижу в цене.

Евдокия взяла его за руку и Антон на непослушных ногах будто ввалился в предбанник.

Молодуха сама раздевала его, медленно стаскивая с оцепеневшего парня волглую куртку , кирзовые сапоги, штаны и нижнее белье. Антон ошалело следил за ее руками, которые умудрялись еще и гладить, лаская его потные плечи, грудь, ноги и медленно подбирались к мужскому достоинству, которое, почему-то, висело съежившись между сморщенными же продолговатыми мешочками.

Вдруг Дуська резко наклонилась, и Антон почувствовал в паху нечто невообразимое. Он почти потерял сознание от просто шквала ощущений, острых до боли и неимоверно приятных одновременно. Бесформенная секунду назад плоть резко взметнулась вверх, в паху забил пульс, дыхание сбилось и по телу разлился нестерпимый жар.

Ошалевший паренек с звериным рыком рванул с Дуськи простыню и , свалив женщину на пол, подмял ее под себя. Дуська протяжно застонала, толи от желания, толи притворно, но он понял это как знак ободрения и стал энергично раздвигать своими коленками ее молочные ляжки.

Уже не один раз Антон подглядывал с сеновала, как подвыпивший после бани отец в сараюшке заваливал на топчанчик мать. Не мигая и не отводя взгляда, он досматривал все до конца, а потом несколько дней прятал от обоих родителей глаза. Мать так же стонала, подаваясь тазом навстречу толчкам, а отец рычал и тискал ее своими ручищами, работая тазом, как её швейная машинка «Зингер», пока из отцовской глотки не вырывался просто звериный рёв, и он не ввалился ничком между матерью и стенкой, часто и со свистом дыша. Топчан под родителями всегда натужно скрипел, и Антон решил таким же мощным напором заставить скрипеть половицы дуськиного предбанника, а Дуську стонать непрерывно, а лучше заорать в голос, как однажды орала в кустах за клубом подпившая на своей свадьбе городская молодка. Нет, никто её не насильничал, завалил девку прямо в свадебном белом платье на траву так же хорошо подпивший жених, вернее уже муж. Ну не дошли молодожёны до опочевальни, которую им на первую брачную ночь определили родители мужа, а может не хотели себя сдерживать, помня о прислушивающихся за стенкой свекре и свекрови. Антон и Ванька проходили мимо и сначала испугались этого крика, а когда ,подкравшись, раздвинули ветки кустов, увидели сверкающий в темноте зад между полами чёрного пиджака и спущенными до колен черными же брюками и закинутые на плечи молодого ноги в белых туфлях и всё поняли. Зажав рты руками, что бы не захохотать, пацаны рванули от кустов что есть мочи и только завернув за угол клуба смогли расхохотаться. Потом они полночи на сеновале вспоминали увиденное и обсуждали которая у молодых уже первая брачная ночь по счёту. Антон решил, что непременно закинет Дуськины ноги себе на плечи, пусть орёт хоть на всю деревню. Всё это пронеслось в голове в одно мгновение и Антон впился неумело, но жестко губами в пухлые губки молодой женщины.

Разомлевшая бабенка сама подставляла свое жаждущее его молодой и неопытной плоти жаркое лоно, подаваясь навстречу и раздвигая своими руками края половых губ, как бы обнимая ими его естество. Антон подался бедрами вперед и почувствовал, как сначала головка члена, а потом и весь ствол с хлюпом проскользнул в жаркую норку, стенки которой сжали член мягко, но чувствительно, от чего аж в глазах потемнело. Антон вспомнил движения отца и жениха под кустами и решил выдернуть член до головки, что бы с мощным толчком загнать его снова до упора и услышать крик страсти от Дуськи. Он будет её гонять до её изнеможения, как долбил мать отец на топчане в сараюшке, а потом и сам с рыком рухнет рядом. Антон резко дернул бедрами и член выскочил из дуськиного лона полностью. Молодуха дернулась было следом, но Антон в ответ ничего не успел сделать, потому, что всё его тело сладко заныло, он пару раз дёрнулся и, зарычав надрывно, разрядился прямо на пол между ног Дуськи, испачкав ей внутреннюю часть бёдер. Он словил мощный блаженный откат, но на этом всё приятное и закончилось, осталась только усталость. Антон посмотрел на мутную лужицу его спермы и перевёл взгляд на Дуську, как бы спрашивая, а теперь что мне сделать, подскажи. Дуська согнула ноги, отодвинулась от лужи и, оперевшись рукой о лавку, легко вскочила на ноги. Затем она схватила с крючка полотенце и, намочив его, быстро стёрла сперму со своих бёдер и ,презрительно сжав губы , с прищуром взглянула на Антона. Его как плетью по лицу ударили или оплеуху влепили, он аж дёрнулся назад. Вдруг резко вернулось обоняние, и Антон почувствовал, как к терпкому запаху его немытого мужского тела, пропитанной потом одежды, разбросанной тут же на полу, примешался резкий запах его семени и это всё жутко воняет даже для него. Как бы подтверждая его мысли Дуська брезгливо повела носом, выдохнула с нескрываемой неприязнью: «Какая вонь!» и с усмешкой посмотрела на Антона. Он готов был провалиться сквозь этот давно не крашенный пол тесного предбанника. Тупо глядя на лужицу с мутной белесой жидкостью и, не в силах оторвать от нее такой же помутневший взгляд, Антон застыл в ожидании приговора. Видимо его растерянный и дурацкий вид вызвали у разочарованной в своих ожиданиях женщины только приступ желчного злого смеха. А он сидел голый на голом полу не в силах даже пошевелиться, не то что подняться. Стоящая над ним молодая женщина с великолепным телом жрицы любви, продолжала заливисто хохотать. Неудовлетворённое и практически неронутое им лоно, покрытое золотистыми мягкими волосками, колыхалось недалеко от его лица, но он, ноздрями чувствуя сладкий запах чистого тела, усиленный ароматом сока желания ,которое он не смог утолить ни в какой мере, не смел даже поднять глаза. Такого унижения Антон не испытывал никогда в жизни.

Насмеявшись вволю, Дуська нагнулась, повернувшись к Антону задом, еще раз продемонстрировав незадачливому любовнику, недоступные уже для него прелести и ушла в баню, бросив ему напоследок :

–Надеюсь сам оденешься. Я и так замаралась, пойду снова мыться, а то ты мне все ноги своими соплями обляпал, пачкун!

Последнее слово хлестнуло парня по щеке обидным прозвищем, и он понял, что только милосердие Дуськи может его спасти от злых деревенских насмешек.

Антон торопливо оделся, взял для родителей двух уток, а все остальные трофеи аккуратно сложил на полу у топчана, надеясь умилостивить Дуську, и тихо прошмыгнул за дверь. Он затравленно оглянулся по сторонам, не видел ли его кто, и опрометью понесся, прячась за смородиновыми кустами, в соседний огород. Конечно, об этой неудачной попытке стать мужчиной он никому не рассказал, даже Ваньке.

Больше месяца Антон под разными предлогами перепоручал походы в сельмаг Ивану, отказывался от фильмов и танцев в клубе, боясь встречи с Дуськой. А потом они с Иваном уехали поступать в институт. Их поселили в общежитии, и Антон твердо решил ездить домой как можно реже всю свою студенческую жизнь, тем самым до минимума сведя возможность встречи с Дуськой. И вот этот план из-за тройки на экзамене мог рухнуть, разве что идти рабочим на один из заводов города, готовиться и поступить на следующий год. Ванька, гад, на отлично сдал, он в этом поступит, мысленно вызверился на друга Антон и снова застонал, вспомнив список с результатами экзамена на институтской доске. Злость на весь мир,такой несправедливый к нему и жестокий, закипела в нем, как масло в адовом котле на картине, которую он видел в их деревенской церквушке.

Антон вдруг подумал, что раз всё случилось из-за Дуськи, то ему просто надо срочно овладеть женщиной и всё сразу встанет на свои места и удача к нему вернётся. Только надо, что бы победа была настоящей, с блаженными стонами с бабьей стороны, бурным и длительным половым актом в его исполнении, и тогда он сам с торжеством и усмешкой бросит в лицо Дуське, если она хоть пикнет, что это не он оплошал, а она в ее-то возрасте и при ее-то богатом опыте кувырканий с мужиками, да с голодухи, не смогла соблазнить его, пацана нетронутого ещё тогда, и получить от него желаемое. Он вспомнит ей ее вздохи, ее влажные горячие губы и жадный язык, орудовавшие с причмокиванием в его паху и со смаком будет рассказывать в компании, а может и прямо в клубе или в очереди перед дуськиным прилавком в магазине, все подробности того, как она его, немытого и вонючего, после многокилометрового похода, добивалась в своей бане и хохотать с дружбанами над пошлыми и хлесткими характеристиками в ее адрес и полным разбором её голого тела.

Сегодня он выдавит из себя с толчком семени ,поселившийся в нём с того проклятого дня животный страх перед этой шлюхой, и будет свободно смотреть на девчат глазами бывалого любовника, а они от восторга будут ложиться под него сами и штабелями, готовые к услугам в любой момент, за возможность еще раз отведать его ласки. Антона даже начало распирать от гордости за самого себя. Настроение улучшилось. Он еще раз глубоко вдохнул ночной воздух и, наметив цель, вернулся в дом.

Михаил и Валера уже дремали на диване, но Надежда, по хозяйски растормошив их, велела Валере разложить диван-кровать и постелила им вместе. Антону Надежда определила место на полу в террасе, где на кровати уже спал Иван. Антон снял брюки и рубашку, аккуратно сложил их на стул и юркнул на матрасик под одеяло.