Зеркало

Я после рвоты два дня пила и пардон от обезвоживания совсем не писала. В аэропорту посетить туалет как посадку объявят – не вышло, на полном газу пролетела мимо. И теперь мой организм нашел лучшее время пытаться отдавать жидкости. С моего места у окошка обращаться к этим «с кладью» не хотела… вспомнила тебя, Ритка, как ты говорила: «Мы не горожане, что б тело свое мучить. Мы свое в каждом природном уголке отдать можем.»

Ночной рейс, потому дешевле. На фоне не только туалетного мученья поспать не удалось совсем.

Нет, я не капризная, нередко ориентируюсь на мнение других людей, особенно в незнакомой обстановке… Позже в автобусе одна женщина громко заявила: «Малыш развлек самолет! Упомянутый крикун летел от меня впереди за кресло.»

Перед посадкой меня от слабости и удавленных желаний замутило, а дама впереди – казалось бы – какая тут связь – ха!, потеряла половину своей обувки, ласково именуя потерянное босоножкой.

–Девушка, ищите, ищите, я никак не подцеплю!

Ну в общем, хорош вспоминать. Вернулась и ладно…

Совсем от автонаезда, подкрепленного рассказом о неприятностей Макарка видимо не успокоилась, потому что на следующий день пересказывала сон, который назвала «под впечатлением».

А потом я стала… призраком и теперь могла легко попасть в любую машину, что стоящую, что мчащуюся.

Во снах, снящихся нашим, множились сперва драки, дальше поножовщина, а последнее время – перестрелки.

Но мне снилось наша улица снова свободная от пришлых… нет, совсем не исчезли, стали ездить по задам.

И что? Я всю свою жизнь плачу за даже самый маленький недоговор, за каждое грубое слово, даже просто за плохое настроение, за каждый отказ даже в самой дурацкой просьбе. А почему не эти уроды?

Но в глобализации меня не упрекайте. Я навещала салон ни каждого авто, лишь тех хозяев, с которыми вступала в контакт.

Иногда останавливала. Иногда перемещалась. Я развлекалась плохим – местью. И возвращала хамам человеческий образ под гирей страха. Довольно эффективно, между прочим. Что делать, если люди становятся самыми добрыми, много пережив, а убежденные мерзавцы дрессируются, как животные без вариантов.

–Расскажи, что ты во сне делала?

–Вот едет он – урод и думать о своих прежних мерзостях позабыл. Сейчас ведь он мусор не кидает, гонки по станице не устраивает и даже ни кому не хамит. Больше того – по объездной чапает. А если на тему прежних безобразий и подумает, что в том смысле, что Вселенная все проглотила.

А я его прямо в движении за шкирку хватаю и через окошко – вон!

Назовите мерзавца, доведшего пожилую даму до сердечного приступа и я уберу вашу машину из базы.

«Он ли, другой ли назвали бы, – уверяла Макарка – но видимо, кто-то подсуетился за их спиной. Богатым в этом смысле быть плохо – спины слишком широкие, много шакалов вмещается.»

–Макарка, погоди, у кого сердечный приступ был?

–А ты не знаешь? Они к наших бабонькам через дом стучались, если вообще не в каждом…

Да в общем, я сейчас не философствовать хочу, просто сон этот с себя сбросить. А там на славу пошухарила, по многим головам прошлась. Не хочу вспоминать, хочу совсем забыть, больно соблазнительно…

* * *

Судьба нередко – хочешь, не хочешь, заставляет рассуждать на нелюбимые темы. Данность – приезжие никуда не делась. И вежливостью спонтанно не заболели, болеют ведь только не излечимым хамством.

Следующая скрыта акция против них для местных вписывалась в поговорку «лес рубят, щепки летят.»

Эмма, Артем, Ритка и Тихон возвращались пешком от Пипа. Вечер с заходом на ночь только начал дарить прохладу, жара по чуть спадала, это к 12 –ти – то ночи.

По дороге ненадолго зацепились языками с Надеждой и Алкой, которые оставались дома. Рассказывать было особо нечего. Происшествия в их местности

– это череда чистых скандалов, а на пирсе – все наоборот, повернутое на чистенькое обычным присутствием богатых и их подконтрольных. Эти, несмотря на замечание Пипа, специально прилюдно на потребу публики ссорятся редко. У них более закрытые разборки и вообще – они от всего «так устали…»

Ребята посидели у Надежды на террасе, подошел Павлик и все дружно двинулись прожать Эмму с Артемом.

Когда неспешно прогуливаясь, добрались почти до середины поселка и до дома тети Вали оставалось совсем немного, то вдруг услышали…

«Народ, что это?» – первым подал голос Тихон, пока все строили уши.

Он не то, чтобы сильно испугался, но цыгарку свою – на губу нашлепку уронил и до разбора ситуации сиганул вниз.

Звук ни на что привычное не походил. Крик не крик, трест – не трест, телек – не телек. Неестественно нечто громкое врубалось и в туже долю секунду замолкало. Доносилось, что называется, вокруг. Мозг не успевал идентифицировать ни сам звук, ни направление источника появления.

«Тихо! – рявкнул Артем – Похож… похож, кто-то наконец дозрел!»

Все остановились и замолчали. Ритка так старалась быть Артему послушной, что дышать вовсе бросила, в итоге воздух в ее легкие ворвался со свистом.

Народ старательно прислушивался, но больше ничего не происходило.

«Похоже на передергивание затвора, когда лязгают близко над ухом» – прошептал опасливо Тихон с высоты других животов колен.

«А что тут странного, – так же тихо ответила Ритка, – мать говорит, что просто удивительно, как у нас до сих пор до перестрелки не дошло.

А я еще в начале подумал… плохая аппаратура с прорывающимся сигналом.

Да, мы все так подумали, а что ж ты в ров рухнул и голову заслонил?

Насмехаться над Тишей дальше никто не стал. С появлением соседствующей проблемы станичники почти перестали друг друга поддевать, тем более зло и вообще стали относиться друг к другу с большей терпимостью. Классическое объединение в кулак во время чужого удара. Хотя ссоры на пустом месте вспыхивают чаще.

Эмма улыбнулась. Ребята тоже начали по чуть расслабляться. Тиша выбрался на дорогу.

Вывод сделали про сломавшийся звук телевизора.

«Как вчера, – заметил Артем – ведущая гротескно нахваливала гостью передачи в один голос с гостьей, нахваливающей ведущую. Не удивительно, что технику стошнило.»

Павел даже попытался шутить: «А Ритка, Ритка вела свою тему – грудью встала на защиту Артема. Телевизор, не телевизор. Но есть еще всякий пожарный. Что б ни у одной пули, ни единого шанса.»

В этот момент в село въехала машина и стала быстро приближаться к озадаченным. Дождя не было и окатить водой из лужи она не могла, ругань и отдельные предметы из салона прилетали в местных все-таки не из каждого авто. Однако, и станичники и гости привыкли: «Эта полоса земли хозяевам больше не принадлежит. Тут, что называется, спиной не повернешься.»

По селу рассекал истошно-желтый итальянец. Он находился от компании метрах в двадцати и шел слегка под горку на холостых. И тогда словно в нарочно обрушившейся тишине загремело, загрохотало. Итальянец был встречен… оглушительной пулеметной очередью. Машина резко затормозила, сработавшая АБС явно старалась как могла и функцию свою, наверно, вытянула бы, если бы не провалы обочины и… столб, который, словно нарочно программируя события, вкопали понизу. Перед тем, как удариться о него днищем, машина громко ухнулась с обочины и перевернулась.

До братания дело не дошло – столб чужачку не принял, машину отбросило и протащило по травке еще метров десять сигнально желтое по натуральному зеленому… все. Все звуки очереди оборвались разом.

Последним отголоском затихла Ритка. Но это потом. Во время происшествия она показала себя бойцом – тигрицей! Даже не глядя в сторону разворачивающихся событий, успев лишь осознать уголок опасности, защитница, растопырив колени и с нутряным звуком гык!, прыгнула на Артема, который в этот момент как раз пытался закрыть собой сестру. Неимоверная силища Ритки показала себя во всю мощь. Артема снесло с ног еще в начале обращения. Вверху на него смачно приземлилась спасительница и принялась елозить по любимому телу, вероятно стараясь закрыть максимально его поверхность, после первого неосознанного жеста, отдавая предпочтение голове. Широкая и короткая юбка Ритки вместо шикарной прически Артема….

Несколько секунд позже все, даже с трудом освободившийся от нежной заботы Артем, бежали к машине,

Навстречу им на землю вываливался водитель, оказавшийся хозяином, личность известная – один из первых, если не первый богатеев, приглядевший место под стоянку яхт.