Зеркало

Агафья вела, точно!

Спасибо вам большое, если бы не вы… А как Наталья узнала?

«Это я уже знаю» – ответила тетя Валя.

Наталья порядок в подполе наводила, скоро овощи закладывать. И вдруг на единственно свободной от полок стене, прямо на каменной кладке увидела девушку… горящую на костре. Наталья сперва решила, что в ее подпол откуда-то европейского призрака занесло, наши ведь мужики, хоть и средневековые настолько не свихивались, что б девушек на кострах палить.

Прошептала Наталья молитву, небось, порядок знаем, но видение не исчезло. Пламя по кладке стелилось ярко красное, внешность дымом не застилающее, но девушку Натальи так и не признала. Спадешь тут лицом, когда тебя живьем жарят.

Тогда в голове у нее вспыхнуло имя: «Эмма!». Секундой позже Наталья уже знала, где спасать. За Мишкиной поляной в направлении Большого оврага. Пока бежала, звонки делала.

–Хорошо, что Наталья у нас такая опытная. Другая бы мыслями про доктора или про церковь застряла.

–Это точно.

–Подлетела Наталья к костру – никого вокруг. Ты немного боком, но еще стоишь, на ногах держишься и прямо на солнце смотришь, а у тебя ноги горят. И главное – чего стоишь, ничто тебя у столба не держит. Выглядит все, словно ты сама его задней мыслью обняла и спалиться решила.

Ну Наталья не мешкала, прямо в огонь подолом и представляешь, не загорелась. Больше того, даже не обожглась. Вытянула тебя рывком, ты как не в себе была, но не сопротивлялась. «Скорую» вызвала, тут и мы подбежали.

–Огромное Наталье спасибо, она мне жизнь спасла. Агафье, конечно, самое приогромное! И вам все, кто помогал. Сгорела бы к чертовой матери! Хоть до сих пор не верится и…

–Ну все, сестренка, все. Прости, думал: «Ерунда какая-то… ничего себе ерунда… наезд зверский. Но теперь все будет хорошо. Я от тебя ни на шаг, пока не выберемся отсюда. И никакие Риткины зазывахи…

–Мои зазывахи?

–Шучу…. Фу… Сообщения организовала та же рука, которая складывала костер, это понятно.

* * *

Море. Ширина ряби под луной, уходящей в бок, будоражащим блеском передвижения напоминает о том, что земля вертится…

Пару дней спустя Эмма проснулась рано. Да сколько уже вообще–то и спать можно.

Эмма улыбнулась солнышку. Рядом в кресле опустив буйную головушку на край подушки сопел носом Артем. Днем он еще уговаривался подремать в сторонке на полу, пока с сестрой кто-то был. Но ночью не отходил ни на шаг. Палата на одну койку имела собственный санузел и очевидно, являлась элитной. Если бы не это, Артем, наверно, тоскал бы ее с собой вне зависимости от того, какой «М» или «Ж» им в данный момент требовался.

Эмма долго выбиралась из постели, чтобы не разбудить брата. Бинт на правой ноге разболтался. Когда умывалась еще на него плеснула водички. Бинт еще утяжелился и спереди закосился вниз. Идти было совсем не больно. Эмма уж думала прогуляться по коридору, сколько уж можно тело отлеживать. Но не пошла, чтоб не напугать Артема.

Эмма также осторожно вернулась в постель и попыталась закрепить на мокрый бинт обратно на ногу. Но он, словно сам крутился, вертелся и обратно в обмотку не хотел, только не говорил: «Чего прицепилась?»

Тогда Эмма, мягко действуя – ожидая, что бинт сзади присох к ожогу и поэтому совсем не свалился, оттянула следующий краешек и марлевая узкость свободно отошла, словно была привязана к сухому столбу, а не к сочившейся сукровицей ожоговой коже.

Эмма отмотала один круг, другой, увидела клейстер из кожи, ее слегка повело, но она интуитивным движением мокрым краем по этому кошмару провела и… все нагромождение испорченных тканей и запекшейся крови спокойно осталось на бинте. И главное, Эмма не почувствовала ровным счетом никакой боли. Под движениями оставалась розовая новая кожа. А вода на бинте, словно не заканчивалась, он весь стал мокрым.

Эмма почти не осторожничая разбинтовала всю правую ногу и уже с каким-то ожесточением, быстрей, быстрей! Оттирала кожу. Что б и весь ужас заодно стереть.

За этим занятием ее и застал проснувшийся Артем. Он какое-то время испуганно следил за движением сестры, потом несколько секунд останавливал, хватал за руки, убеждая дождаться врачей и наконец окончательно проснувшись и убедившись, что Эмма себе не вредит, принялся осторожно разматывать вторую ногу.

На этом моменте в палату вошла Ритка и также тяжело прошла весь путь испуга-отрицания.

Уже втроем цепляясь друг за друга руками они, абстрагировавшись от некоторой странности занятия, как заправские дворники действующими бинтами заканчивали расчищать кожу левой ноги, предварительно правую в целях соблюдения гигиены и правопорядка, заботливо укрыв свежей простыней, за которой сбегал Артем.

Эмма поглядывала на помощников и стараясь вернуть выражением их глаз в нормальное состояние, спрашивала об обыкновенном: «О делах дома…» Ну вот, мой дом – уже станица.

Ритка отвечала слегка отстраненно, но совсем мыслями не отрубалась, держалась в теме.

–Да все нормально! Тетя Валя вкусностей передала, на ночь к тебе собирается. К ней опять Клавдия пожаловала, ну знаешь, в своем обычном репертуаре «как надо жить в этом аду, что бы после смерти опять в ад не попасть!». Говорит горестно: «Взялась тут настроение себе поднять, песню спеть, так ни одной веселой так и не вспомнила.»

–Ритка, что ты опять несешь, весь станичный негатив сюда приперла, за тридцать километров не растрясла.

–Вот я и говорю – депрессуха…

На этом в палату вошла медсестра и сразу потребовала прекратить издевательство над больной, довольно профессионально винтившись между нею и сбрендившими близкими, отвоевав таким образом последний участок подлежащей очищению ступни.

Эмма, пытающая переубедить медсестру, просто продемонстрировав ей свободную от ожогов, на глазах утрачивающую розовость и восстанавливающуюся натуральным цветом кожу обеих ног. Но была встречена также хорошо развитым профессиональным упорством: «На любое изменение отношения к травмированной зоне добро должен дать доктор».

Подумав немного – Эмма в палате, выпровоженные Артем и Ритка в коридоре, все трое пришли к недисциплинированного решению – самовольно покинуть больницу.

Артем еще немного опасался. Эмма чувствовала уверенность, как и Ритка, которая заявила: «При таком раскладе – здорового больного только хуже залечат. У нас больниц нет, а лечимся так: можешь уже двигаться, начинай работать, оставшаяся болячка сама отвалится.»

Пока искали транспорт до станицы на три десятки киллометров, Эмма с Риткой прогуливались вокруг ее корпуса. Артем на всякий случай разбирался с назначениями – пришедшая на смену медсестра перед его обаянием не устояла.

Эммины ножки вели себя нормально, не болели, не саднили. Ритка говорила: «Хорошо, что ты не пыталась защищать от огня ноги руками, Агафье пришлось больше трудиться.»

«Не могла руками, – объясняла Эмма – я как привязанная стояла. Думаешь Агафья?»

–Понятно дело! Давай теперь остановимся и поблагодарим твою спасительницу.

–Значит, Агафья не только выручила, но и вылечила? Но как?

–Сама посуди «Кто ж еще? Ожоги за три дня не проходят. А как? Знали бы, если бы сами ведуньями были.»

Ритка взяла Эмму за руку.

Агафья Афанасьевна, дорогая вы наша палочка-выручалочка, спасибо вам огромное за нашу Эмму. За то, что спасли и за то, что здоровье поправили.

Эмма!

Эмма и сама никогда не хотела стать свиньей неблагодарной и откровенно говоря, терпеть их брата не могла. Поэтому она повторила все слово в слово и от себя еще несколько добавила. А также, поскольку не понятно было, в какую сторону кланяться, чтобы поклон правильным направлением пошел, вместе с Риткой поклонилась на все четыре стороны.

Слух про счастливое выздоровление пациентки по больнице разнесся быстро и теперь все ходячие воодушевленные больные приходили во дворик посмотреть на Эмму и также выглядывали из окон.

Магические благодарности и поклоны выздоровевшей и ее подруги произвели на зрителей отдельное впечатление. Больше половины больных что-то личное про себя пошептавши, тоже принялись нелениво раскланиваться на стороны света, иногда забавно сталкиваясь друг с другом.

«Ну, все! – заявила Ритка Эмме – Хорош. Народу-то собрали. Да и Агафья Афанасьевна не любит, чтобы мы благодарностями время занимали.»

–Она нас правда слышит?

«А ты все еще в этом сомневаешься?» – удивилась Ритка…