На грани доверия. Книга третья.

– Вот именно – чувства! – подхватила Фаина Витальевна. – Чувства, если они есть. А если то, что мы принимаем за чувства, на самом деле таковым не являются? Если простое увлечение застило глаза? Романтизм неплох, но он искажает реальность, потом заставляя страдать. Вы же не хотите страдать, Мира?

– Не хочу, – ответила она.

– Вы не хотите, чтобы страдал мой сын? Насколько я поняла, Дмитрий вам симпатичен. Конечно, мой сын, кроме того, что материально обеспечен, внешне привлекателен, развит, эрудирован. Он не может не нравиться. Но всё это не столь важно, как общность того слоя, к которому, к примеру, принадлежит его же невеста. Да, они одинаково смотрят на мир, знают цену того, что имеют и того, что могут иметь. И всё это, начиная от мелочей и заканчивая недвижимостью, автомобилями, путешествиями, да и взглядами. Да, это сейчас вам вместе, может быть, весело и забавно, но скоро всё это перейдёт в другую стадию, и вот тогда начнутся проблемы.

– Но почему обязательно должны начаться проблемы именно из-за того, что, к примеру, ваш сын может отдыхать на Карибах, а я нет? Или из-за того, что он ездит на навороченной машине, а я в неё даже не садилась? Но ведь за этим, прежде всего, стоит человек – с его душой, умением прощать, искать и находить компромисс, быть надёжным, искренним, доверять, любить, наконец, – Мире было неудобно разговаривать с этой женщиной, потому что она стояла над ней, как бы давила не только своим авторитетом, но и ростом.

– Это всё идеалистический взгляд на жизнь, девочка. Вы слишком мало прожили и слишком мало видели, – она посмотрела в окно. Старый двор с плохо покрашенными лавками, голыми деревьями, старухами, которые прогуливались у подъезда. Когда-то и она – девочка Фая жила в похожем дворе. И ничего хорошего из той поры не помнит. И не хочет вспоминать.

– Этот недостаток со временем пройдёт, уверяю вас, – ответила Мира, – меня ждут и сомнения, и разочарования, и боль. Потому что это жизнь.

– Да, всё верно, – согласилась Фаина Витальевна, – только вот те же разочарования можно если не избежать совсем, то хотя бы минимизировать, если обдумывать свои поступки, если смотреть на жизнь не через розовые очки, а реально, отдавая себе отчёт в том, чего ты стоишь, на что можешь рассчитывать. А не бесплодно мечтать.

– Вы полагаете, что ваш сын для меня бесплодная мечта?

– В какой-то степени – да. Он не вашего круга, не вашего социума. Эта разница между вами очень скоро обнаружится.

– Так что конкретно вы хотите от меня, Фаина Витальевна? – Мире не терпелось уже закончить этот разговор, надоело слушать и спорить. Всё равно эта женщина не поймёт её, не примет, не смирится. Может, она права – они слишком разные? Сейчас, когда Мира влюблена в Диму, он и кажется ей идеалом, но вот потом… кто даст гарантии, что он не такой, как его мать? Ведь он вырос рядом, ею воспитан.

– Отпустите моего сына, я прошу вас, – она вернулась, села на стул, – вы видите, я пришла с миром, я пытаюсь вам объяснить свою точку зрения и то, что я, благодаря своему жизненному опыту, вижу намного дальше и знаю, чем всё может кончиться. Один мой сын уже сделал неверный шаг и не просто развёлся, а разочарован, Диме я не хочу подобного. Мира, прошу вас, подумайте над моими словами. И сделайте правильные выводы.

– А если ваш сын не захочет отпустить меня? – Мира пристально посмотрела ей в глаза.

– Вы умны, вы найдёте доводы, которые его убедят его, он послушает.

– Но я люблю вашего сына, – Мира впервые за весь разговор сказала о своих чувствах. Наивно подумала, что этот последний аргумент как-то смягчит мать Данилевского.

– Вот ради любви к моему сыну и отпустите его, дайте ему возможность стать по- счастливым настоящему. С вами он не будет счастлив. Надеюсь, вы подумаете над всем тем, что я вам сказала, – с этими словами она поднялась с места, вышла в коридор, холодно попрощалась с мамой Миры и покинула квартиру.

– Деточка моя, прости, но я почти всё слышала, – мама стояла на пороге комнаты. Мира протянула к ней руки. Они обнялись. – Не плачь, мое сокровище, не надо. Беды не случилось, все живы.

– Что мне делать, мамочка? – слёзы катились по щекам Миры. Опять она плачет из-за Данилевского, теперь уже из-за его матери и всего того, что ею было сказано.

– Ты, правда, любишь этого мальчика? – мама стала вытирать ей слёзы.

– Правда, мамочка, Димка мне бесконечно дорог. Я не хочу его отпускать, даже жить без него не хочу.

– А он? Он тебя любит?

– Любит, мама. А сегодня сделал предложение.

– Тогда береги своё счастье. Береги и, если понадобится, борись за него. Когда-то твоему отцу тоже говорили, что я ему не пара, он же из очень хорошей семьи, интеллигентной, а я из простых. Правда, тогда не было такой социальной разницы между людьми, так не кичились богатством. Однако твой отец никого слушать не стал, и мы прожили, пусть и не так много, но это были самые счастливые годы жизни. Мирочка, девочка моя, нет гарантий, как на счастье, так и на беду. Мы не обладаем даром прозорливости. Поэтому – иди вперёд, строй свою жизнь сама, ошибайся, обжигайся, но живи своим умом, слушай своё сердце, – она крепко прижала к себе дочь. – Мальчишка, правда, хороший?

– Хороший, мамуль, я тебя с ним познакомлю, – улыбнулась Мира.

– Вот и славно, приводи своего Димку.

Глава 82

– Надя, мне только что звонил следователь Турчанинов, он предлагает встретиться либо в парке недалеко от нашего дома – сегодня, сейчас, либо завтра к нему на допрос в отделение. Что делать? – Николай почувствовал, что новости будут плохими, но теперь уже готовился ко всему.

– Иди сейчас, – она обняла мужа, – всё равно, сколько верёвочке не виться. Иди, Николенька.

Фертовский вышел из дома, пересёк двор, завернул за угол. Турчанинов, подняв воротник куртки по самые уши, сидел на скамье в парке и курил, фигуристо выпуская колечки дыма.

– Здравствуйте, – сказал Николай, потоптался на месте.

– Присаживайтесь, – вместо приветствия сказал следователь. – Курите?

– Курю, но сейчас не хочу, – отозвался Фертовский и сел рядом с ним. Подул холодный ветер, закружился, заплутал между голыми деревьями.

– Зима скоро, – следователь затянулся, выпустил дым, метко бросил потушенную сигарету в урну. – Вашему двоюродному брату Вадиму Зорину некоторое время назад звонили с незнакомого номера и обманным путём вынудили отправиться в Беляниново, – без предисловий начал он, – Зорин прокатился напрасно. Но это полбеды, а вот в этот же вечер недалеко от вашего дома на его супругу было совершено нападение, её пытались изнасиловать, хотя нападавший утверждает, что хотел всего лишь напугать. И сделать это его нанял некий человек, с телефона которого Виктории Зориной перед нападением тоже было прислано сообщение. Номер телефона, как можно догадаться, был один и тот же. То есть человек, нанявший насильника, и тот, кто звонил Зорину, одно и то же лицо.

– Зачем вы всё это мне рассказываете? – Николай сжался то ли от холода, то ли от напряжения, которое его охватило. – То есть мне, конечно, жалко крёстную моей дочери, Виктория – прекрасный человек и хорошая подруга моей жены. Но ведь вы вызвали меня для чего-то другого? Новости о моём брате и его супруге можно было бы сообщить по телефону.

– Вы нервничаете, значит, знаете, куда больше, чем говорите, – усмехнулся Турчанинов. – Зачем я всё это вам рассказал? Сим-карта телефона, с которого был сделан звонок и отправлено сообщение, зарегистрирована на ваше имя, вот так просто, – он повернул голову и посмотрел на реакцию собеседника.

Фертовский промолчал, на лице не дрогнул ни один мускул, хотя внутри всё клокотало.

– А кстати, где ваш сын, который приехал из Штатов? Мне бы хотелось поговорить с ним, давно намереваюсь, – Турчанинов опять закурил.

– И мне дайте, пожалуйста, сигарету, – попросил Николай, пальцы его дрожали. – Моего сына нет дома, – сказал он после паузы.

– А где он, позвольте узнать?

– Я не знаю ответа на этот вопрос, – Николай несколько раз подряд жадно затянулся.

– То есть? – не понял следователь.

– Он уехал без предупреждения. Собрал свои вещи и уехал. Куда, я не знаю.

– Вы пытались ему дозвониться? Вы узнавали, может быть, он у своей матери в Америке?

– Там его нет, и не появлялся, – Николай стал тереть лоб.

– Это номер телефона вашего сына? – Турчанинов вытащил из кармана клочок бумажки и показал криво написанные цифры. – Вы покупали ему сим-карту, так ведь?

– Отрицать было бы бессмысленно, – Фертовский опустил голову, – да, сим-карту покупал я в телефон сына. Сделал это перед самым его приездом. Так проще для приезжающего из-за границы.

– А у вас есть с собой фотография сына? Кстати, как его имя? Кажется, я уже спрашивал, но мне нужно его имя в английском варианте.

– Вильям Фертовский, – ответил Николай, – а фотография… – он задумался, – да, есть совместный снимок, который мы сделали перед витриной одного торгового центра, – он вытащил телефон, полистал в нём галерею. – Вот фотография, – протянул телефон следователю.

– Сын похож на вас, но не совсем, – Турчанинов внимательно посмотрел фотографию, увеличил её. – Какой странный цвет глаз, или это искажает камера, – удивился он.

– У него светло-серый цвет глаз, совсем не мой, – согласился Фертовский.

– Да-да, глаза будто прозрачные, – что-то вспомнив, пробормотал следователь. – Мне необходим этот снимок. Будьте любезны, перешлите на телефон, – он посмотрел на Николая. Тот вздохнул. Ком уже катился с горы, и останавливать его не было смысла. Согласно кивнул. – Мне надо ещё кое-что проверить, я сообщу вам о результатах, – Турчанинов поднялся со скамьи. – Да, кстати, пришло время сообщить вашему отцу о случившемся, не стоит больше тянуть. Если вы не сделаете этого, я буду вынужден сам рассказать, потому что мне нужны и его показания. Они напрямую касаются истории гарнитура. А также системы безопасности и прочих нюансов.