В прошедшем времени

Да уж, вот это встреча! Она меня, конечно, не могла узнать – прошло столько лет, и тому доктору, что встречал ее в деревне, должно быть сейчас за семьдесят, как и ей. А с учетом ее профессии, когда перед глазами проходит такое количество народу, любое лицо может показаться ей знакомым, и она легко найдет этому объяснение – учился, лечился, защищал диссертацию…

А вот я мог бы ее узнать – если бы мне пришло в голову, что такое может быть. Я обещал не искать тех людей, с которыми общался в прошлом, но совершенно упустил из виду, что они могут встретиться мне случайно. Конечно, прошло полвека. Другая прическа, другой возраст и статус. Но характер, манера держаться, открытость, отзывчивость, любознательность, легкость в общении! И глаза остались прежние – серо-голубые, цепкие и внимательные. Я должен был догадаться.

Прошло пятьдесят с лишним лет, и серьезная девушка Люда стала профессором кафедры хирургии – ничего удивительного, если вдуматься. Она и должна была им стать. Нам все-таки довелось пообщаться! И я был прав – ей есть что рассказать.

Интересно, а кем стану я? Где я буду через столько лет? Вспомнит ли кто-то обо мне столько лет спустя? Может быть, и со мной рядом сейчас есть кто-то из будущего, и нам еще предстоит встреча – через много лет? Не угадать…

А дальше время понеслось как бешеное. Месяцы и годы, как сорванные листки календаря, сливались в единый поток, мелькали и исчезали безвозвратно. История забылась, улеглась в мозгу наряду с другими яркими воспоминаниями юности. Теперь было много других впечатлений.

Я оперировал, дежурил по приемнику, повышал квалификацию. Анна сходила в два декрета, потом снова, вооружившись молотком, вышла в поликлинику неврологом. Ах да, забыл сказать, ? мы поженились…

Все было быстро и внезапно, на втором году ординатуры, в апреле. Дождь на улице, мокрые розы и хризантемы, толпа ликующих однокурсников и родни. Пролитое на платье из проката шампанское. Обшарпанный ЗАГС. Тетка, похожая на школьного завуча. Банкет в столовой, после которого мы еще два дня доедали бутерброды и корзиночки. Шарики в нашей старой съемной однушке…

Потом, через полгода, у Аньки умер отец, не дожив несколько месяцев до рождения своего первого внука.

Второго пацана мы родили через шесть лет, за это время первый успел слегка набраться ума. Вот так все сложилось, и я всем этим вполне доволен.

2018 год

Шуршали шины. Менялась природа. Потемнел цвет листьев, пожухла и высохла трава под палящим солнцем, обочины дороги и взгорья ощетинились пирамидальными тополями, которые редко встречаются в средней полосе.

Мы только что преодолели мост через Керченский пролив и все никак не могли насмотреться на удивительную красоту, что царила здесь повсюду. Оба пацана ехали с разинутыми ртами, даже мелкий – хотя он вообще благополучно продрых всю дорогу. Да и сами мы, честно говоря, испытывали похожие чувства. Нет, все-таки это очень правильно – ездить в отпуск!

Мы решили ехать не через Симферополь, а вдоль побережья ? так нам показалось короче, хотя из-за серпантинов по времени получилось, наверное, то же самое.

До Алупки добрались в состоянии эйфории, смешанной с тяжелой усталостью, – мы провели в пути ни много ни мало почти четверо суток, включая ночевки и кратковременные остановки.

Наша квартирная хозяйка отозвалась по телефону сразу, мы посадили ее в машину, заехали на местный рынок за продуктами и поехали смотреть «апартаменты».

Нет, она не была похожа на ту Ольгу из прошлого, которую знал я. Из сходства, пожалуй, только темные волосы, хотя современная прическа явно добавляла ей индивидуальности, да имя.

Яркая, общительная, уравновешенная, она, казалось, не нуждалась ни в защите, ни в поддержке. Ольга занималась недвижимостью, работала в каком-то агентстве. Было ей под сорок, и в Крым она приехала из Москвы совсем недавно и ненадолго. После смерти отца ей остался дом, и надо было вступать во владение. Мы оказались первыми клиентами. Дом Ольга решила сдавать сразу же, как только получит документы.

– Отец прожил здесь довольно долго, лет пятнадцать, ? рассказывала она. ? Занимался садом, много читал, на лето ему привозили внуков. Умер в прошлом году, внезапно ? сказали, что инфаркт. Мне позвонила соседка, и я, разумеется, сразу же приехала. Но вот оформить дом, как положено, получилось только сейчас ? никак не могла вырваться надолго.

Мы сочувственно покивали.

Дом был старым. Беленые каменные стены и навес оплетал виноград, еще зеленый, но уже вполне крупный, перед окнами росли абрикос и слива.

– Там, за домом, в саду – черешня, она уже созрела. Ешьте, собирайте, я на урожай не претендую. Остальное – на рынке, пока еще привозное. Да, еще шелковица. Как пойдете на море, по дороге растут два дерева, красная и синяя, тоже должна созреть уже, – она указала рукой в сторону дороги, которая вела из частного сектора на пляж.

Мы обернулись, но увидели не шелковицу. Мы увидели море.

До него было довольно далеко ? метров пятьсот по извилистой тропинке, но оно было там, ярко-голубое, сверкающее на солнце солеными брызгами, зовущее.

Ольга тем временем отперла дверь и пригласила нас внутрь. Дом дышал прохладой, сохраненной в камне. Изнутри он оказался гораздо современнее и уютнее, чем снаружи. Чисто, современные обои и красивый пол, который я вначале по неискушенности принял за ламинат. Оказалось, что это цельная дубовая доска, словно созданная для того, чтобы ходить по ней босиком. Я насчитал в доме три комнаты, одна из которых оказалось запертой. Небольшая, но чистая кухня, удобства в самом доме – маленькая душевая кабина и туалет. Нет, определенно, нам здорово повезло. Молодец, Анька!

– Вы пока располагайтесь, а я завтра к вам загляну после обеда. Пользуйтесь всем, что найдете. В вашем распоряжении весь дом, кроме отцовского кабинета. Ничего ценного там нет, но есть бумаги, старые фотографии, документы – такие вещи сразу не разберешь. Буду потихоньку забирать и наводить порядок.

– А где вы сами-то обитаете?

– Я здесь в гостях у подруги, у нее квартира в центре города. Веселее, чем в пустом доме, да и ближе до присутственных мест. Пришлось побегать, как ни крути. Нотариус, регистрационная палата… Так вы не возражаете, если я буду вас иногда тревожить?

Мы заверили ее, что она может приходить, когда ей вздумается, и она уехала. Мы остались одни.

Шелковица была высокой. Росла она прямо посреди дороги, так, что тропинке приходилось огибать ее с двух сторон. Ягоды висели на ней темно-синими длинными сережками, которые, перезрев, падали на раскаленную каменистую землю под собственной тяжестью и оставляли на ней чернильные пятна, над которыми роились мелкие мошки. Горячий воздух нес запах вина и варенья, чего-то сладкого и слегка забродившего. Мы накинулись на дерево вчетвером. Удержаться и не попробовать прямо с ветки горячую от солнца синюю диковинную ягоду, состоявшую из мелких шариков, было просто невозможно, и сначала мы осторожно срывали их двумя пальцами и отправляли в рот. Потом вошли во вкус, потеряли осторожность и в конце концов оказались перемазанными шелковичным соком ? целое семейство с синими ртами! Зрелище было то еще.

Потом было море… Мы добрались до него и ринулись к самой воде – хотя бы помочить ножки для начала. Потом выбрали место, расстелили подстилку, снова перемазали детей и себя солнцезащитным кремом и купались до тех пор, пока не начала кружиться голова. Мы по очереди отплывали подальше, а потом возвращались, таскали по прибрежной полосе надувного коня с младшим, гордо сидящим на нем верхом.

А потом начало темнеть – быстро и внезапно, как бывает только на юге, и мы еле успели домой до темноты. Сил ни на что уже не было, мы поужинали и завалились спать.

Следующим днем мы повторили морскую прогулку с утра, а днем вернулись домой на короткое время – пообедать и встретить хозяйку. Ольга обещала зайти ненадолго, забрать часть вещей.

Семейство мое отдыхало после купания, а вот мне не спалось. Я улучил момент, когда Ольга сделала небольшую передышку в разборе бумаг, и попытался начать разговор. Совпадение имен и географии не давало мне покоя, и я никак не мог поверить в его случайность.

– Ольга, я так понял, что мы с вами, условно говоря, земляки.

Она энергично закивала.

– Все верно. Я родилась на Урале. Там же родился и мой отец. Его мама – моя бабушка, тоже, кстати, Ольга Яковлевна, переехала вместе с ним в Крым в начале шестидесятых. Отец рассказывал, что она болела легкими и в конце концов ей рекомендовали смену климата. Ну, а климата, более благоприятного для легких, чем Крым, не найти – тут и море, и горный воздух.

– А чем занималась ваша бабушка? – спросил я, хотя уже знал ответ. Странное чувство – ни одного доказательства у меня не было, но я уже был абсолютно уверен – передо мной стояла внучка той Ольги, которую я когда-то в пятьдесят втором в глухой деревне лечил неизвестно от чего.

– Она поступила на работу в местную школу преподавателем русского языка и литературы. Эту же школу закончил отец, а потом уехал на Урал получать медицинское образование. Позже он вернулся сюда работать – сперва пульмонологом, потом участковым терапевтом… А вот себя лечить не любил и другим не давал, ? она вздохнула, взгляд ее сделался задумчиво-меланхоличным.

– Простите, зря я, наверно, спросил…

– Да ничего, мне даже приятно. Нечасто кого-то интересует история чужой семьи. Хотите, я вам портреты покажу? Отца, бабушки?

– Конечно, ? торопливо согласился я. Хорошо, что она сама предложила – я никак не мог придумать повода, чтобы ее об этом попросить.

Ольга отперла дверь, и мы вошли в кабинет. В нем царил сумрак. Окно было зашторено, солнечный свет, пробиваясь в щель между портьерами, пятнами ложился на поверхность лакированного стола. У стены стояли софа и целых два книжных шкафа с неплотно прикрытыми дверцами. В одном я приметил книги медицинской тематики, в другом была художественная литература. На столе рыхлой пачкой лежали какие-то бумаги, верхний ящик стола был выдвинут и наполовину пуст. В комнате царил беспорядок, но вовсе не тот, что характерен для людей творчества, когда кругом лежат странные предметы вне всякой логики, и назначение их понятно лишь тому, кто их разложил.

Нет, здесь сразу щемило сердце и почти физически ощущалось чужое горе. Казалось, даже эта комната тоскует по своему хозяину, который больше не войдет в нее. Сиротливо лежали разбросанные вещи, ждала своей участи мебель – сядет ли кто-то еще за лакированный стол, откроет ли дверцы шкафов или все это бесцеремонно вытащат, погрузят в кузов и повезут далеко отсюда? Установившийся здесь за долгие годы порядок был необратимо разрушен, когда в этот маленький мир вторглась смерть.

Ольга подошла к шкафу, тяжело вздохнула, потянула стеклянную дверцу. Достала фотоальбом, оклеенный бархатом, и присела рядом со мной на софу.

– Вот, ? сказала она. – Это семейный альбом. У отца куча фотографий, но я на них почти никого не знаю… А здесь – только наша семья.

Альбом только казался большим. Толстенных страниц из голубого картона, на которых с помощью приклеенных «уголочков» помещались черно-белые фотографии, было в нем немногим больше десятка. Ольга открыла его с конца.

С последней страницы строго, но как-то по-доброму, глядел мужчина в белом халате с фонендоскопом на шее, лет тридцати-сорока на вид. Здесь же свободно лежала пачка цветных фотографий – как видно, более поздних, разных лет и разного качества. На их век альбома не хватило. Там Ольгин отец был уже гораздо старше, а на одной из них, похоже, его поздравляли с юбилеем.

– Папа… ? улыбнулась Ольга. – Это вот он у себя в больнице… А вот это – со своей медсестрой… Вот это они на картошку ездили на первом курсе…

Я тоже улыбнулся. С фотографии на меня глядели ребята лет восемнадцати, стоявшие посреди поля в резиновых сапогах, штормовках и с такой безмятежной радостью в глазах, которая могла быть только т о г д а и у т е х студентов.

Ольга перевернула страницу. Я вздрогнул.