Правдивые сказки

Он так увлекся работой, что в пылу усердия нагнал снега не только на поляну, но и на себя, и на недовольного Мороза Васильевича, и на одинокую ворону, важно восседавшую на дряхлой осине. Вороне такая шутка пришлась вовсе не по вкусу, и она с громким карканьем резко взметнулась с ветки, – огромный снежный ком соскочил с дерева и упал на бедного зайчишку. Тот, прижавши уши, задал такого стрекача, что снег стоял столбом, а старики смеялись до слез.

– Однако, – задумчиво заметил Мороз Васильевич, – а ведь заяц нас привел бог весть куда. Где же она, дорога?

Тут уж было не до смеху. Места незнакомые, и нужно скорей возвращаться в родной зимушкинский лес, пока не стемнело.

Много времени ковыляли дедушки по темным лесным закоулкам. Солнышко давно скрылось за высокими елями, ночь быстро приближалась. Ни одна птица, ни один зверь не попадались больше в глухом безлюдном лесу, снег уже не скрипел весело под ногами, а затягивал, словно топкое болото, прямо по пояс.

– Я больше не могу, – взмолился Холод Иванович и в бессилии свалился на огромный сугроб.

– Э-э! Так дело не пойдет. Эдак мы пропадем тут зазря, – возмутился Мороз Васильевич. – А, кстати, что это за странный такой сугроб.

Он сунул руку в снег и вытянул оттуда пучок соломы. Ну, конечно, это самый обыкновенный стог сена, прикрытый снегом. И в подтверждении этого совсем близко послышалось конское ржание и лай сторожевых псов.

– Сдается мне, здесь жилье жилое, – Мороз Васильевич схватил друга в охапку и поторопился на шум.

Лес, и вправду, закончился, и им открылся незнакомый вид: большое село, посреди которого – высокий каменный дом, с колоннами, черепичной крышей, флигелями и конюшней, позади – вереница сереньких изб, амбаров, дальше – овчарня и мельница, а в стороне, на пригорке, – стройная белокаменная красавица церковь с уснувшими колоколами и заснеженными золотыми крестами.

– Эх, диво-то какое! – всплеснул руками Холод Иванович. – Это куда же мы забрели с тобою? Ась?

– Чудится мне, село это будет Романово. Верст осьмнадцать от нашего, от Зимушкино, небось. Вот уж занесла нелегкая. Тут, известно мне, князья живут по прозванью Романовы. А вон, глянь-ка, не сама ли княгиня…

Действительно, возле барского дома, на краю овражка, стояла высокая худая дама в шляпке, очках и с очень строгим и умным видом.

– Си ву пле, си ву пле. Домой! Уже на улица темнеть. Маман волновать. Ляля, ты слышат меня?

Дама плохо говорила по-русски. Она очень нервничала, и очки то и дело подпрыгивали на ее остром носу.

– Нет, это вовсе не княгиня, – рассудил Мороз Васильевич и почесал свою ледяную бороду. – Это, сдается мне, мадама такая будет аглицкая али хранцузская. Она, видишь ли, к дитяте приставлена для тонкого, понимаешь, воспитания. Вот!

В самом деле, серьезная «мадама» пыталась управиться с маленькой краснощекой девочкой, в красивой беличьей шубке, пушистой шапке и с муфточкой на шнурке. На ногах у той были нарядные сафьяновые сапожки, в косах – яркие атласные ленточки, а в руках она держала резные деревянные салазки. Девочка вовсе не хотела слышать вразумительных слов няни и упрямо пыталась съехать в овраг.

– Ну, разок, ну, еще один только разочек, добрая-добрая мадам Журит, – плаксиво умоляла она. – Салазки у меня волшебные, честное слово. Я скачуся быстро-пребыстро. Вот увидите, мадам!

На строгую воспитательницу эти увещевания не подействовали. Да и вряд ли, поверила она в волшебную силу санок. Не такая она была! Но в тот самый миг откуда ни возьмись раздался звонкий ледяной хлопок, будто разбилось стекло об лед. Девочка только успела выкрикнуть «Ой!», с головы Холода Ивановича слетел снег, а с носа мадам – очки. Потом вдруг сильный озорной вихрь сбил с ног и маленькую девочку в красивой шубке, и ее грозную няню и понес их, точно ком, с горки вниз. Следом полетели, кувыркаясь в снежной пыли, деревянные салазки.

Холод Иванович и Мороз Васильевич не успели ничего сообразить. Только из темноты оврага доносился радостный детский смех и громкие ругательства няни на непонятном языке вперемежку со словом «Ляля». А именно так звали непослушную девочку. Ляля смеялась от души, а грозная наставница, ползая на четвереньках, нащупала на снегу свои очки, усадила их на прежнее место и сквозь залепленные стекла с негодованием посмотрела на воспитанницу.

– Несносный девчонк! Мадам все рассказыват вашая маман. Вот!

Девочка перестала наконец смеяться, успокоилась, однако звонкий смех почему-то не прекращался. Ляля и мадам с недоумением подняли головы и увидали наверху какого-то озорного мальчишку довольно странного вида. На нем был, несмотря на январский мороз, только тонкий легкий кафтанчик светло-голубого цвета, шапки же и варежек не было и вовсе. А сам он казался невероятно бледным. Бледным, почти прозрачным было его тоненькое лицо и маленькие, точно выточенные изо льда руки с узкими белыми пальчиками. Няня с Лялей растерянно переглянулись, а старики многозначительно подмигнули друг другу. Они-то сразу узнали этого мальчишку-шалуна.

– Это ты сталкиват Лялю? – возмущенно спросила мадам.

– Я! – весело ответил тот, и его голос звонким ледяным эхом разнесся по всей округе.

Всем вдруг стало ужасно холодно. Даже Холод Иванович с Морозом Васильевичем поежились.

А мальчишка принялся вновь залихватски смеяться, и тут терпение многострадальной няни лопнуло. Она с дерзкой решимостью, подхватив испуганную девочку, в один миг взмыла на горку. И не успели старики опомниться, а мальчишка был уже в ее цепких руках. С барахтающимися малышами мадам, не раздумывая, направилась к барскому дому. У крыльца отчаянно залаяли собаки.

– Надо что-то предпринять, – забеспокоился Мороз Васильевич, а Холод Иванович лишь беспомощно всплеснул руками.

Однако они все же поспешили за строгой воспитательницей в надежде спасти детишек. Холод Иванович при этом отчаянно размахивал руками, но снег едва успевал угнаться за скорыми шагами решительной женщины и неровными сугробами ложился на пути преследователей. Напрасно старался и Мороз Васильевич: топал что было сил, а лед лишь достигал пяток беглянки. Зато они сами немало намучились, путаясь в шубах и спотыкаясь на скользком льду. Намяв прилично себе бока, с тяжелым оханьем бедные старики повалились на землю.

А в это время женщина с детьми уже подошла к чугунной ограде. Из широкого окна дома доносилась тихая нежная музыка, а на дорожку перед крыльцом падал теплый мягкий свет. Остановившись у ворот, няня на минуту выпустила из рук мальчика, чтобы дотянуться до звонка. Она так старательно дергала за шнурок, что тот не выдержал и оторвался. Однако громкий звон колокольчика не умолкал, а продолжал заливаться по темным дворам и улицам. Оказалось, это шустрый мальчишка, освободившись от оков мадам, стоя в стороне, отчаянно бил в ладоши, а с них, с его маленьких ладошек, и слетал этот удивительно тонкий ледяной звон, будто сосулька стучала об сосульку.

– Вот молодец! – обрадовались старики и стали пуще подбадривать. – Давай, давай сильнее!

Вмиг налетел резкий ветер, и снежная буря заволокла всю округу, а сквозь ее завывания продолжал звучать озорной смех.

Когда же стихия успокоилась, старики увидели лежащую поперек дороги перепуганную няню. В руках у нее был оторванный колокольчик. Рядом, в огромном сугробе, барахталась маленькая Ляля. А мальчишки-сорванца и след простыл.

В это время в открытых нараспашку воротах показалась взволнованная женщина. Желтый свет, выбивающийся из двери, освещал ее хрупкие плечи с накинутой наспех легкой белой шалью. Она, дрожа от холода, кинулась к упавшей Ляле. В глазах женщины светилась доброта и тревога.

Девочка, выбравшись из сугроба, поспешила к ней навстречу с радостным криком:

– Мама, мамочка! Я каталась на волшебных салазках. Они сами ехали. Было так весело! И мадам Журит тоже каталась.

Она задорно смеялась, показывая на няню. Та стояла с растерянным видом, перекошенными очками, вся в снегу и пыталась сказать что-то гневное, но только беспомощно раскрывала рот.

Мама Ляли в ответ виновато улыбнулась и крепко прижала к себе дочку.

– Это есть неслыханный безобразие! Это есть кошмар! – наконец выдавила растревоженная воспитательница.

– Не стоит расстраиваться, мадам Журит. Ребенок, возможно, только хотел поиграть. Ляля у меня такая выдумщица!

Теплый взгляд матери успокоил мадам, согрел малышку и двух стариков, притаившихся за забором. Холод Иванович так расчувствовался, что даже прослезился, и с его снежных усов потекла капель. Он уже было сделал шаг в сторону милой дамы, как Мороз Васильевич поспешил увести его побыстрее в лес.

– Удивительные события!

– Прямо чудеса!

– А какая злая няня…

– А какая добрая мамаша…

– А как он их заметелил, настоящий снежный ловкач.

– Молодчина ветрюган, просто кудесник-расчудесник, какие кренделя со снегом выделывал! Пошибче, чем у нас с тобой будет.

Так-то радовались минувшим событиям и проделкам озорного мальчишки оба старика-холодовика. Даже Мороз Васильевич не отставал от приятеля и щедро сыпал похвалами. Но вскоре, опомнившись внезапно, он забеспокоился:

– Куда же он запропастился, этот проказник?

Холод Васильевич беспомощно поглядел вокруг. Он старательно закряхтел, засопел, но ответа на вопрос придумать не смог. Только усердно хмурился да размахивал невпопад рукавами, сбивая с толку Мороза Васильевича. А тот зачем-то внимательно разглядывал макушки деревьев. Холод Иванович поспешил за ним по узкой лесной тропинке и тоже захотел узнать, что же интересного нашел тот в темной вечерней выси.

– Не иначе, ты совсем свихнулся от этого снеговорота. Что ты ищешь на елках-то?

– А погляди-ка, Холод Иванович. Вишь, на тех деревах снега нет вовсе, а другие вон все в шапках.