Принц и Нищий. Перевод Алексея Козлова

– Призови его! Призови! – нетерпеливо воскликнул король.

Лорд-канцлер вошел и опустился на колени у царского кресла, воскликнув:

– Я отдал приказ, и, согласно приказу короля, лорды его величества в парадных одеждах находятся в судебном присутствии, где, утвердив приговор к смерти герцога Норфолкского, они смиренно ждут, когда его величество распорядится по этому делу.

Лицо короля озарилось жуткой радостью. Он сказал:

– Поднимите меня! Я лично предстану перед своим парламентом, и своей собственной рукой я поставлю печать на приговоре, который избавит меня от…

Его голос прервался, пепельная бледность смела былой румянец с его щёк, и слуги уложили его на подушки и поспешно напоили целебными микстурами. Вскоре он сказал печально:

– Увы, как я жаждал этого сладкого, желанного мгновения! и вот, слишком поздно, когда оно наступило, у меня не осталось ни единого шанса. Но не мешкайте! Пусть другие исполнят долг, который мне не по силам! Я вверяю свою Большую Королевскую Печать особой комиссии: выберите в неё верных лордов, пусть они решат, и завершите вашу работу! За дело, парни! Прежде чем солнце встанет и снова встанет, принесите мне эту голову, чтобы я мог ее увидеть!

– Воля короля священна! Не угодно ли будет вашему величеству, приказать, чтобы Печать была вручена мне, чтобы я мог заняться этим делом?

– Печать? Разве она не у тебя? -Помилуйте, ваше величество, вы взяли её у меня два дня назад, заявив, что ничья рука не коснётся её, пока вы лично, своей дланью не скрепите ей смертный приговор герцогу Норфолку!

– Неужели? Да, я в самом деле брал её, помню… Куда я её дел? Я очень слаб… В эти дни память играет со мной предательские шутки! Странно, странно…

Король зашёлся невнятными бормотаниями, время от времени укоризненно покачивая своей седой головой и пытаясь вспомнить, что он сделал с печатью. Наконец милорд Хертфорд отважился встать на колени и напомнил королю:

– Сэр, осмелюсь напомнить вам, и присутствующие способны подтвердить мою присягу в том, что вы отдали Большую печать в руки его высочества, принца Уэльского, чтобы он хранил её пока у себя до того дня…

– Верно, верно! – прервал его король, – Принеси её сейчас же! Иди! Время не ждёт!

Лорд Хертфорд полетел в покои к Тому, и вернулся к королю спустя очень долгий срок, смущенный и, как ни странно, с пустыми руками. И сразу же довёл до короля следующее:

– С величайшим прискорбием я должен довести до вас, ваше величество, столь тяжелые и неприятные вести, что мой язык застревает в горле, но на всё воля Божья – болезнь принца не прекратилась, и он не может вспомнить, что он когда-либо получал Королевскую Печать и где теперь она. Спешу сообщить вам об этом, полагая, что поиски печати в целой анфиладе комнат его королевского величества были бы пустой тратой драгоценного времени…

Стон короля прервал его речь. Через некоторое время его королевское величество сказал с глубокой печалью в голосе:

– Не беспокойте его больше! Несчастное дитя! Провидение возлагает на него тяжкое бремя, и сердце мое полно невыразимым состраданием к нему и скорбью, что я не смогу больше возлагать бремя власти на мои старые скорбные плечи, чтобы он был проводил свои дни в счастье и покое!

Он закрыл глаза, упал на подушки, пробормотал что-то, и замолк. Спустя какое-то время он снова открыл глаза и стал вращать глазами, пока его взгляд не упал на коленопреклоненного лорда-канцлера. В мгновение лицо короля вспыхнуло от гнева.

– Так ты ещё здесь? Клянусь богом, если ты не покончишь сейчас же с этим предателем, твою шляпу не на что будет надевать – боюсь, у тебя не будет головы!

Дрожащий от страха канцлер отвечал:

– Так точно, ваше величество, всё в вашей милости! Я лишь жду Печати!

– Любезный, ты в своём уме? Маленькая Печать, которую я раньше собирался взять с собой за границу, лежит в моей казне. И, коль скоро Большая печать где-то, тебе что, не хватает малой? Ты совсем рехнулся? Прочь! И не возвращайся, пока не принесёшь его головы!

Бедный канцлер мгновенно испарился из опасной близости к гневу короля, а комиссия, не тратя время, поспешно утвердила приговор рабского парламента и назначила завтрашний день днём казни бывшего премьер-министра Англии – бесчестного герцога Норфолка.

Глава IX. Река

В девять вечера весь огромный фасад королевского дворца неистово сверкал, весь залитый светом и огнями. Сама река, насколько могло хватить глаз, вплоть до самого города, была сплошь покрыта речными барками, и увеселительными лодками, украшенными с носа до кормы цветными фонарями. Мягко покачиваясь на волнах,, они напоминали светящийся бескрайний сад, с цветами, и легко колеблемыми от тёплого летнего ветра. Огромная терраса с каменными ступенями, ведущими к воде, была столь обширной, что на ней могла бы разместиться армия небольшого немецкого княжества. Картина была чудесной: перед нами выстроились ряды королевских алебардщиков в полированной сверкающей броне, сзади остальные войска и толпы блестяще наряженных сновали вверх и вниз, совершая последние приготовления к празднику.

Вскоре была дана команда, и на ступеньках не осталось ни одного живого существа. Атмосфера напряжённого ожидания мрачно повисла в воздухе. Было видно, что мириады людей в лодках поднимаются и загораживая глаза от яркого света фонарей и факелов руками, с жадным любопытством смотрят на дворец.

Сорок-пятьдесят барж качались на воде у самых ступеней лестницы. Это были роскошные королевские суда – богато украшенные, вызолоченные и все сплошь в витиеватой резьбе. Их возвышенные носы и кормы были тщательно вырезаны. Некоторые из них были украшены баннерами и длинными полощущими на ветру флагами, некоторые из роскошной ткани с орлами, выполненными золотым шитьём, многие с вышитыми гербами, иные с шелковыми флагами, с привязанным к ним множеством бесчисленных серебряных колокольчиков, которые звонко гремели своей радостной музыкой всякий раз, когда их обдувало лёгким бризом. Суда, принадлежащие свите принца, были ещё более вычурны, их борта были сплошь украшены щитами, на которых живописно блистали различные позолоченные гербы. Каждая государственная баржа буксировалась маленьким ловким буксиром. Помимо гребцов, на этих судах были как воины в блестящих кирасах и шлемах, так и группы музыкантов.

Скоро в главных воротах появился авангард ожидаемой процессии – отряд алебардщиков.

«Они были одеты в широкие полосатые штаны, в черные и рыжеватые бархатные шапки, украшенные по бокам серебряными розами, и мундиры из бордовой и тёмно-синей ткани, с тремя перьями, гербом принца, вышитые спереди и сзади золотой нитью. их алебарды были покрыты малиновым бархатом, скреплены золочеными гвоздями и украшены золотыми кистями. Они выстроились двумя длинными шеренгами по обеим сторонам лестницы и протянулись от ворот дворца до самой воды. Слуги принца, красовавшиеся в золотисто-красных ливреях, разворачивали толстую сверкающую дорожку, похожую на ковёр. Как только они закончили, во дворце раздался громкий вой труб. Музыканты в лодках подхватили эту весёлую прелюдию, и два тамбур-мажора с белыми стеками медленным и величественным шагом прошествовали от портала ворот. За ними последовал офицер с гражданской булавой в руках, за ним следовал ещё один с мечом города, затем несколько сержантов городской гвардии, в полном облачении и со значками на рукавах, затем Герольд короля, в его роскошной мантии, затем несколько Рыцарей Бани, с белым кружевными рукавами, затем их оруженосцы, затем судьи в алых одеждах и башмаках, затем лорд Верховный канцлер Англии, в алой бархатной мантии, и длинным воротником из горностая, затем депутация старейшин в алых плащах, затем руководителей различных гражданских учреждений в гражданских камзолах. Потом прошли двенадцать французских джентльменов, в великолепных полосатых шёлковых жилетах, украшенных золотым шитьём, алых бархатных плащей с подкладкой из фиолетовой тафты, и тёмно-багровые широкие штаны – и спустились по ступеням. Это была свита французского посла. За ними двигались двенадцать кавалеров из свиты испанского посла, одетые в черный бархат, без каких-либо украшений. После них появилось несколько замечательных английских дворян со своими слугами.

Снова взвыли трубы, и дядя принца, будущий великий герцог Сомерсет, вышел из ворот, одетый в наряд из черной с золотом парчи и и малиновом сатиновом плаще, украшенного золотом, и расшитом серебром. Он повернулся, снял свою шляпу с высокой тульёй, согнулся в низком почтительном поклоне и стал спускаться, кланяясь на каждом шагу. Затем последовал продолжительный трубный взрыв и прокламация «Путь к высокородному и могущественному лорду Эдуарду, принцу Уэльскому!» Высоко в небо над стенами дворца с громким грохотом взмыла длинная вереница красных язычков пламени, и весь народ на реке взорвался могучим приветственным ревом. И Том Кенти, причина и герой всего этого, вышел в центр людского внимания и слегка поклонился толпе гордым царственным челом.

На нём был «роскошный камзол из белого атласа с нагрудником из фиолетовой парчи, обсыпанным бриллиантами и отороченный горностаем. На плечи его была наброшена мантия из белой с золотом парчи с вышитыми золотом на голубом фоне тремя золотыми перьями, с жемчугами и драгоценными камнями с огромной бриллиантовой застёжкой. На его шее висел Орден Подвязки и несколько иностранных орденов, и куда бы ни падал свет, драгоценности на его груди блистали ослепительным светом. О, Том Кенти, рожденный в лачуге, взросший в мрачных трущобах Лондона, знакомый с тряпьём, грязью и страданиями, ох, что это было за зрелище!

Глава X. Беды Принца

Мы оставили Джона Кенти, влачащим законного принца в Мусорную Пустошь, с шумной и восхищенной толпой отребий, бегущей по пятам за ним. В толпе был только один человек, который осмелился заступиться за несчастного мальчика и просил освободить его, но никто не слушал его, ор и суматоха были так велики, что его едва ли кто-то мог услышать. Принц продолжал бороться за свободу и гневно отбивался от бившего его человека, до тех пор, пока Джон Кенти не потерял остатки терпения и не поднял свою дубовую дубинку в ярости над головой принца. Единственная защитник принца попал под горячую руку, когда пытался остановить удар Джона Кенти, и удар дубинки пришёлся ему по руке. Кенти взревел:

– И ты хочешь получить по заслугам?? Вот тебе подарок!

Его дубинка врезалась в голову незадачливого защитника: раздался стон, тело рухнуло на землю у ног толпы, и в следующий момент ударилось о землю в темноте и застыло. Толпа промчалась по трупу, ничуть не огорчившись смерти человека. Вскоре Принц оказался в обители Джона Кенти, и только тут дверь комнаты закрылась от посторонних глаз. При смутном свете сальной свечи, засунутой в бутылку, он различил основные очертания отвратительного логова, открывшегося перед ним, а также успел рассмотреть его обитателей. Двое неряшливых девушек и женщина средних лет прижались к стене в одном углу, с видом животных, привыкших к суровой жизни и побоям, и ожидая и боясь получить их снова. С другого угла выкарабкивался увядший старый зверь – ведьма с стоящими дыбом седыми волосами и злобным взором. Джон Кенти рявкнул ей:

– Отвали! Здесь у нас прекрасный балаган! Стой там и смотри, пока не насладишься незабываемым зрелищем, потом можешь лупить его, сколько хочешь! Иди сюда, парень! Теперь скажи свою глупость снова, если ты её ещё не забыл! Как тебя зовут, ты говорил? Кто ты таков?

Оскорбленные чувства снова ударили в голову маленького принца, и он обратил на лицо мужчины пристальный и негодующий взгляд и сказал:

– Наглюга! Как ты осмеливаешься приказывать мне, чтобы я что-то говорил? Повторяю тебе, как я уже сказал тебе, я – Эдвард, принц Уэльский, и никто другой!

Ответ принца так ошеломил старую ведьму, что у неё ноги словно к полу приклеились, она даже не шелохнулась от неожиданности, и осталась стоять там, где стояла, едва переводя дыхание. Она с изумлением уставилась на принца, что так забавляло ее грубоватого сына, что он рассмеялся. Но влияние всего этого на мать и сестёр Тома Кенти было другим. Их страх, что Тома покалечат или убьют, сразу же уступил место ужасу другого рода. Они боялись, что от жизни такой он теперь совсем свихнулся! Они бросились к нему, причитая, со смятением на лицах и вопя: -О, мой бедный Том, бедный малыш!

Мать упала на колени перед принцем, положила руки ему на плечи и тоскливо посмотрела ему в лицо сквозь набегающие слезы. Затем она завыла:

– О, мой бедный мальчик! Твое безрассудное чтение, наконец, настигло тебя и отняло твой разум. Ах! Зачем ты увлёкся этой пагубой, когда я так предупреждала тебя? Ты разбил сердце твоей матери!

Принц посмотрел ей в лицо и сказал мягко:

– Твой сын здоров, и он в своём уме, мадам! Успокойся! Позволь мне отправиться во дворец, где он сейчас, и тотчас король, мой отец, вернет его к тебе!

– Король, твой отец!? О, дитя мое! Ради бога! Не говори таких слов, какие для нас хуже смерти, и грозят разрушить всю нашу жизнь! Стряхнис себя это ужасное наваждение. Верни свою бедную блуждающую память! Посмотри на меня! Разве я не твоя мать, которая выносила тебя и любила тебя?

Принц покачал головой и нехотя сказал:

– Видит бог, я не хочу терзать твое сердце, но на самом деле я никогда раньше не видел твоего лица!

Женщина опустилась и без сил села на пол и, закрыв глаза руками, предалась душераздирающим рыданиям и воплям.

– Так, господа и дамы! Шоу продолжается! – крикнул Кенти, -Что, Нэн? Бет? Ах вы, простофили! Вы так и будете, как последние олухи, стоять в присутствии принца? На колени, подлые негодяйки! На колени! А ну гнитесь перед ним!

Сказав это, он дико захохотал. Девочки стали робко молиться за своего брата, и Нэн сказала:

– Отпусти его спать, отец! Покой и сон исцелят его безумие! Пусть идёт спать!