История схоластического метода. Второй том: По печатным и непечатным источникам

(fraudulenta et ficta)[88 - «Philosophia trifarie primo dividitur in Theoricam, Practicam et Logicam. Sed he tres partes singule simul subdivisiones capiunt hoc modo. Theorica in tres subdividitur: in Theologiam, Mathematicam et Physicam. Theologica in divinis, Mathematica in ediscendis, Physica in naturalibus et humanis. Hamm media scilicet Mathematica in quattuor partes subdividitur has scilicet: Geometriam, que est in spaciorum et temporum divisione, arithmeticam, que est in numerorum cognitione; in musicam, que est in sonorum modulatione, in astronomiam, que est de stellarum cognitione. Practica, quam actualem dicimus, in tres subdividitur: in ethicam i. moralem, in yconomicam i. dispensativam et politicam i. civilem. Est et alia Practica inspectiva et hec dividitur in hystoriam et spiritualem intel- ligentiam. Hystoria est, que rei ordinem simpliciter pandit nee ullus ibi est oc- cultus intellectus nisi qui verbis resonat. Sed spiritualis intelligentia est, qua supergressi visibilia de divinis aliquid et celestibus contemplamur eaque sola mente intuemur, que corporeum supergrediuntur aspectum. Item practica spiritualis infcelligentie in has tres subdividitur scilicet in Tropologiam, que est de morum compositione, in Allegoriam, que est de figurata dictione, et in Anagogen, que est de superiorum duetu et intellectione; ducit enim intellectum hominis ad superiora. Logica rationalis trifario modo subdividitur in tres: in Dyalecticam, que est dis- putatoria, in Apodicticam i. demonstrativam, in Sophisticam i. fraudulentam et fietam.»] Эта divisio philosophiae характеризуется прежде всего включением четырех смыслов Писания, общих для Отцов Церкви и схоластов, в доктрину и организацию науки, тогда как у Гуго Сен-Викторского, который, кстати, знает только три способа объяснения Писания (historia, allegoria, tropologia), библейская наука рассматривается независимо, вне рамок философии. Кроме того, разделение логики на диалектику, аподиктику и софистику и отсутствие грамматики и красноречия свидетельствуют о знакомстве со всей областью аристотелевской логики, выходящей за рамки времени Гуго Сен-Викторского.

3. Die beiden M?nchener Handschriften Clm 9921, fol. 137 und Clm 14 516, fol. lv enthalten lediglich sachlich dem 12. Jahrhundert angeh?rende Schemata einer Wissenschaftseinteilung ohne begleitenden Text. Das Schema der ersten dieser beiden Handschriften ist beachtenswert durch die reiche Gliederung, welche die Ethik durch die unter die vier Kardinaltugenden eingereihten sittlichen Tugenden findet, w?hrend das zweite Schema als Eigent?mlichkeiten die Einf?gung der Mechanica und Medicina unter die Physik und die Aufl?sung der Dialektik in die Isagoge des Porphyrius, in die Kategorien und Perihermeneias des Aristoteles und in die boethianischen Traktate «De differentiis topicis» und «De diffinitione» aufweist.

4. Разделение наук с библейскими элементами мы встречаем в Clm 14 731 (p. XII), лл. 63v и 64r. Здесь сначала приводится деление Оригена, а затем философия делится на moralis, naturalis и inspectiva logica – деление, которое, как более подробно объясняет анонимный автор, греки получили от Соломона и, таким образом, косвенно от Святого Духа. Мораль (seil, scientia) представлена в Притчах, природа – в Екклесиасте, а Песнь Песней с ее тропами и образными фигурами речи – в логике.

5. На переднем форзаце книги Clm 18 478 (p. XII), содержащей комментарий Гилберта к Боэцию, имеется анонимная классификация наук. Философия организована в аристотелевско-боэтианской манере на «Теорику», «Практику» и «Логику».

При определении сферы деятельности отдельных дисциплин делается ссылка на этимологию. Практика (aetio), таким образом, учит, что делать и чего не делать. Она подразделяется на этику, политику и экономику. Категоризация логики была пройдена как общеизвестная. Теория (speculatio) делится на общие части: Теология, Физика и Математика.

Предметом теологии является бесплотное, божественное, которое стоит за пределами физического. Подразделение теологии на теологию утверждения и теологию отрицания со ссылкой на Псевдо-Ареопагита является новым по сравнению с большинством других современных divisiones philosophiae. Физика имеет дело с телесным бытием; математика, название которой вызывает странные этимологии, имеет дело с бесплотным в телесном и делится на привычные предметы: арифметику или науку о числах, музыку, которая говорит о пропорциях, геометрию, которая обсуждает неподвижные величины, и астрономию, которая обсуждает подвижные величины[89 - «Philosophie tres sunt partes theorica practica logica. Et ut de practica primo expediam, Practis grece actio dicitur latine et est practica, que docet, quid sit agendum et quid non. Practice tres sunt partes: Etica, que agit de moribus, Extis (!) enim interpretatur mos, politica, que agit de regimine reipublice, Polis namque dicitur civitas, economica, que agit de dispensatione rei familiaris, Economicus enim interpretatur dispensator. Unde dicitur Echonomia. Et cum partes logice omnibus sunt (здесь следует добавить примечание*), de theorica agendum est. Theoros grece speculatio dicitur latine. Unde dicitur theorica quasi speculativa. Theorice tres sunt partes: theologia, que tractat de incorporeis extra corpora i. de divinis, Theos enim deus, logos, sermo vel ratio dicitur. Theologie due sunt partes: theologia affirmationis, que de deo affirmat, que digne possunt de eo affirmari, theologia negationis, que omnia vocabula a deo abnegat sicut in hierarchia beati dionisii habetur. Est autem altera pars theorice phisica, que de ipsis corporibus tractat. Phisis enim grece natura dicitur latine. Unde phisica dicitur i. naturalis scientia quum phisica agit de rerum naturis. Tertia pars theorice est mathematica, que agit de incorporeis circa corpora. Et videtur quod matesis penultima producta et absque aspiratione interpretatur divinatio. Unde juvenalis: nota matematicis genesis tua. Mathesis vero penultima corrupta et cum aspiratur interpretatur doctrina. Unde dicitur mathematica quasi doctrinalis scientia. Vel quia per eam habetur accessus ad doctrinam phisice et theologie quia omnia docet subiectis figuris vel quia certior est doctrina in mathematica disciplina quam in ceteris eo quod omnia ibi probantur demonstrativis argumentis. Mathematice vero quattuor sunt species: arithmetica, que tractat de numeris, musica de proportionibus, geometria de magnitudine immobili, astronomia de magnitudine mobili.»].

6. Анонимный «Tractatus quidam de philosophia et partibus eius», фрагменты доктрины науки с некоторыми интересными замечаниями, находится в Cod. lat. 6570, fol. 57—59 Парижской национальной библиотеки. Автор дает номинальное определение философии как «amor sapientie» и реальное определение: «Eorum, que videntur esse et que sunt et immutabilem sui sortiuntur substantiam certa rationis comprehensio.[90 - Fol. 57] Затем он перечисляет различные классификации философии, в первую очередь деление на физику, этику и теологию, которое он прослеживает до Оригена и на которое он также намекает в соломоновых писаниях Екклесиаст (физика), Притчи (этика) и Песнь Песней (теология).[91 - «Dividitur autem secundum quosdam in phisicam, ethicam et theologiam, quod placuit Origeni. Unde secundum tres partes philosophie Salomonen! tria volumina attestatur composuisse: ecclesiasten, ubi fuit phisicus, et proverbia, in quibus ethicus, et cantica canticorum, in quibus probatur extitisse theologus.»] Кроме того, он развивает деление на сапиентистские и философские категории, известное нам по бамбергской рукописи Q. VI 30 на sapientia и eloquentia и подразделяет их на theorica и practica, или grammatica, dialectica и rhetorica. Теорика делится на Physica, Mathematica и Theologia, а практика – на Ethica, Economica и Politica. В дальнейших ветвях математики учитывается и подразделяется, в частности, музыка. Он также делает замечание о том, что существует множество грамматиков, диалектиков и аскетов, которые не заслуживают того, чтобы называться философами.[92 - Fol. 58r: «Multos autem videmus et scimus grammaticos, quos non audemus nee debemus censere philosophos et idem in dialectico contingit et in rhetorico.»] С точки зрения сохранения и защиты физической и духовной жизни человека возникает новое разделение науки на физику, теологию и юриспруденцию. Физика служит для защиты тела, теология, предостерегая от греха и увещевая к добродетели, способствует жизни души, а scientia legum защищает и организует внешние правовые отношения человека. Семь путей ведут к этим трем формам науки, свободным искусствам тривиума и квадривиума. Никто не может успешно заниматься этими тремя науками, если предварительно не овладел семью либеральными искусствами[93 - Fol. 58r: «Ad triplicem namque conservationem triplex scientia reperta est: phisica ad tutelam corporis, que agit de naturis… theologia ad presidium anime, que viciorum fugam predicat et virtutum appetitum, scientia legum, que dietando iustitiam res exteriores protegit. Ad istas tres scientias parate sunt tamquam vie septem liberales artes, que in trivio et quadrivio continentur…. Nullus per- fectionem illius triplicis sapientie potest attingere, ni&i in bis septem prius extiterit perfectus.»]. Далее устанавливается различие между scientia и ars1. Последняя – это совокупность правил, которыми мы руководствуемся, чтобы творить легче, чем природа. Наука же – это достоверное знание вещей из их причин. Искусства называют либеральными, потому что они освобождают разум от забот, или потому, что они предполагают беззаботный ум, или потому, что в древности ими могли заниматься только свободные люди. В последнем отношении свободные искусства контрастируют с механическими искусствами (artes mechanicae), которые когда-то были открыты как для свободных, так и для рабов, как для благородных, так и для низких. Механические искусства делятся на ланификацию, венацию, навигацию, медицину, сельское хозяйство, вооружение и живопись.

В этом третьем разделении наук на физику, теологию и юриспруденцию особенно примечательно включение scientia legum в организм науки и ее координация с физикой и теологией, чего не было в предыдущих divisiones philosophiae, как новый и своеобразный аспект. Другого примера подобного включения юриспруденции в систематизацию наук в философской классификационной литературе XII – XIII веков, пожалуй, не известно. Кроме того, выделение семи гуманитарных искусств из сферы собственно науки и рассмотрение их в качестве пропедевтики собственно высших наук является методологически значимой точкой зрения. По сути, здесь проводится различие между общим научным образованием, получаемым через предметы тривиума и квадривиума, и высшими специализированными науками. Этот аспект пропедевтической ценности artes неоднократно возникал в XII и XIII веках, особенно в отношении теологии. Денифль собрал ряд примеров такой оценки либеральных искусств. Например, Петрус Коместор рассматривает artes лишь как «fundamentum». Согласно Роберту Мелунскому, artes также являются лишь «instrumentum veritatis». Искусства назывались «scientiae adminiculantes ad theologiam». Одо фон Шетеару рассматривал artes как основу и отмечал, что их следует понимать только как «via» и «adminiculantes», но не как «terminus» и «finis». Даже при внешней организации высшего образования изучение artes обычно рассматривалось лишь как переход к изучению теологии. Еще до того, как «magisterium in artibus» стал обязательным для теологов в Парижском университете, многие ученые, а затем и магистры богословия были magistri in artibus[94 - Denifle, Die Universit?ten des Mittelalters 1 99 ff, где также можно найти более подробные ссылки на источники.].

Помимо включения юриспруденции в доктрину науки и выведения семи искусств из рамок собственно специальных наук, парижский Divisio philosophie содержит также отдельные замечания поистине своеобразного содержания. Например, слово «theologia [95 - Fol. 58: «Theologia cuius vocabulum oh dignitatem grece lingue et eorum, de quibus agit, immutatum permansit.»]дает нашему анонимному автору возможность вплести небольшое отступление о языках.

По его мнению, существует три основных языка: древнееврейский, греческий и латинский. Еврейский язык заслуживает предпочтения перед двумя другими идиомами, потому что это изначальный язык, или потому, что он единственный остался после вавилонской путаницы языков, или – это странная мысль – потому, что если бы ребенок рос без обучения какому-либо языку, он бы, естественно, говорил на иврите. Греческий язык претендует на первенство над латынью, потому что его словарный запас гораздо больше, чем у последнего.

§4 Теория науки Радульфуса де Лонго Кампо

Доктрина науки, которая уже выходит за временные рамки этого тома нашей истории схоластического метода, но которую, тем не менее, необходимо рассмотреть здесь ради контекста и содержания, появляется в комментарии Радульфуса де Лонго Кампо к «Антиклаудиану» Алануса де Инсулиса, написанном около 1216 года. Этот комментарий хранится в Cod. lat. 8083 Парижской национальной библиотеки[96 - Об этой рукописи см. B. Haure’au, Notices et extraits de quelques manuscrits I 325—333, где также собраны биографические сведения о Радульфусе де Лонго Кампо, которые не очень надежны. Хауро с полным основанием относит составление этой глоссы Антиклаудиана приблизительно к 1216 г. Части этой глоссы можно найти в Cod. Другие копии находятся в Баллиольском колледже 146 B и Clm 3075. Комментарий Радульфа де Лонго Кампо к «Антиклаудиану» также рассматривается в M. Baumgartner, Die Philosophie des Alanus de Insulis, M?nster 1896, 10 75 93. Ср. De Wulf, Histoire de la philosophie me’die’vale 261.]. Это краткий обзор вышеупомянутой поэмы с иллюстрациями и богатыми научными знаниями. Собственно учение о науке начинается на 7-м листе с «Diffinitio scientie». Наука осмысляется как «rerum scibilium agnitio» и делится на четыре основных раздела: философия, красноречие, поэзия и механика. Эти четыре отрасли знания представляют собой четыре средства, прописанные небесным врачом для лечения четырех основных недугов человеческой жизни. Философия избавляет от невежества и ведет к знанию, красноречие избавляет от неразговорчивости и дарует красноречие, поэзия изгоняет порок и закладывает в сердце семена добродетели, а механика помогает при физических недугах. Философия определяется привычным образом как наука о божественных и человеческих вещах. Божественные вещи – это бесплотные вещи. Философия делится на теоретическую, которая рассматривает бесплотное, и практическую, которая занимается телесным. Бесплотное же бывает трех видов: невидимые субстанции, такие как Бог, природа, мировая душа и ангелы, затем невидимые причины, такие как природа вещей, и, наконец, невидимые формы, такие как величие и множественность. Теорика также делится на три части, а именно: теология, или учение о невидимых субстанциях, физика, как учение о невидимых причинах, и математика, учение о невидимых формах. В соответствии с разнообразием этих форм существует четыре подвида математики: арифметика, музыка, геометрия и астрономия. Арифметика имеет дело с множественностью самой по себе, с числом, музыка – с относительной множественностью, с пропорцией и гармонией, геометрия занимается неподвижными величинами, такими как земля, а подвижная величина, небо, является предметом астрономии. Далее следует ряд подразделов геометрии, музыки и астрономии. Различные направления музыки особенно богаты и разнообразны. Физика – это наука о природе всех вещей под и над Луной, которая подразделяется на элементарную (метеоритику), земную и небесную физику. Медицина также подчинена земной физике, которая здесь отделена от механики[97 - Fol. 7: «Diffinitio scientie. Scientia itaque est rerum scibilium agnitio, dividitur autera scientia in quattuor species: philosophiam, eloquentiam, poesim, mechanicam. Celestis quidem medicus humane nature quattuor cernens principalia incommoda videlicet ignorantiam, taciturnitatem, vitium, defectum quattuor adhibuit remedia: contra ignorantiam philosophiam, contra taciturnitatem eloquent?am, contra vitium virtutem, contra defectum valetudinem. Philosophia siquidem removet ignorantiam et informat contrarium sc. agnitionern, eloquentia removet taciturnitatem et informat facundiam, poesis sicut postea patebit exstirpat vitium et superseminat virtutem, mechanica purgat defectum et instruit valetudinem. A philosophia incipientes: philosophia est divinarum rerum et humanarum scientia. Divine res appellantur incorporee. Dividitur ergo philosophia in duas species: in theoricam, que contemplatur incorporea, et practicam, que agit de corporeis. Theorica est itaque scientia philosophandi de incorporeis. Sed quia incorporea sunt quedam invisibiles substantie ut deus, noys, anima mundi, angeli, quedam invisibiles cause ut rerum nature, quedam invisibiles forme ut magnitudo, multitudo, theorica in tres species subdividitur: in theologiam, que agit de invisibilibus substantiis, in phisicam, que agit de invisibilibus causis et rerum naturis, in mathematicam, que agit de invisibilibus formis, et quia huiusmodi formarum sunt quattuor diversitates, mathematica dividitur in quattuor species sc. arithmeticam, musicam, geometriam, astronomiam. Arithmetica eniin agit de multitudine secundum se sc. de numero, musica de multitudine relata, ut est proportio et consonantia, geometria de magnitudine immobili, ut est terra, astronomia de multitudine mobili, ut est celum.11 Fol. 8r: «Phisica enim est scientia tractans de naturis omnium rerum, que sunt sub lunari globo et etiam quarumdam supra.»]. Теология предстает как последняя и самая возвышенная отрасль философии. Теология делится на два вида – теологию сверхцелостную и субцелостную, или, по-другому, теологию апофатическую и гипофатическую. Ссылаясь на Скота Эриугену, Радульфус де Лонго Кампо выводит это деление из двух потенций души, тезиса и экстазиса.

Тезис есть не что иное, как соотношение, посредством которого человек представляет себя в своем естественном состоянии и не выходит за пределы этого естественного состояния, поскольку это соотношение учитывает человеческое и земное. Экстаз же – это та сила души, в деятельности которой человек выходит из специфически человеческого состояния своей духовной жизни.

Этот экстаз может быть двояким: нисходящим, при котором человек опускается ниже себя, и восходящим, при котором человек поднимается выше и за пределы естественного состояния своей духовной жизни. Этот восходящий экстаз проявляется в двух формах, а именно в intellectus, через который Человек познает ангелов и души и в их деятельности становится духом, а затем и интеллигенцией, через которую человеческий дух видит божественное, Троицу, и обожествляется на основе экстатического видения. Это умозрение называется апофеозом, обожествлением.

Из тезиса проистекает philosophia naturalis, духовная озабоченность земными вещами; intellectus является источником и носителем theologia hypothetica, которая ориентирована на чисто-духовные существа. Гипотетической она называется потому, что имеет дело с предметами, подвластными божественной власти. Из intelligentia вытекает, как уже говорилось, theologia supercoelestis или apothetica, поскольку она имеет дело с божественным, стоящим над всем сотворенным бытием[98 - Fol. 8: «Divisio theologie: Theologia dividitur itaque in duas species: supercelestem et subcelestem, ut testatur I. Scotus super ieargiam. He autem due species originem habent ex duabus potentiis anime, quarum una ab eodem appellatur thesis, alia extasis. Thesis autem nihii aliud est in hoc loco quam ratio, secundum quam potentiam homo in suo statu consideratur nee suum statum egreditur, quia ea humana et terrena considerat. Extasis autem prout hie aeeipitur est potentia anime, cuius speculatione homo extra se constituitur, Extaseos autem due sunt species: una inferior, qua homo infra est, alia superior, qua rapitur supra se. Superioris vero due sunt species, una quidem intellectus, qua homo considerat sc. angelos et animas secundum quam homo fit Spiritus et ita supra se fit. Alia est, que intelligentia dicitur, qua homo trinitatem intuetur. Per hanc speculationem homo quodam modo deificatur. Unde ista speculatio apothesis i. divina censetur. Ex thesi vero nascitur naturalis philosophia, que circa terrena versatur. Ex intellectu nascitur ypothetica theologia, que circa spirituales creaturas attenditur. Unde ypothetica dicitur de hiis, que divine auetoritati supposita sunt. …ex intelligentia vero supercelestis sive apothetica oritur…… Unde apothetica i. superpositiva oritur».].

Таким образом, если extasis вверх означает высшие формы теологии и приводит к наивысшему возвышению, боговоплощению человека, то extasis вниз показывает нисхождение человека ниже его человеческого достоинства. Два вида этого низшего экстаза, philologea, беспорядочная земная любовь, состоящая из гедонизма и блуда, и philolobia, высокомерие, описываются и осуждаются в резких выражениях. Филология превращает человека в животное, а филолобия – в дьявола[99 - Fol 8.].

За этим подробным рассмотрением «Теорики» с ее основными частями и их последствиями следует оценка «Практики» в ее трех известных частях – «Этика», «Экономика» и «Политика».

Поэзия как «scientia claudens in metro vel prosa orationem gravem et illustrem» делится на три вида: historia, fabula и ars или comoedia[100 - Фолианты 21 и 22 подробно рассматривают четыре вида логики, затем «de entimemate (enthymeme), de inductione, de diffinitione et descriptione, de diffinitione sillogismi et elenchi, de figuris sillogismorum, de speciebus divisionis» и т. д.]. Затем перечисляются основные виды механики. Наконец, красноречие делится на три основных вида: грамматику, которая учит правильно писать и читать; логику, тремя основными функциями которой являются определение, категоризация и умозаключение; и риторику, или искусство убеждения. Сама логика подразделяется на dialectica, temptativa, demonstrativa и sophistica[101 - M., P. L. CCX 511.]. Под dialectica здесь понимается содержание «Logica vetus», под temptativa – темы, под demonstrativa – «Analytiea», прежде всего «Analytica posteriora», а под sophistica – аристотелевская софистика.

Наконец, все эти различные научные классификации наглядно представлены в обобщающей схеме. Clm 1612, fol. 191 содержит почти идентичное генеалогическое древо наук

Даже если собственно теория науки завершается генеалогическим древом наук на листе 9, фрагментарное объяснение artes liberales, начинающееся на листе 19 после «Антиклаудиана», все равно дает целый ряд методологически примечательных объяснений.

В частности, рассмотрение логики показывает значительное знакомство со всем «Органоном» Сравнение Аристотеля со Сфинксом и Порфирия с Эдипом, который решает темные загадки Сфинкса2, на которое указывается в «Антиклаудиане», Радульфус объясняет более подробно и не очень лестно для Аристотеля3. Переводческая деятельность Боэция высоко оценивается[102 - Fol. 23: «Boetius fuit translator a greco in latinum. Ideo subiungit (а именно Аланус в „Антиклаудиане“; M., P. L. CCX 511): „dicitque latinum“. Boetius enim exposuit omnes libros aristotelis et invenit commenta super eos.»]. На листе 37 этот комментарий к «Антиклаудиану» обрывается на рассмотрении астрономии. Характерной чертой научного учения Радульфуса де Лонго Кампо является включение неоплатонических взглядов в аристотелевскую тему деления.

Если мы хотим оценить эту категоризацию науки, особенно структуру «Теорики», с точки зрения истории философии, то неоплатоническое влияние в этих объяснениях особенно бросается в глаза. Представление ???? и мировой души наряду с Богом и ангелами в качестве субстанций-невидимок особенно неоплатонично, так же как и различие между субстанциями-невидимками, причинами-невидимками и формами-невидимками, которое выдает неоплатоническую окраску.

Объяснения тезиса и экстаза, имеющие решающее значение для структуры «Теологии», а также определения intellectus и intelligentia как двух основных форм высшего экстаза, также имеют неоплатоническое происхождение и основываются на 99-й статье «Regulae theologicae» Алана де Инсулиса[103 - M., P. L. CCX 674 Cf. Baumgartner, Die Philosophie des Alanus de Insulis 92 f.]. Как мы видели выше, Радульф ссылается здесь на комментарий Скота Эриугены к «Псевдо-Ареопагиту».

Разделение на апофатическую и гипофатическую теологию, а также комментарий к термину deificatio (???????), знакомому греческой патристике и также широко используемому в средневековой мистике, также происходят из этого источника[104 - Ср. K. Bihlmeyer, Heinr. Seuses deutsche Schriften, Stuttg. 1907, 344 A.]. Наш схоластик, несомненно, получил неоплатоническое влияние и вдохновение от Шартрской школы, как и Аланус. Вероятно, отсюда же он получил выражение «anima mundi», которое не встречается у Алануса[105 - О платонической доктрине мировой души у мыслителей XII века см. M. Baumgartner op. cit. 80.]. Если он также однажды цитирует Плотина, то это не связано с личным ознакомлением с его «Эннеадами»; это цитата из Плотина, взятая из комментария Макребия в «Somnium Scipionis.[106 - Haureau, Notices et extraits I 328 A. 1.] Научные взгляды нашего автора также могут быть в значительной степени обусловлены Шартрской школой. Конечно, в этом отношении влияние аристотелевских трудов уже очевидно. Помимо «Мегакосма» Бернхарда Сильвестриса, мы находим у Радульфуса аристотелевские сочинения «De anima» и «De somno et vigilantia», комментарий Аверроэса к последнему трактату, различные сочинения Авиценны и других арабских авторов, имена которых иногда весьма искажены[107 - Ibid. 327.].

Глава третья. Библиотека схоластов XII века Поставка и использование материала

§1 Поступление и использование материала в целом

Движущей силой в развитии схоластического метода со времен Ансельма Кентерберийского до рассвета Великой схоластики является рост количества материала, открытие новых источников. Конечно, аспект поступления материала в первую очередь плодотворен и значим для содержания ранней схоластики, для истории проблем и теорий этой эпохи. Однако внутренняя и интимная связь между содержанием знания и формой знания, между предметом проблемы и способом ее постановки и обработки априори предполагает, что новые материалы оказали влияние на научный метод. Более того, эти источники, появившиеся в течение XII века, питали auctoritas и ratio, две движущие силы схоластики. Таким образом, формирование систем получило новую направленность, рассмотрение сложных моментов, разрешение возражений и трудностей – новые рутины и практики. Более того, стремление к новым источникам, жажда нового материала, характерная для этого времени, является методологически интересной чертой, так же как адаптация и ассимиляция нового материала с предыдущим массивом знаний предъявляет требования к методологической способности и готовности. Наконец, те схоластические авторы, которые рассказывают нам о научной жизни и начинаниях ранней схоластики, также подчеркивали момент добавления материала как методологический принцип прогресса. В частности, об этом напоминает Иоанн Солсберийский[108 - О библиотеке ранней схоластики см. B?umker, Witelo 312—319; De Wulf, Histoire de la philosophie me’dievale2 149—157; ?berweg-Heinze, Grundri? der Geschichte der Philosophie II9 172 f 201 f 272 f; J. A. Endres, Geschichte der mittelalterlichen Philosophie 75 ff. Теологический материал см. в: J. de Ghellinck S. J., Le traite de Pierre Lombard sur les sept ordres eccl?siastiques: ses sources et ses copistes, в Revue de l’histoire ecclesiastique 1909, 290—302 720—728.].

Чтобы в общих чертах представить себе, как разбухали научные источники в XII и начале XIII века, полезно будет обратиться к библиотечным каталогам, дошедшим до нас из этого периода[109 - Литературу об этих библиотечных каталогах см. в G. Bekker, Catalogi bibliothecarum antiqui, Bonnael885; Gottlieb, ?ber mittelalterliche Bibliotheken, Leipzig 1890; L. Delisle, Bibliotheque de l’Ecole des chartes XXI (1860) 393—439 498—515; Me «moires de l’Institut XXIV (1861) 266—342; Le cabinet des manuscrits de la bibliotheque nationale II 104—141 427—550; III 1—295. Для ориентации см. также L. Traube, Vorlesungen und Abhandlungen, I. Bd: Zur Pal?ographie und Handschriftenkunde (1909) 110 ff. Об отдельных библиотеках и росте их рукописных фондов см: M. Ferotin, Histoire de l’Abbaye de Silos, Paris 1897, 257 ff; Giov. Mercati, II Catalogo della biblioteca di Pomposa, Roma 1896; Cipolla, Ricerche sull’antica biblioteca del monastero della Novalesa, Turin 1894; M. R. James, The ancient libraries of Canterbury and Dover, Cambridge 1903; R. Beer, Die Handschriften des Klosters Santa Maria di Ripoll I u. II, in the Sitzungsber. der philos.-histor. Klasse der Wiener Akademie der Wissensch., 155th vol., 3rd dept.; 158th vol., 2nd dept.]. Библиотека второй половины XI века и особенно конца этого столетия типично представлена нам в описи рукописей монастыря Санта-Мария-ди-Риполь в Барселоне от 1047 года и, в частности, в каталоге библиотеки итальянского бенедиктинского аббатства Помпоза, который был составлен в 1093 году клириком Генрихом при ученом аббате Иерониме.

Эти две библиотеки – Помпоза гордилась непревзойденным богатством рукописей – содержали в основном патристические сочинения, но также уделяли место и светской литературе. Мария ди Риполла имеет значительное количество «Libri artium», а автор каталога Помпозы даже был вынужден защищать своего аббата от невежества и негодования за включение светских и языческих сочинений.[110 - Mercati op. cit. 37: «Quibus respondendum apostolicis verbis, quia in domo potentis non solum vasa aurea et argentea sed et fictilia sunt (2 Tim 2, 20). Idcirco itaque hoc itaque egit, ut pro studio et merito suo habeat unusquisque, in quibus oblectetur et proprium exerceat ingenium. Hinc et ipsa Veritas dicit: «In domo Patris mei mansiones multae sunt4 (Io 14, 2). Credo ut quanto quis hie erit sanetior, tanto illic beatior. Idem quoque gentilium commentum librorum, si ad puram intentionem intelligantur, aedificant. Quid enim aliud sonant quam saecularem pompam nihil esse? Unde Apostolus: «Scimus, quoniam diligentibus Deum omnia cooperantur in bonum» (Rom 8, 28).»] Если мы используем каталоги, чтобы проследить фонды библиотек примерно со времени составления описи Помпозы до начала XII века – в качестве примера мы приводим второй рукописный каталог Корби (ок. 1200 г.), – то мы получаем образ реки, воды которой постоянно увеличиваются и разбухают благодаря впадающим в нее притокам. Здесь особенно уместны каталоги библиотек Бека, Прюфенинга, Энгельберга, Вессобрунна, Святого Петра в Зальцбурге, Дарема, Анчина и Корби[111 - Bekker, Catalogi bibliothecarum antiqui №86 и 127 95 103 112 и 113 115 117 и 126 121 79 и 136.]. Здесь хорошо видно, как книжные коллекции обогащались и расширялись за счет литературы XII века и вновь открытых и переведенных античных и патристических сочинений.

Это расширение библиотеки можно проследить, в частности, в аббатствах Бек и Корби, о которых у нас есть два библиотечных каталога этого периода. Конечно, если сравнивать эти каталоги с более поздними каталогами Сорбонны, светская литература, особенно философская, все еще отходит на второй план.

Если знакомство с библиотечными каталогами XII и начала XIII веков дает более общее представление о литературных ресурсах этого периода, то о том, как происходило снабжение и использование материалов, можно подробно судить по трудам самих схоластов. Этим наблюдениям могут способствовать высказывания некоторых писателей о литературе, которую они использовали. Примеры таких высказываний о собственном чтении мы имеем у епископа Теодульфа Орлеанского[112 - Gottlieb, ?ber mittelalterliche Bibliotheken 440.], Винрикуса, кафедрального схоласта Трира[113 - Ibid. 443.], Эберхарда Бетунийского[114 - Там же.], Цезария Гейстербахского и других.[115 - Annals of the Histor. Verein f?r den Niederrhein XXXIY 29.] Разумеется, речь идет о писателях, стоявших вне рядов собственно схоластов. Манускрипты дают представление об использовании источников самими схоластами. Код 1206 из библиотеки Труа (стр. XIII), анонимный комментарий к Сентенциям из Клерво, перечисляет источники, использованные лангобардом, и, в частности, указывает на его согласие с Гандульфом[116 - Об этой рукописи см. Gietl, Die Sentenzen Rolands, Freiburg i. Br. 1891, xxxvin; Roch de Chefdebien в Revue Augustinienne, 15e mai 1898, 541; J. de Ghellinck в Revue d’histoire ecclesiastique X (1909) 725 A. 1; M. Grab mann в Histor. Denifle впервые упомянул эту рукопись, а также Эрфуртскую рукопись 108 (4) в Archiv f?r Literaturund Kirchengeschichte des Mittelalters I 623 A. 4.]. В эрфуртской рукописи «Сентенций» Петра Ломбардского (Cod. Amplon. 108 [4], p. XIII) текст снабжен маргинальными и межстрочными глоссами, которые ссылаются на модели и источники Ломбарда, например, на Хью Сен-Виктора, Гандульфа, и даже указывают на ошибочные цитаты из «Magister Sententiarum» с учетом критического понимания. В той же библиотеке хранится (Cod. Amplon. 73 [Pol.], pp. XII – XIII) «Glossa copiosa ordinaria magistri Petri Lombardi super primam partem psalterii» со ссылками на полях.

Имена использованных отцов церкви написаны на полях красным цветом. Аналогично, в Clm 18 109 (p. XII), рукописи Сентенций лангобардов, использованные отцы церкви указаны на полях, а объем цитаты также обозначен вертикальной линией.

Cod. lat. 3144 Парижской национальной библиотеки, богословский труд конца XII века, который следует линии мысли Pater noster, также отмечает на полях использованные старые и новые источники. Код 238 из Эрлангенской университетской библиотеки (см. XII) значительно облегчает анализ источников «Суммы сентенций», приписываемой Гуго Сен-Викторскому: на полях указаны имена цитируемых отцов, что позволяет быстро получить информацию об источниках, которыми пользовался схоластик. В таких ссылках, демонстрирующих отдельные схоластические манускрипты рассматриваемого нами периода, есть некий культ авторитета и оттенок научной дотошности. Для исследователя такие маргинальные заметки – желанное руководство для реконструкции библиотеки, доступной схоластикам.

Поступление материалов в раннюю схоластику было связано в основном с переводческой деятельностью. Переводя философские и теологические труды с греческого или арабского, мы получали доступ к новым источникам, а компилятор, систематизирующий талант, проницательный диалектик и более склонный к мистике мыслитель получали новую пищу для ума и сердца. Однако переводческая деятельность XII века, особенно с греческого, имеет и значение, выходящее за рамки того времени и сохраняющееся до наших дней. Именно Валентин Розе[117 - Die L?cke im Diogenes Laertius und der alte ?bersetzer, in Hermes I (1866) 368.] отметил современную ценность этих переводов: «Средневековая робость перед перевоспитывающей наукой, благочестивый страх отклониться от заданного авторитета высшего прошлого, отклониться даже в свободной и, возможно, ошибочной концепции, больше всего доминировали над теми переводчиками старых интеллектуальных памятников».

Чем более ограничено образовательное влияние этих переводов, тем более ценны они иногда для нас, черпающих свое образование из оригиналов, для сравнения с текстами этих оригиналов, поскольку греческие рукописи, с которых они были сделаны в XII или XIII веке, обязательно старше тех, которые сейчас общедоступны. Большая часть из них – это работа странствующих беглых греков или латинских ученых XV или XVI века, которые учились на них; те, что относятся к XIV—XV векам, уже составляют уважаемую группу, и относительно редко они уходят дальше».

§2 Оценка и использование античной классики в литературе XII века

Классики, auctores, не рассматриваются как исходный материал для схоластики XII и начала XIII веков ни в содержательном, ни в методологическом плане. Однако для характеристики научного мышления и чувств ранней схоластики интересно познакомиться с основными чертами позиции богословов по отношению к сохранившимся сокровищам античного гуманизма.

Кроме того, в настоящее время филологическая наука уделяет достойное внимание выживанию античности в Средние века[118 - L. Traube, Untersuchungen zur ?berlieferungsgesch. r?m. Schriftsteller I, in the Sitzungsber. der philos.-philol. u. histor. Klasse der kgl. bayr. Akad. der Wissensch. 1891, 387—428; Ders., Perrona Scottorum, ein Beitrag zur ?berlieferungsgesch., ibid. 469—538; Ders, Vorlesungen und Abhandlungen, vol. II: Einleitung in die lateinische Philologie des Mittelalters, ed. by P. Lehmann, Munich 1911. Taylor, Classical heritage of the Middle Ages, 1892. J.E.Sandys, A history of classical scholarship I, Cambridge 1908, 533—536. Novati, L’influsso del pensiero latino sopra la civilta italiana del medio evo2, Milano 1899. Pascal, Letteratura latina medievale, Catania 1909, 117—174. Ch. Cuissard, L’etude du Grec ? Orleans depuis le IXe siecle jusqu’au milieu du XVIII6 siecle, Orleans 1883. Tougard, L’hellenisme dans les ecrivains du moyen ?ge du VIIe au XIIe siecle, Paris 1886. Manitius, Philologisches aus alten Bibliothekskatalogen bis 1300, im Rhein. Museum XLVII (1892), Erg?nzungsheft.]. Э. Норден [119 - Die antike Kunstprosa IP, Leipzig und Berlin 1909, 680 ff 712—731; ср. Ders., Die lateinische Literatur im ?bergang vom Altertum zum Mittelalter, in Kultur der Gegenwart I 82, 436; Ders., Einleitung in die Altertumswissenschaft I, Leipzig 1910, 556.]отдает должное Средним векам за сохранение наибольшего количества классических писателей в копиях и защищает этот культурный период от очернения гуманистами.

Далее тот же исследователь обращает внимание на различие между artes и auctores и утверждает, что artes были основой высшего научного образования, в то время как классические auctores были отодвинуты на второй план и практически исключены как опасные. «Лучше, значит, выбросить старый хлам в угол и довольствоваться разливным образовательным экстрактом artes».[120 - E. Norden, Die antike Kunstprosa II 688.] Корден смягчает это несколько суровое общее суждение, отдавая должное гуманистическим начинаниям XII века и упоминая об «artes» Хильдегарды. Он заслуженно хвалит Хильдеберта из Лавардина, Иоанна из Солсбери, Бернарда из Шартра (которого он ошибочно отождествляет с Бернардом Сильвестром), Петра из Блуа и Матвея из Вандома – людей, увлеченных античностью и хорошо знакомых с классическими писателями.

Берлинский филолог помещает здесь свой исторический рассказ под аспект литературного спора между классицистами и схоластами. В XIII веке Орлеанская школа с ее гуманистическим энтузиазмом аукционистов и Парижский факультет искусств как место и убежище преимущественно логических начинаний были враждебны друг другу, как это драматически иллюстрирует поэма современного трубадура Анри д'Андели «Битва семи искусств.[121 - Ibid. 728.]

В содержательных рассуждениях Э. Нордена о взаимоотношениях схоластики и античной классики прослеживается гораздо более объективная и благожелательная оценка схоластики, чем, например, у Фойгта[122 - Die Wiederbelebung des klassischen Altertums I3, Berlin 1893.]. Однако и замечания Нордена нуждаются в дополнении и неоднократном изменении. Прежде всего, утверждаемая им враждебность Церкви по отношению к аукториям, похоже, не основана на исторических фактах.

Если монашеские круги XI и XII веков, в том числе Отлох Сент-Эммерамский и другие, враждебно относились к светским наукам, а также к классике[123 - Конгрегация Клюни была особенно враждебна к классическим исследованиям. «Обычным жестом в отношении „учебника“, то есть языческого автора, для этих монахов было почесывание за ушами, как это делали собаки; ведь недаром язычника сравнивают с таким животным» (P. Hil. Felder, Geschichte der wissenschaftlichen Studien im Franziskanerorden, Freiburg 1904, 404 ff).], то это не тождественно враждебной позиции самой Церкви.

Как еще могли такие люди, как Иоанн Солсберийский и Петр Блуа, чья церковная ориентация не вызывает сомнений, до такой степени проникнуться симпатией к ауктории, к гуманистическим начинаниям и как можно было продолжать с преданным тщанием копировать древних классиков и хранить их как драгоценное сокровище? Даже каноническое право Средневековья не запрещало читать классику.[124 - Ср. Decr. Grat. D. XXXVII, Summa Rufini, ed. Singer, Paderborn 1902, 80 ff. Decr. Greg. IX 1. 5, t. 5 de magistro.]

Интересным примером того, каким уважением пользовались аукционисты в XII веке, является «Dialogus super auctores sive Didascalon» Конрадса фон Хиршау (ок. 1070—1150), произведение, неоднократно напоминающее «Дидаскаликон» Гуго фон Сент-Викторса, из которого мы видим честное стремление к справедливости по отношению к языческой классике, равно как и к христианской[125 - G. Schepfi, Conradi Hirsaugiensis dialogus super auctores sive Didascalon, Wirceb. 1889. Vgl. R e m i g i u s S t ? 1 z 1 e in den Bl?ttern f?r das bayr. Gymnasial- schulwesen 1888, 525 ff und im Katholik 1888, 401—417; E. Norden a. a. O. II 720 A.].

После вводной части, основанной на комментарии к «Теодулусу» Бернарда Трахектензиса и содержащей информацию о литературных терминах, языческие и христианские авторы, значимые для «Гуманиоры», а именно Донат, Катон, Эзоп, Авиан, Седулий, Ювенкус, Проспер, Феодул[126 - «Эклога» писателя Феодула, жившего около IX в. н. э., – широко читаемый в средние века «Carmen apologetico didacticum» аллегорического характера, воспевающий возвышенность догм христианства над суевериями язычников в форме диалога между Алитией и Псеустисом. Ср. Theoduli eclogam recensuit et prolegomenis instruxit Dr Ioannes Osternacher, Ripariae apud Lentiam 1902. Рукописями комментария Теодула, написанного Бернардом Трахтензисом, являются Clm 673 и 2601 (оба анонимные и s. XIII) и VI 37, n. 1 из библиотеки аббатства Святого Петра в Зальцбурге.], Аратор, Пруденций, Цицерон, Саллюстий, Боэций, Лукан, Гораций, Ювенал, Гомер, Персий, Стаций и Вергилий, почитаются в соответствии с их личностью, содержанием, целью и полезностью их трудов. Перед нами своего рода литературно-историческое вступление и введение в изучение классики. Именно этих авторов мы снова и снова встречаем в библиотечных каталогах XII века, что свидетельствует о том, что Конрад фон Хиршау – не единичный голос. Этот религиозный человек с особым почтением отзывается о Вергилии и Цицероне, которые вместе с Сенекой были, пожалуй, самыми уважаемыми и влиятельными классиками Средневековья[127 - О Цицероне он говорит: «Nobilissimus auctor iste libros plurimos philosophieos studiosis philosophiae pernecessarios edidit et vix similem in prosa vel praecedentem vel subsequentem habuit» (Schep?, Conradi Hirsaugiensis etc. 51). В интеллектуальном труде Таддеуса Зелинского «Цицерон в эпоху веков» (2-е изд., Лейпциг, 1908) средневековье не учитывается в достаточной степени. О выживании Вергилия в Средние века см. Comparetti, Virgiiio nel medio evo2, Firenze 1896.]. Конрад фон Хиршау полностью привержен Церкви; он ценит античную классику и рекомендует ее читать, но при этом хочет, чтобы к изучению античности применялись стандарты христианской доктрины и обычаев.

В этой работе также прослеживается связь между auctores и artes, поскольку за характеристикой классики сразу же следует сжатый обзор предметов тривиума и квадривиума. Помимо Конрада фон Хиршау, Гиральдус Камбренсис и Гуго фон Тримберг (оба из XIII века) также фигурируют в E. Norden [128 - Antike Kunstprosa II 720 A.]как энтузиасты изучения auctores.

Берлинский филолог справедливо делает особый акцент на парижском манускрипте с отрывками (Cod. lat. bibl. nat. 17 903, p. XIII), который содержит отрывки из произведений ряда латинских поэтов и прозаиков. Следует отметить, что само существование подобных сборников отрывков, идущих параллельно патристическим флорилегиям, свидетельствует о высокой оценке классики, об оценке auctores также как auctoritates[129 - Об аукторитатах см. Prantl в Sitzungsber. der kgl. bayr. Akad. der Wissensch. 1867, II 173—198.]. Кстати, парижское собрание отрывков не уникально. [130 - Аналогом Cod. lat. 17 903 является Cod. lat. 15155 из той же Парижской национальной библиотеки (см. XIII), который сначала содержит поэтические произведения Вергилия, Горация, Овидия, Персия, Ювенала, Проперция, Тибулла, Марциала, Лукана, Стация, Клавдиана, Максимиана, Авиан, Катона, Пруденция и Седулия, а затем средневековую поэзию, в основном Матфея Вандомского. См. об этой рукописи Haureau, Notices et extraits de quelques manuscrits IV 299—315.]Clm 7977 (p. XIII) содержит в первую очередь патристические отрывки и флорилегии (лл. 147), за которыми следуют два сборника «Философских изречений» (лл. 147—161; 161—172). В последнем мы встречаем изречения Зосима, Овидия, Авиана, Эзопа, Горация, Ювенала, Квинтилиана, Гомера, Тибулла, Стация, Проспера, Катона, Памфила, Вергилия, Персия, Лукана, Клавдиана, Боэция. Случается также, что один и тот же

Эта коллекция отрывков охватывает языческих писателей, отцов церкви и богословов, тем самым придавая актуариям согласованную позицию по отношению к христианской литературе. Интересным примером этого является Cod. lat. 11412 (p. XIII) из Парижской национальной библиотеки, где представлена подобная коллекция отрывков с листа 108—125. Во введении анонимный составитель отмечает (л. 108): «Quoniam ut iubet apostolus: omnia probate, quod bonum est tenete istius operis mei ac studii est multa philosophorum, doctorum ac scriptorum dicta colligere et ex plurimis diversos carpere flores.» Сначала идут языческие философы и классики: семь мудрецов Греции, затем Эзоп, Пифагор, Демокрит, Гиппократ, Сократ, Диоген, «Платон знаменитый» (л. 108), «Aristotle, summus philosophus» (л. 109), Апулей, Эпикур, Теофраст, Кратес, Плавт, Теренций, Катон, Цицерон, Саллюст, Варро, Вергилий, Гораций, Овидий, Валерий, Сенека, Персий, Ювенкус, Квинтилиан. За ними следуют диктовки отцов церкви и богословов: Афанасия, Григория Назианзского, Иеронима, Амвросия, Хризостома, Клавдиана, Пруденция, Августина, Кассиана, Проспера, Фульгенция, Боэция, Сидония, Григория Великого, Исидора, Гуго и Ричарда Сен-Викторского. Завершает сборник Бернард Клервоский[131 - Аналогичная подборка выдержек содержится в Cod. 445 (p. XIV) библиотеки Эрлангенского университета: Auctoritates sanctorum, philosophorum et poetarum collecte per fr. Erbonem ord. pred. 2 The universities of the Middle Ages I 757 ff.].

Эти высказывания, которые в то же время являются продолжением замечаний Э. Нордена и дополнением к рукописям, могли служить доказательством того, что церковь XII и XIII веков отнюдь не была враждебна к аукториям и даже не противилась изучению античности.

В своей истории средневековых университетов Денифле[132 - Die Universit?ten des Mittelalters I 757 ff.] предоставил основанную на источниках информацию о реальной причине того, почему дальнейшее развитие и обучение схоластики шло рука об руку с упадком изучения классики в конце XII и в XIII веке. Причина этого кроется в господствующем положении парижского университета, где диалектика и Аристотель в целом заняли главенствующее положение в artes liberales, постепенно вытесняя и устраняя классику и придавая даже изучению грамматики диалектическую окраску и тенденцию. Таким образом, причина упадка гуманитарных наук кроется в парижском факультете искусств.