История схоластического метода. Второй том: По печатным и непечатным источникам

Школы, уделявшие особое внимание изучению классики, такие как Орлеанская и Эрфуртская, должны были погибнуть как жертвы этого научного направления. Денифль [133 - Die Universit?ten des Mittelalters I 475 A.]отмечает назначение auctorista наряду с theologus, decretista и logicus в Паленсийском университете (1220 г.) как последний след auctores в университетах. Хотя аукционисты постепенно исчезали из школы, в XIII веке еще оставались отдельные личности, чьи труды свидетельствовали об их глубоком знании классики. Summa de virtutibus* Вильгельма Перальдуса, Винсента из Бове[134 - E. Boutaric, Vincent de Beauvais et la connaissance de l’antiquite classique au treizieme siecle, Paris 1875.] и Роджера Бэкона – вот лишь несколько примеров. Великих схоластов XIII века нельзя упрекнуть в том, что они не обращались к античной классике, поскольку подобные исследования лежали вне сферы их философско-теологической деятельности. В качестве украшения мы встречаем здесь и цитаты из классиков. Например, Бонавентура включает отрывки из Геллия, Лукана, Плиния, Птолемея, Саллюстия, Плутарха, Присциана, Лукреция, Теренция, Вергилия, Горация, Овидия, Персия и еще большее количество из Цицерона и Сенеки, что доказывает, что у этого выдающегося схоласта и мистика не было принципиальных оговорок относительно античной классики. Для связности мы вышли за временные рамки данного тома истории схоластического метода, поскольку изложение высокой схоластики не будет касаться гуманистических начинаний.

§3 Новые философские источники. Перевод и восприятие аристотелевских «Аналектов», «Топики» и «Эленхики»

Философская библиотека начала XII века состояла в основном из частей «Логики» Аристотеля, переведенных и аннотированных Боэцием (Категории и Перигерменей, к которым добавляется Исагога Порфирия, также переданная и объясненная Боэцием), в некоторых логических трактатах Боэция (De divisione и De differentiis topicis), в псевдоавгустинском труде «Categoriae decem» и в различных частях дидактико-энциклопедических сочинений Марциана Капеллы, Кассиодора и Исидора.[135 - Ср. Grrabmann, Geschichte der scholastischen Methode I 189 213 215.]

Рост этой философской библиотеки в течение XII века был частично связан с более широким распространением и использованием ранее малоизвестных источников, а частично – с переводом неизвестных до того времени философских авторов.

Собственная литературная активность ранней схоластики также привела к увеличению количества философской литературы. Следует также отметить, что патристика, которая использовалась в большей степени, также предлагала богатый философский материал и вдохновение.

Увеличение количества философских источников в эпоху ранней схоластики и вплоть до периода великой схоластики было связано в первую очередь с притоком платонической, неоплатонической и аристотелевской литературы.

В XII веке имя Пиатоса [136 - Ch. Huit, Le Platonisme au XIIe siecle, в Annales de la philosophie 1889, t. XXI, p. II. M. Baumgartner, The Philosophy of Alanus de Insulis 9.]было в целом более известно, чем имя Стагирита. Даже симпатии Августина указывали на основателя академии в эти времена, для которого великий епископ Гиппонский имел огромное значение. Прежде всего, к Платону тянулись личности и круги, интересовавшиеся наукой или поэзией. Разумеется, в XII веке была известна лишь малая часть трудов Платона. Фактически только фрагмент «Тимея», переведенный на латынь Халкидием, пользовался наибольшей известностью как попытка построить мир в целом на основе философских принципов и как поэтическое описание становления мира, особенно в Шартрской школе, которая была привержена научным и гуманистическим тенденциям[137 - Ср. Switalski, Des Chalcidius Kommentar zu Piatos Tim?us, M?nster 1902.]. Этот фрагмент «Тимея» часто встречается в библиотечных каталогах, обычно вместе с комментарием, написанным к нему переводчиком Халкидием[138 - Например, Cod. lat. 16 579 из Национальной библиотеки в Париже (см. XII]. Этот эклектичный комментарий, содержащий также мысли из других платоновских сочинений и доктринальные положения из Аристотеля и Стоа, был сокровищницей философско-исторических знаний.

Платоновские диалоги «Менон» и «Федон», переведенные на латынь Генрихом Аристиппом из С. Северины в Калабрии (f 1162) по предложению гранд-адмирала Майо и архиепископа Гуго Палермского, были гораздо менее распространены и использовались, чем фрагмент «Тимея».[139 - Ср. Traube, Vorlesungen und Abhandjungen, vol. II: Einf?hrung in die lateinische Philologie des Mittelalters, ed. by P. Lehmann, Munich 1911. 86.]

Другими возможными источниками пиатонизма для XII века являются диалог «Асклепий», который входит в число произведений Апулея Мадаурского, и комментарий Макробия к «Somnium Scipionis.[140 - Ср. B?umker, Die europ?ische Philosophie des Mittelalters, in Kultur der Gegenwart I 5, 313.] Труды Псевдо-Дионисия Ареопагита будут отмечены при обсуждении патристических источников. Влияние «Liber de causis», переведенного на латынь Герардом Кремонским, на схоластическую мысль выходит за рамки данного тома и должно быть охарактеризовано в третьем томе нашей истории схоластических методов.

Развитие схоластики в доктрине и методе в основном обусловлено и структурировано постепенной рецепцией Аристотеля,[141 - О литературе, посвященной рецепции Аристотеля, особенно о публикации всего аристотелевского «Органона», см. Jourdain, Becherches critiques sur l’?ge et l’origine des traductions latines d’Aristote et sur des commentaires grecs ou arabes employee par les docteurs scolastiques 2, Paris 1843; Pr&ntl, Geschichte der Logik im Abendlande II 98 ff; Clerval, Les Ecoles de Chartres au moyen ?ge, Paris 1895, 222 244 ff; H. Rashdall, The Universities of Europe in the Middle Ages I, Oxford 1895, 350 ff; Mandonnet, Siger de Brabant (etude critique) 2, Louvain 1911, 6 ff; Chollet, Aristotelisme de la scolastique, in Dictionnaire de theol. cathol. I 1869—1887; Marchesi, L’Etica Nicomachea nella tradizione latina Medievale, Messina 1904, 20 f; B?umker a. a. 0.1 5; J. Schmidlis, Die Philosophie Ottos von Freising. Б. Отто и Аристотель, в Philos. Jahrbuch 1905, 160—175.] постепенным включением аристотелевской мысли в средневековое мышление и знание. Первым этапом этой рецепции Аристотеля является усвоение всего аристотелевского «Органона», имевшего большое значение для ранней схоластики. Второй этап, который также знаменует собой начало высокой схоластики, заключается в том, что весь Аристотель, его метафизика, физика, психология, этика и т.д., вместе с произведениями арабо-иудейской спекуляции и различными неоплатоническими материалами, становятся интеллектуальным достоянием и интеллектуальной собственностью западного ученого мира.

В этом томе, который простирается до порога высокой схоластики, мы в основном рассматриваем восприятие всего аристотелевского «Органона» как исторический факт и как движущий фактор развития схоластики в XII веке. Схоластика начала XII века была знакома лишь с небольшими выдержками из сочинений Аристотеля, а именно с «Категориями» и «Перигерменем» в переводе и объяснении Боэция, к которым была добавлена «Исагога» Порфирия. В своей «Диалектике», написанной около 1121[142 - Об обосновании этой даты как приблизительного времени составления «Диалектики» (Кузен дает 1140—1142 годы, Де Вульф – около 1136 года, Прантль – до 1132 года) см. G. Robert, Les Ecoles et l’enseignement de la theologie pendant la premiere moitie du XIIe siecle 188—190.] года, Абеляр знает только два вышеупомянутых сочинения стагиритов, которые вместе с «Исагогой» и четырьмя трактатами Боэция составляли весь логический исходный материал. Энергия диалектического мышления была значительно увеличена за счет включения оставшихся частей аристотелевского «Органона» в школьную логику того времени.

По словам Иоанна Солсберийского, Адам де Пти-Пон (Парвипонтан), автор «Ars dialectica» (ars disserendi) и трактата «De utensilibus», которые были переданы в двух рецензиях, уже имел дело с аристотелевской аналитикой, хотя и в довольно тонкой манере[143 - Metal. 1. 4, c. 3 (M, P. L. CXCIX 917). Ср. 1. 2, c. 10 (M., P. L. CXCIX 868). Об Адаме Парвипонтане см. Cousin, Fragments philos. II, Paris 1865, 385 – 389; Thurotin из Revue critique II 1, 197. Об «Oratio magistri Adae Parvipontani de Utensilibus ad domum regendam», которое отредактировано М. Шелером в его «Lexicograpbie latine du XII et du XIII siecle», Haure’au, Notices et extraits etc., III 197—218. III 197—218.]. Жильбер де ла Порри также признает «Аналекты» в своей «Liber sex principiorum[144 - M., P. L. CLXXXVIII 1268.]. Важным документом для восприятия аристотелевской логики является «Гептатевхон» Тьерри Шартрского, завершенный около 1135—1141 годов, работа, опубликованная в Codd. 497 и 498 Шартрской библиотеки[145 - Clerval, L’enseignement des arts libe’raux a Chartres et ? Paris dans la premiere moitie du XIIe siecle d’apres l’Heptateuchon de Thierry de Chartres, in Congres scientilique international des catholiques tenu ? Paris 1888 II 277—296; Ders., Les Ecoles de Chartres au moyen ?ge du Ve au XVle siecle, Chartres 1895, 220 ff.]. По замыслу автора, этот «Гептатевхон» должен был представлять собой справочник светских знаний того времени и четко излагать авторов, на которых основывались предметы тривиума и квадривиума.

Здесь перечислены диалектические материалы: «Исагога» Порфирия в переводе Боэция, затем «Категории», «Перигерменей», «Analytica priora», «Логика» и «Эленхен» Аристотеля, логический труд анонимного автора и, наконец, все логические трактаты Боэция вместе с комментарием к «Топикам» Цицерона. Таким образом, перед нами весь аристотелевский «Органон», за исключением «Аналитики после», как основа и конспект логического учения в Шартрской школе. Тот факт, что «Последователи аналитики «* отсутствуют, возможно, объясняется трудностями их содержания, которые подчеркивал Иоанн Солсберийский, т. е., вероятно, дидактическими соображениями. К сожалению, в «Гептатеухоне» отсутствует содержательное суждение и независимая оценка логических трудов Аристотеля.

Первым писателем XII века, представившим более подробную, экспертную информацию обо всем аристотелевском «Органоне», является хронист и философ истории, епископ Отто фон Фрейзинг.

В своей «Хронике» (2, 8) он поминает двух величайших греческих философов Платона и Аристотеля в философско-историческом отступлении. Первый, объясняет он, рассуждал о могуществе, мудрости и благости Бога, о происхождении мира и сотворении человека так прекрасно и глубоко и с таким приближением к христианской истине, что некоторые поддались предположению, будто греческий философ услышал и усвоил эти истины в Египте от пророка Иеремии, – предположение, которое Оттон не принимает только по хронологическим причинам. Аристотель – логик. Он разделил логику на шесть книг: «Предикаменты», «Перигерменей», «Аналитика до начала», «Логика», «Аналитика после начала» и «Эленхен». Отто дает краткую характеристику каждой из этих книг. В «Предикаментах» речь идет о простых терминах, в «Перигерменях» – о пропозициях, в «Аналитике первой» – о соединении пропозиций в силлогизмы, с помощью которых очищается и наставляется суждение, в «Логике» – о методах, способах силлогистической процедуры, в «Аналитике последней» – о процедуре научного доказательства, исходя из необходимости, а в «Эленхене» – о софистических заблуждениях. Таким образом, Аристотель вооружает философа наукой, которая позволяет ему не только распознавать истину, но и избегать ошибок[146 - «Alter logicam in sex libros, id est praedicamenta, perihermenias, priora analitica, topica, posteriora analitica, elencos distinxit. Quorum primus de simplicibus terminis, secundus de propositionibus, tertius de complexione propositionum utili ad syllogizandum, iudicium purgans et instruens, quartus de methodis id est via syllogizandi, quintus de demonstrationis necessitate, sextus de cantela sophisticarum fallaciarum docet. Ut ita perfectum philosophum non solum ad cognoscendae veritatis, sed ad vitandae falsitatis scientiam perfecte informet» (Chron. 2, 8 [M. G. SS. XX 147]). О том, что этот текст является рукописью, свидетельствует Seh midiin, Die Philosophie Ottos von Freising 165 A. 5.]. Затем Отто фон Фрейзинг подчеркивает, что Аристотель является «princeps et inventor» логики, и обосновывает это свидетельством Стагирита в конце своего «Эленхена[147 - «Denique se artis seu facultatis huius principem ac inventorem dici debere ipsemet in fine gloriatur elencorum hoc modo» и т. д. (Schmidlin a. a. 0.). Далее следует отрывок из Еленчика.]. Кроме того, наш летописец, который предстает как искусный и рассудительный историк философии, восхваляет основателя логики, в частности, за его заслуги в развитии силлогизма. Аристотель, по его словам, первым научил строить силлогизмы в соответствии с материей и разумом, что делает возможной логическую последовательность. В качестве доказательства приводится цитата из Аристотеля, которая, конечно, мало о чем говорит – возможно, это недосмотр переписчика[148 - Ср. Schmidlin a. a. 0. 170.]. Затем сфера применения аристотелевской техники силлогизма подчеркивается исторически, путем обращения к доаристотелевской логике. До Аристотеля силлогизмы также использовались, но не в соответствии с научно установленным методом, гарантирующим реальную последовательность, а скорее в соответствии со случайной процедурой, которая вскоре идет то одним, то другим путем и наталкивается на правильное решение скорее случайно. В качестве фактического подтверждения этого общего философско-исторического соображения Отто приводит переданный Боэцием силлогизм Пиата, который в строгой аргументации представлен как ложный в «Analytica priora» Аристотеля[149 - «Item quod syllogismorum necessariam complexionem in materia et forma, propter quae logicum negotium inchoatur, primus tradiderit, ibidem testatur dicens1* (следует цитата из Аристотеля). «Inde est quod quamvis ante ipsum fuerifc syllogizatum, non tarnen ex necessitate, sed quasi casualiter, id est, ut non semper sie, sed quandoque sie, quandoque non sie. Unde est ille Piatonis Syllogismus, quem Boetius in commento super perihermenias ponit. Sensus, inquit, non contingunt substantiae notionem. Quod non contingit, nee ipsius veritatis contingit notionem. Sensus igitur veritatis notionem non contingit.»].

Из характеристики отдельных компонентов «Органона», из вставки более длинных цитат, взятых из Эленхена, и из соответствующих замечаний о новаторской деятельности Стагирита в области логики вообще и силлогистической техники в частности достаточно ясно, что Оттон фон Фрейзинг испытывал научное влечение к аристотелевской логике, в частности к ранее неизвестным книгам той же «Logica nova». Поэтому мы не удивляемся, когда Рахевин, капеллан и друг Отто, отмечает как научное деяние своего епископа то, что он, вероятно, первым принес на нашу немецкую родину тонкости книг Аристотеля по топике, аналитике и эленхике. Имя Отто навсегда связано с введением и распространением всей аристотелевской логики в Германии.

Теперь перед нами встают следующие вопросы: Какие переводы «Топики», «Аналитики» и «Эленхики» Аристотеля распространял в Германии Оттон Фрейзингский? Как епископ Фрейзингский пришел к этому латинскому переводу Аристотеля? Для наших целей акцент сделан на первом вопросе, а ответ на него проливает свет на второй. Если мы внимательно посмотрим на отрывки из Аристотеля, цитируемые Отто фон Фрейзингом, то перед нами, с некоторыми вариациями, окажется текст школьной логики последующей схоластики, дошедший до нас в многочисленных рукописях XIII, XIV и XV веков[150 - Подборка текстов приведена в Schmidlin, Die Philosophie Ottos von Freising 173—175.]. Отто фон Фрейзинг имел перед собой тот же латинский перевод «Топики», двух «Аналитик» и «Эленхена», который использовали Альберт Великий и Фома Аквинский в своих объяснениях Аристотеля[151 - Работа Вильгельма фон Моербеке как переводчика не распространялась на «Логику» Аристотеля. Фома использовал здесь тот же текст, что и другие схоласты. Более подробно об этом будет рассказано в третьем томе.]. Короче говоря, вопрос об аристотелевских текстах Оттона фон Фрейзинга перерастает в философско-исторически значимый вопрос о происхождении и развитии латинского текста двух «Аналитик», «Топики» и «Эленхена», то есть гораздо более обширной и важной «части логики Аристотеля», которая была доступна последующей схоластике.

В истории философии, вплоть до самых последних времен, люди склонялись к этой точке зрения и высказывали ее с большей или меньшей уверенностью.

Отто фон Фрейзинг привез в Германию «Топику», «Аналитику» и «Sophistici elenchi» в боэтианском переводе. Эту точку зрения до сих пор можно найти, например, в последнем издании ?berweg-Heinze[152 - Grundri? der Geschichte der Philosophie II 202.] и в De Wulf[153 - Histoire de la philosophie me’die’vale2 156. М. Манитиус (Geschichte der lateinischen Literatur des Mittelalters, 1. Teil, M?nchen 1911, 30) также пишет: «Priora et posteriora Analytica des Aristoteles. Боэций перевел и прокомментировал каждое из двух сочинений Аристотеля в двух книгах». Маниций пишет на с. 31: «Боэций начал с перевода „Топики“ Аристотеля, которая сохранилась в полном объеме».]. Однако взгляд на цитаты из Аристотеля, приводимые Отто, убеждает нас в том, что мы имеем дело не с произведением последнего римлянина. Прислушаемся к тому, что сообщает Э. Норден[154 - Antike Kunstprosa II 585.] о латинстве Боэция: «Самое благородное произведение поздней античности, „Consolatio“ Боэция, написано в тщательно классическом стиле почти восхитительной чистоты. Энергичность его мыслей показывает, что он был поклонником Платона, а энергичность его языка – поклонником Цицерона». Писатель, которому самые выдающиеся авторитеты приписывают такие качества, как стилист и латинист, не мог бы создать латинство, которое мы встречаем в цитатах из Аристотеля Отто фон Фрейзинга и в аналитике, логике и эленхике логиков схоластической школы, и не мог бы совершить такие грамматические нарушения, как parvissimum.

Если Боэций, помимо своих переводов «Категорий» и «Перигерменей», которые по своей латинскости несравненно превосходят «логику нова» средневековой схоластической логики, переводил на латынь и другие логические сочинения Аристотеля, то эти переводы были утрачены. Такое полное исчезновение боэцианского перевода «Аналитики», «Топики» и «Эленхики» тем более поразительно, что переводы Боэция «Категорий» и «Перигерменей» с комментариями и его логических трактатов сохранились в многочисленных рукописях, а также часто встречаются в каталогах средневековых библиотек. Пока не найдены рукописные свидетельства обратного, проще всего будет ограничить переводческую деятельность последнего римлянина в отношении трудов Аристотеля «Категориями» и «Перигерменем».

Даже в Средние века люди не слишком хорошо представляли себе масштабы переводческой деятельности Боэция, о чем свидетельствует замечание Роджера Бэкона: «Et ipse aliqua logicalia et pauca de aliis transtulit in latinum. [155 - Opus maius 19.]Одним из самых странных литературных упущений является включение переводов «Analytiea priora» и «posteriora», «Topica» и «Sophistici elenehi» в число подлинных сочинений Боэция в базельском издании его сочинений 1546 года, а также у Минье, который воспроизводит базельский текст без изменений. Автором этих переводов является гуманист Иоганн Аргиропулос (ок. 1486 г.), который переложил эти отрывки средневековой школьной логики на более качественную латынь. Этот перевод Аргиропулоса, который использовал, например, Экк [156 - Commentarii in varios Aristotelis libros, Augustae Vind. 1517—1520.]в своем объяснении аристотелевской логики, до сих пор входит в литературное наследие Боэция, несмотря на то, что Шааршмидт[157 - Johannes Saresberiensis (1862) 120.] и В. Роуз[158 - Die L?cke in Diogenes Laertius und der alte ?bersetzer, in Hermes, Zeitschrift f?r klassische Philologie I (1866) 366 ff.] обратили внимание на его псевдобоэтианский характер. Заслуга Й. Сехмидлина[159 - Die Philosophie Ottos von Freising 168 ff.] состоит в том, что он вновь привлек внимание к этому сочинению и дал важные подсказки для установления происхождения латинских аналитик, топик и эленхик, цитируемых Отто фон Фрейзингом и заложенных в логике схоластической школы. Совсем недавно, в Пролегоменах к своему изданию «Поликратика» Иоанна Солсберийского, Вебб[160 - Ioannis Saresberiensis Episcopi Carnotensis Policratici libri octo, ed. Webb I, Oxonii 1909, XXIII – XXVII.] прокомментировал вопрос о переводе этих аристотелевских сочинений и, по общему признанию, поставил под сомнение достоверность выводов Роуза в некоторых областях, не добавив, однако, никаких существенных новых элементов. В следующих замечаниях предпринята попытка суммировать то, что можно с уверенностью сказать на основе исходного материала по этому сложному вопросу, принимая во внимание соответствующую литературу.

Мы, безусловно, можем и должны рассматривать этот перевод Аристотеля как работу итальянских авторов.

Современный интерес обращен исключительно к арабско-латинской переводной литературе Средневековья, поэтому активная деятельность итальянских литераторов по переводу греческих текстов на латынь, кажется, не получила того изучения и оценки, которых она заслуживает.

В первой половине XII века и далее итальянцы развернули активную деятельность по переводу греческих философов и отцов церкви на латынь.

На самом деле в XII веке было довольно много итальянцев, владевших греческим языком[161 - Ср. G. Tiraboschi, Storia della letteratura itaiiana III 2, Firenze 1806, 334. Gradenigo, Ragionamento istorico-critico intorno la letteratura grecoitaliano, Brescia 1759, c. 8.]. Этих переводчиков можно разделить на две основные группы, одна из которых непосредственно связана с Византией, а другая – с королевским двором в Палермо.

С первым классом переводчиков мы сталкиваемся в связи со сближением Византии и папства, которое началось в начале XII века. После того как архиепископ Милана Гроссоланус в 1117 году в качестве посланника Пасхария II провел диспут перед императором Алексием Комнином по поводу учения об исхождении Святого Духа от Сына, епископ Ансельм Гавельбергский в 1136 году в интересах унии посетил двор императора Иоанна Комнина[162 - Об этой легации Ансельма Гавельбергского см. J. Dr?sek e, Bishop Anselm of Havelberg and his legation trips to Byzantium, in Zeitschrift f?r Kirchengeschicbte XXI (1900) 160—185, esp. 167 and 173 f.] в качестве посланника Лотаря II. Здесь у него состоялся диспут с архиепископом Никетой из Никомидии. Как сообщал сам Ансельм папе Евгению III, на этом диспуте присутствовали три итальянца, хорошо знавшие греческий и ученые языки, а именно Яков из Венеции, Бургундио из Пизы и Моисей из Бергапио[163 - «Aderant quoque non pauci Latini, inter quos fuerunt tres viri sapientes in utraque lingua periti et literarum doctissimi, Iacobus nomine, venetieus natione, Burgundio nomine, pisanus natione; tertius inter alios prae. cipuus graecarum et latinarum literarum doctrina apud utramque gentem Moyses nomine, italus natione ex civitate Pergamo: iste ab universis electus est, utrimque fidei interpres esset» (Dialogi 1. 2, c. 1 [M., P. L. CLXXXVIII 1163]).]. Двое из этих итальянцев известны нам как переводчики греческих произведений на латынь. Иоганн Бургундио из Пизы, как мы увидим в другом месте, сделал важные греческие тексты Отцов доступными для латинского Запада благодаря превосходным переводам и тем самым привнес новые аспекты в схоластическую доктрину и метод.

Якоб Венецианский, однако, описывается как переводчик Аристотеля и поэтому представляет для нас особый интерес. В хронике Роберта де Монте под 1128[164 - M. G. SS. VI 489.] годом отмечается: «Iacobus clericus de Venetia transtulit de graeco in latinum quosdam libros Aristotelis et commentatus est, seil.

Topica, Analyticos et priores et posteriores et Elenchos, quamvis antiqua translatio super eosdem libros haberetur.» Даже если эта записка не принадлежит руке Роберта де Монте († 1186), она все равно была написана в XII веке и, безусловно, заслуживает доверия по своей сути. Тирабоски[165 - Storia della letteratura italiana IV 1, 160.] высказывает мысль о том, что Якоб Венецианский получил вдохновение для перевода этих аристотелевских трудов в Византии. Действительно, в XI веке аристотелевские исследования там снова процветали. Как в ???????? ????????? ??? ????????? ??????? василианского монаха Энфимия Зигабена[166 - Ср. Ehrhardin Krumbacher’s Geschichte der byzantinischen Literatur, Munich 1897, 82—84.] († 1118) и в сочинениях епископа Николая Мефонского [167 - Там же.]византийское богословие снова дало образцы лучших усилий и способностей, так и философские исследования в эпоху Комнинов нашли выдающихся представителей в лице Михаила Пселлоса и Иоанна Италоса. Хотя Пселлос, которого Крумбахер[168 - A. a. 0. 433 и далее. Крюинбахер обсуждает выживание Аристотеля на с. 430 и далее.] называет первым человеком своего времени и сравнивает с Альбертом Магнусом и Роджером Бэконом по богатству литературной деятельности, был ярко выраженным платоником, с его именем также связано выживание и возрождение Аристотеля в Византии.

Он также написал комментарии к «Категориям» и «Перигерменению».

Книга ??????? ??? ??? ???????????? ??????? ?????????, которая выходит под его именем, соответствует на латыни почти ad verbum «Summulae logicales» Петруса Хиспануса, не может служить основанием для ссылки на аристотелевские начинания византийского ?????? ??? ?????????, поскольку это сочинение не принадлежит Пселлосу, а, скорее всего, является не чем иным, как греческим переводом вышеупомянутого, широко распространенного логического сборника Петра Хиспана[169 - Ср. об этом Richard Stapper, Festschrift zum 1100j?hrigen Jubil?um des Campo Santo in Rom 1897, 130—138 (ср. об этом Krumbacher в derByzant. Zeitschrift VI [1897] 443 ff). R. S tapp er, Pope John XXL, M?nster 1898.].

Михаил Эфесский, ученик Пселлоса, и митрополит Евстратий Никейский († около 1120 г.) были активными комментаторами Аристотеля[170 - Ср. Commentaria in Arist. Graeca XX и XXII.]. Преемником Михаила Пселла в сане ?????? ??? ????????? стал Иоганн Италос, резкий и яростный диалектик, написавший, в частности, комментарий к «Перигерменению» и 2-4-й книгам «Топики».

Его труды в основном не редактировались, как и другая современная философская литература.

Иоганн Италос, пользовавшийся большим уважением при византийском дворе, а также использовавшийся в качестве посланника, был, как следует из его имени, итальянцем по происхождению[171 - Об Иоганне Итале см. Tiraboschi, Storia della letteratura italiana III 2, 372—376; Krumbacher, Geschichte der byzantinischen Literatur2 445 f; Wallies, Die griechischen Ausleger der aristotelischen Topik, Berlin 1891, 24—27. О рукописях Иоганна Италоса сообщают: Montfaucon, Bibliotheca bibliothecarum manuscriptorum nova II, Paris. 1715, 1323; Lambecius, Commentariorum de bibliotheca Caesarea Vindob. libri VII 148.]. Из этого очерка аристотелевских исследований в Константинополе в XI – XII веках, в качестве представителя которых мы также сталкиваемся с итальянцем по происхождению, должно показаться правдоподобным и понятным, как Якоб Венецианский мог вдохновиться на аристотелевские исследования и на перевод аристотелевских сочинений на латынь во время своего, безусловно, длительного пребывания в Византии.

Вторая группа переводчиков, к которой принадлежат Вл. Роуз[172 - Die L?cke in Diogenes Laertius und der alte ?bersetzer, in Hermes I (1866) 366 ff.] и позднее 0. Хартвиг [173 - Die ?bersetzungsliteratur Unteritaliens in der normannisch staufischen Epoche, in Zentralblatt f?r Bibliothekwesen III (1886) 161—190.]обратили на нее более подробное внимание, была основана в Нижней Италии и Сицилии. В течение долгого времени Нижняя Италия была местом встречи греческой и латинской культуры и литературы. В X веке, в благоприятную для науки эпоху императора Константина Багрянородного (912—959), мы встречаем архипресвитера Льва в качестве переводчика[174 - Ibid. 164 f.].

В следующем веке архиепископ Альфанус из Салерно (ум. в 1085 г.) был не только автором гимнов, но и переводчиком греческих текстов[175 - Ср. W. Giesebrecht, De litterarum studiis apud Italos primis medii aevi saeculis 37; Schiapa, Alfano I, arcivescovo di Salerno, in Studio storicoletterario, Salerno 1880. Ср. также Vorlesungen und Abhandlungen von L. Traube, Bd II: Einleitung in die lateinische Philologie des Mittelalters 85 f.], а его друг, монах Константин Африканский, стал источником физиологических знаний благодаря своим переводам греческих и арабских медицинских трудов (Гален, Гиппократ, Исаак Израильский) и собственным работам, особенно для Аделарда из Бата и Вильгельма из Конча 1. В XII веке сицилийско-норманнские короли Роджер I и его сын Вильгельм I Злой были щедрыми покровителями научных начинаний. При их дворе в Палермо, в частности, развивалась активная деятельность переводчиков.

Первый министр Вильгельма, гросс-адмирал Маджо из Бари, сам научно образованный и грамотный человек, вместе с архиепископом Гуго из Палермо поощряли архидиакона Генриха Аристиппа из Катании, уроженца Северины в Калабрии (ок. 1162 г.), переводить греческие философские и патристические труды. Из-под его пера, несомненно, вышли переводы платоновских диалогов «Менон» и «Федон», а также четвертой книги «Метеорологии» Аристотеля. В прологе к своему переводу «Федота» он предоставляет своему другу Роборату Фортуне каталог классических авторов, доступных сицилийским ученым, и в то же время обращает внимание на другого превосходного знатока греческой литературы, Теодора из Бриндизи.

Генрих Аристипп также планировал перевести труды Григория Назианзского и книги Диогена Лаэрция «De vita philosophorum» по просьбе гросс-адмирала Майо и архиепископа Гуго Палермского. Осуществил ли он эти планы или ему помешало назначение во главе дела, сказать с уверенностью невозможно.

В. Роуз[176 - См. Heinze, Grundri? der Gesch. der Philosophie II 273.] высказывает предположение, что Генрих Аристипп также переводил логические труды Аристотеля[177 - Die L?cke in Diogenes Laertius und der alte ?bersetzer, in Hermes I (1866) 383.]. На это предположение наталкивает фраза из «Металогики» Иоанна Солсберийского: «Gaudeant, inquit Aristoteles, species; monstra enim sunt, vel secundum novam translationem cicadationes». [178 - Металл. 1. 2, c. 20 (M., P. L. CXCIX 885). Это отрывок Anal. post. 1, 22: ?? ??? ???? ??????? ??????????? ?? ??? ????, ?? ?????, ????? ???? ??? ????? ????? (83 a 33).]Здесь Иоанн Солсберийский воспроизводит цитату из «Аналитики постериорной» Аристотеля в двух чтениях, которые указывают на два перевода. Этот «новый перевод», в котором аристотелевское ??????????? переводится как cicadationes, не является тем, который был передан среди работ Боэция и о котором мы узнали выше как о работе Якова Венецианского.

Ибо в этом переводе мы находим перевод аристотелевского ??????????? с monstra, впервые упомянутого Иоанном Солсберийским. Таким образом, этот «новый перевод» отличается от перевода Иакова Венецианского. Кто же написал этот «nova translatio»? Как уже упоминалось, В. Роуз предполагает, что этот «nova translatio» – работа вышеупомянутого Генриха Аристиппа из Катании, уроженца Северины в Калабрии, и основывает эту идентификацию на отрывках из Иоанна Солсберийского, где он говорит о «Graecus interpres», о «interpres» в целом[179 - Вот эти отрывки: Металлия. 1. 1, c. 15; 1. 8, c. 5; 1 4, c, 2; Ep. 211 ad Ricardum Constantiensem archidiaconum (M., P. L. CXCIX 235 843 902 917).]. Этот «Graecus interpres», с которым Иоанн Солсберийский лично встречался в Апулии, по его свидетельству, хорошо знал латинский язык и natione Severitanus. Генрих Аристипп, однако, родом из Северины в Калабрии. Однако текстов Иоанна Солсберийского недостаточно для того, чтобы с уверенностью доказать, что Генрих Аристипп был автором «нового перевода». Ведь даже если «Graecus interpres* идентичен Генриху Аристиппу, это не доказывает, что именно этот Генрих Аристипп создал «nova translatio». В том месте, где Иоанн Солсберийский говорит о «interpres» в письме к своему бывшему учителю Ричардусу, архидиакону Констанции, неясно, имеет ли он в виду «Graecus interpres».

Даже если в этом «quaestio diffieillima», как называет его Уэбб[180 - Ioannis Saresberiensis Policraticus I XXVI.], не будет принято окончательного решения, до того как будут найдены новые материалы, восполняющие пробелы в доказательствах, гипотезу Валентина Розы следует считать вероятной.

Кстати, этот «новый перевод», судя по всему, не получил широкого распространения. Перевод аристотелевских «Аналектов», «Топики» и «Эленхики», которым пользовались схоласты, был, как свидетельствует рукописная традиция, переводом Якова Венецианского.

Что касается распространения аристотелевских «Аналектов», «Топики» и «Эленхики» во второй половине XII – начале XIII века, то мы редко встречаем эти сочинения в каталогах монастырских библиотек этого периода.

В каталоге монастырских библиотек этого периода мы редко встречаем эти сочинения. В каталоге бенедиктинского монастыря Энгельберг от 1175 года он отмечен под №49 и 50: Regule de declinatione. Porfirius predicamenta piermenie analitica ?ber sillogismorum[181 - Bekker, Catalogi Bibliothecarura antiqui 223.]. Части этой новой логики можно увидеть в разделе «analitica* и, возможно, также в разделе «?ber sillogismorum». В каталоге церкви Святого Петра в Зальцбурге того же времени под №49 упоминается: «Plato metaphysica et topica Aristotelis.[182 - Ibid. 234.] Самой древней известной рукописью большинства этих аристотелевских сочинений, несомненно, является «Гептатевхон» Тьерри Шартрского. Если новая логика не так быстро завоевала монастырские библиотеки, это не означает, что эти вновь открытые аристотелевские сочинения не нашли распространения в то время и не оказали никакого влияния. В специальном разделе этого тома мы часто сможем распознать следы этого влияния в произведениях «Сентенций». В Париже, где процветали диалектические исследования и откуда пришло вдохновение для большинства «Сентенций» и «Суммаций», эта часть логики Аристотеля, несомненно, была принята как более важная. Конечно, нельзя отрицать, что в рукописных собраниях Сен-Жермен-де-Пре, Сен-Виктор, Сорбонна, Нотр-Дам и т. д., как и в Парижской национальной библиотеке, сохранились только кодексы «Новой логики» XIII века. С XIII века сохранилось значительное количество рукописей «логики новой и ветеринарной*, некоторые из которых прекрасно написаны и украшены содержательными миниатюрами, особенно в Парижской национальной библиотеке[183 - Прекрасным экземпляром является Cod. lat. 16 595 (p. XIII) в Парижской национальной библиотеке. На листе 2 начинается частично глоссированная «Исагога» Порфирия. В «Liber predicamentorum», начинающейся на 11-м листе, вверху помещена симпатичная миниатюра. На ней изображен всадник, несущий в руках звезду. Следующая за листом 26 «Liber periermenias» и трактаты, следующие за этими двумя аристотелевскими книгами: «Liber sex principiorum» Жильбера де ла Порре (лист 35, «Liber divisionum» и «Liber topicorum» Бётлуса (листы 41 и 50), также украшены инициалами. «Liber priorum» (Analytica priora) занимает 76-126-й листы. На миниатюре в начале два ученых стоят лицом к лицу. На миниатюре «Liber posteriorum» («Аналитика после»; лл. 127—157), напротив, эти пары ученых повернуты спиной друг к другу. Изображение в начале «Топики» (лл. 158—216) отличается радикальностью. Здесь изображены четверо ссорящихся мужчин. Двое борются, двое других достают оружие. Это отличный образ интеллектуальной борьбы в диспуте. Рукопись завершается «Liber elenchorum» (л. 218—236). На миниатюре в начале изображен человек, сидящий на стуле. Рядом с ним двое других совершают странные движения пальцами. Другими рукописями «Logica vetus et nova» являются Codd. lat. 16 596 и 16 597 (обе с. XIII) из той же библиотеки. Cod. lat. 16 599 (p. XIII) содержит только два «Аналекта», «Софистические эленки» и «Топик». Cod. lat. 12 956 (см. XIII) снова содержит всю «Логику». В Cod. lat. 12 950 (см. XIII) Этика объединена с Топиками, Эленками и двумя Аналитиками, а Cod. lat. 14 697 (см. XI) добавляет «De anima» и «De memoria» ко всей Логике. В Cod. lat. 3470 (p. XIII) Мазаринской библиотеки этика также объединена со всеми темами. Cod. lat. 3471 (см. XIII) из этой библиотеки содержит всю «Логику» с маргинальными примечаниями.].

О том, насколько к концу XII века логика Аристотеля, особенно в тех ее частях, которые стали известны недавно, завоевала симпатии ученых, и о том, насколько возросло увлечение Аристотелем в научных кругах, наглядно свидетельствует похвала, которую Александр Нее обрушил на Стагирита в своем труде «De naturis rerum». Этот эклектичный английский писатель, непредвзято относившийся к научной жизни и начинаниям своего времени и особенно не любивший нездоровой гипердиалектики, особенно высоко оценил заслуги Аристотеля в технике силлогизма, имея в виду здесь аналитику, топику и эленхику. Восхвалять философский гений этого греческого мыслителя кажется ему чем-то лишним, таким же ненужным, как пытаться помочь солнечному свету факелами. На рубеже веков Платон отошел на второй план перед Аристотелем в суждениях научного мира. Открытие основных философских трудов Аристотеля (метафизики, физики, психологии, этики и т.д.)[184 - «Aristoteles primus syllogismos distinxit et rationibus adiutus geometricis artificiosam medii termini inventionem tradidit. Item Aristoteles theoremata deeimi libri Euclidis invenit? et primus artificiosissime colores rhetoricos distinxit……Apodicticam autem et dialecticam restricto vocabulo et sophisticam scripsit, ut petitioDi diseipuli sui Alexandri Macedonis satisfaceret» (Alex. Neckam, De naturis rerum, edited by Thomas Wright, London 1863, c. 173, p. 283 [Rerum Britannicarum Medii Aevi Scriptores XXXIV]). – Ingenium Aristotelis commendare superfluum esse censeo, quia supervaeuis laborat impendiis, qui solem ni?tur faeibus iuvare» (ibid. c. 174, p. 309).] вместе с арабской комментаторской литературой окончательно раскрыло все значение стагиритского философа для схоластики.

Появление аристотелевской реальной и моральной философии на научном горизонте западной схоластики пришлось на период, которому посвящен второй том истории схоластического метода. В XII веке активно действовала толедская школа переводчиков. Пьер Дюэм[185 - Du temps o? la Scolastique latine a connu la Physique d’Aristote, в Revue de philosophie IX (1909) 163—178.] пытается доказать знание аристотелевской физики в Шартрской школе.

Метафизика Аристотеля уже цитируется в глоссах Петра из Пуатье.[186 - Cod. lat. biblioth. nat. Paris. U423, fol. 65r. См. ниже в специальном разделе, посвященном трактату о Петре из Пуатье.] Робер из Осера [187 - «Librorum quoque Aristotelis, qui de naturali philosophia inscripti sunt et ante paucos annos (ante an. 1210) Parisiis coeperant lectitari» etc. (Roberti Autiss. Chron. [M. G. SS. XXVI 276]). Denifle, Chartularium Univ. Paris. I 70. ср. Lucquet, Aristote et l’Universite de Paris pendant le XIIIe siecle, Paris 1904, 19.]сообщает в своей хронике, что за несколько лет до 1210 года в Париже стали известны аристотелевские книги под названием «De naturali philosophia» – под которыми следует понимать, в частности, физику. В 1210 году архиепископ Сен-Санса, Петр из Кербейля,[188 - Denifle op. cit. I, n. 11, p. 70. Ср. Lucquet op. cit. 20.] епископ Парижа и другие епископы, собравшиеся в Париже, издали указ, запрещающий публичное и частное чтение книг Аристотеля «De naturali philosophia» и (арабских) комментариев к ним под страхом отлучения. Пять лет спустя, в августе 1215 года, кардинал Роберт Куршонский[189 - Denifle op. cit. I, n. 80, p. 78 и 79.], отвечавший за организацию университета от имени папы в Париже, запретил читать «Метафизику» и «Физику» Аристотеля, а также комментарии к ним. Этот запрет на Аристотеля был смягчен, когда Григорий IX в письме от 13 апреля 1231 года оговорил, что Аристотель запрещен только до тех пор, пока не будет проведена серьезная экспертиза этих аристотелевских сочинений[190 - Ibid. I, n. 79, p. 138.], и тут же, 23 апреля 1231 года, поручил экспертам провести эту экспертизу[191 - Ibid. I, n. 87, p. 143.]. Даже если все эти этапы истории и судьбы «нового» Аристотеля в парижском университете укладываются во временные рамки данного тома, даже если мы уже столкнемся с влиянием этих аристотелевских сочинений у Вильгельма Осерского и Филиппа Греве, обобщающее изложение и оценка переводов метафизики, физики, психологии, этики и т. д. Аристотеля с арабского и греческого последуют только в конце третьего тома.

Причина этого в том, что только в собственно высокой схоластике можно говорить о действительно решающем влиянии этих компонентов аристотелевской литературы, которые изменили как содержание, так и метод.

§4 XII век и литература Отцов. Передача и использование патристических текстов. Переводы греческих отцов (Иоанн Дамаскин)

XII век не только пополнил философскую библиотеку западной схоластики, но и открыл для нее ряд патристических источников. Эти труды, в основном греческих отцов, ставшие доступными для западной мысли, оказали длительное влияние на схоластическую доктрину и метод. Поэтому мы должны обратить более пристальное внимание на активных переводчиков, которые примерно в середине XII века сделали важные греческие труды Отцов доступными для схоластики на латыни, тем более что влияние греческой патристики на развитие схоластики с середины XII века до эпохи св. Фомы Аквинского недостаточно изучено и оценено[192 - Ср. Scheeben, Dogmatik I 423.].

Однако прежде необходимо составить представление о том, как схоласты XII и начала XIII века использовали патристическую литературу. Именно использование текстов Отцов является основной функцией теологического подхода схоластики. Если влияние философской литературы шло в основном по линии ratio, то рост патристических материалов означал в основном укрепление и консолидацию второго движущего фактора схоластики, а именно auctoritas. Однако труды Отцов, особенно труды греческих патристиков, которые были каталогизированы в XII веке, также предлагали множество философско-спекулятивных элементов и стимулов, а также оказывали благотворное влияние на ratio.