В ленте сообщений мелькнуло моё фото с бывшим одноклассником Сашкой Терентьевым. Он мне не так давно очень нравился, но я плавала в безнадёжной френдзоне. А это фото, дурацкое такое, где я как влюблённая дурочка заглядываю ему в глаза, а он в мои, случайно получилось, когда Сашка приобнял меня однажды на перемене, пытаясь выклянчить наушники на урок.
– Твой парень?
– Тебе какая разница? Пусти!
От неудобной позы начала ныть спина, а голова дурманилась от запаха, что исходил от парня. Не к месту подумалось вдруг, что за такой гель для душа убить можно.
– Ты не ответила.
– Алексей!
– Мм?
Не отстанет и не успокоится. Он ведь пришёл поиздеваться, отомстить. Так на что я надеюсь, взывая к нему?
– Нет! Просто одноклассник.
– Такой же как этот педик Чагин?
Вот мы и подошли к теме его визита.
Я затихла. Мочи не было больше напрягать спину, чтобы как можно меньше прикасаться к Шевцову. Он продолжал держать меня локтем под подбородком, разве что не так сжимал, чтобы я могла хоть как-то дышать.
– Ты поэтому решила обосрать меня перед друзьями? – прошептал интимно, прямо в ухо, отчего я где-то в спине ощутила странное покалывание. – Решила, я обидел твоего дружка?
Алексей резко поднялся с кресла и отпустил меня. От неожиданной для моих затёкших мышц смены положения, я потеряла равновесие и упала на одно колено, больно ударившись. Только попранное самолюбие не дало мне застонать от боли. Вот бы братец порадовался.
Но нижняя губа всё же предательски дрогнула, и пришлось незаметно прикусить её.
А Алексей смотрел, заметил, что я на грани истерики. Обычно зачёсанная наверх длинная чёлка сейчас упала на лоб рваными прядями. Тёмные, в полумраке совсем чёрные глаза смотрели на меня с презрением. Как можно быть таким красивым и жестоким одновременно?
Шевцов дышал тяжело, как дикий зверь перед прыжком.
– Я не трогал твоего очкастого задрота. Разговор у нас с ним не задался, и придурок просто не вписался в угол, пытаясь протиснуться в кабинет.
Оправдывается?
– Это первое.
Алексей сделал шаг в мою сторону, а я по инерции отступила. Ушибленное колено больно прострелило, отчего не получилось сдержать рваный вдох.
– А ещё я говорил, чтобы ты ко мне не смела обращаться. Это второе.
Ещё шаг. И ещё. Я продолжала отступать, давясь болью в ноге, пока не упёрлась спиной в стену у двери. Дальше отступать было некуда. Сердце оглушительно колотилось где-то в горле, на ладонях проступила влага.
Я читала о такой реакции тела в учебнике – «дерись или беги». Стресс гонит адреналин по венам, заставляя тело превращаться в натянутую струну.
Стресс.
Каждый раз, когда в поле зрения попадает сводный брат. А сейчас, когда он стоит меньше, чем в полуметре, организм жмёт на все красные кнопки, разгоняя пульс до предела. Он вгоняет меня в ужас, как те вампиры из сна, одним лишь свинцовым взглядом раскраивая волю.
«Дерись или беги». Или сдайся, если не дано ни первого, ни второго. Драться было бы глупо – я проиграю, бежать некуда. И я сдалась, прикрыв глаза. Колено горело огнём. Щёки пылали от обиды.
Что дальше? Сожмёт ладони на шее ненавистной, навязанной ненастоящей сестры? Или вцепится в волосы и стукнет затылком об стену?
Но я вдруг почувствовала всего лишь лёгкое касание прохладных пальцев к щеке. Распахнула глаза, удивлённо встречая ледяной взгляд, и во мне скользкой змеёй вдруг зашевелился совсем другой страх.
– Какого чёрта ты тут забыла, бестолочь? – тихо, но жёстко проговорил Шевцов. – Сидела бы в своём Мухосранске, миловалась бы с карамельными мухосранскими мальчиками.
Дышать стало трудно. Ответить нечего.
– Тебя здесь не ждёт сладкая жизнь, я же предупреждал. Помни своё место.
Лекс развернулся и быстро вышел из моей комнаты, снова хлопнув дверью. А я почувствовала, как тиски, сжимавшие рёбра, отпустили, позволяя сделать полноценных вдох.
Не обращая внимания на больное колено, я бросилась к двери и непослушными пальцами повернула замок.
Да кто он нахрен такой? Что за гипноз? Почему этот парень так влияет на меня? Это не обычный страх, это какой-то животный, потусторонний ужас, парализующий даже дыхание. И что с этим делать, я понятия не имела.
Глава 14
Декабрь принёс зиму не только на календаре, но и в реальности. Непередаваемое ощущение, когда с вечера засыпаешь в мокром, сыром мире, а просыпаешься словно в сказке. Будто незаметно нырнул в Нарнию, и вот-вот у фонарного столба увидишь фавна. До Нового года ещё месяц, а детский восторг при виде укрытой снежным покрывалом улицы проснулся внутри, визжал, сжимая кулачки, и гнал прочь все тревоги и сомнения.
Вчерашний разговор с Алексеем долго не давал мне уснуть. Будто он продолжал сжимать мне горло локтем, не позволяя пошевелиться, и я не могла дышать. Вскинувшись ночью, я поняла, что запуталась с головой в одеяле, и мне просто не хватает кислорода.
Мне нужно научиться противостоять ему, его чудовищной тяжёлой энергетике, не позволять пугать себя, пригвождать к месту одним лишь взглядом. Только как это сделать? Даже та, у которой я могла бы поучиться, терялась перед Шевцовым. Он как те жуткие существа из моих снов – лишал воли одним лишь взглядом тёмных глаз.
И я была благодарна сейчас природе, что так резко изменила свой лик, давая надежду на то, что это в принципе возможно, что любое состояние не вечно, и после тьмы всегда приходит свет.
Однако пока я добралась до лицея, тонкий слой мокрого снега уже почти растаял, превратившись в местах скопления людей в грязную жижу.
Вот так и воодушевляйся.
С Аней и Эдиком мы встретились возле парадного входа в здание лицея. Но Эдик, коротко поздоровавшись, ушёл. Я успела разглядеть на его скуле припухшую синеву. Как же, в угол не вписался.
– Привет, Янка, – Степанова стряхнула с рыжих кудряшек снежинки. – Что это с Эдькой? Наотрез отказался рассказывать, а теперь ещё и сбежал. Что такого произошло, пока я кипела головой на физике?
– Он столкнулся с моим сводным братом, – мрачно ответила я.
– Понятно, – Аня поджала губы.
Мы отправились сначала в гардеробную, а потом на уроки.
Напряжение в классе я стала ощущать острее, чем раньше. Ира и её подружка больше даже не пытались скрыть своей неприязни ко мне. Если раньше это были презрительные взгляды, иногда шёпот за спиной, то теперь они стали откровенно посмеиваться надо мной. А ещё Должанов. Вот как баба, серьёзно, только дай кому-то косточки перемыть.
Когда я попыталась войти на перемене в кабинет математики, то Должанов встал так, что и обойти невозможно, и протискиваться неудобно.
– Пропусти.