Боярышниковый лес

– Его почти никогда не бывает дома. Он вашего присутствия даже не заметит, – заверила Ривка.

Встретившись, мы разрыдались друг у друга на плече. Горько, со всхлипами. Это были мои первые слезы после того вечера, когда Деклан признался. Я оплакивала все то, что могло случиться, но не случилось. Однако обратно я бы мужа не приняла, даже если бы он упал мне в ноги. Может, он был прав, когда сказал, что все уже давным-давно прошло.

Двое семилеток с удовольствием играли с игрушками Лиды. Мой светловолосый мальчик и ее маленькая красавица с темными кудряшками. Мы, как всегда, стали обмениваться советами: Ривка сказала, что нужно вынудить Деклана продать дом, а мне самой стоит переехать. Отец у меня уже умер, поэтому, по словам Ривки, я должна жить с матерью.

– Не могу я к ней вернуться! Столько времени потратила, чтобы от нее сбежать, – жалобно проблеяла я.

– Ну, у себя ты тоже оставаться не можешь. Россмор далеко, а его сестрицы и кошмарная Эйлин рядом, и все вокруг тебе косточки перемывают. Время проявить смелость. Вперед, Малка! Возвращайся в Ирландию, можешь даже перебраться в Дублин, забери мать и обзаведись собственным жильем. Начни все заново!

Ну да, ей легко говорить. Американцам к такому не привыкать: их манят новые рубежи и крытые фургоны переселенцев. Ирландцы другие. Жить с мамой и выслушивать эти бесконечные «А я тебе говорила!»? Спасибо, увольте.

Я же посоветовала подруге бросить работу в офисе, которая мешает ее активной светской жизни, и заняться туристическим бизнесом, как Макс, причем выбрать себе нишу, где он еще не преуспел. Пусть мать Ривки больше помогает с Лидой. Брак с Максом еще не распался, но если ничего не менять, то такая вероятность существует.

Она, конечно, тоже бурно сопротивлялась, но в конце концов мы просто весело рассмеялись.

Шли дни, и я чувствовала себя лучше и сильнее, чем когда-либо в последние годы. Брендану в гостях все очень нравилось.

– Мамочка, почему там все зовут тебя Малка? – спросил он, пока мы летели домой.

– Это американский вариант имени Морин, – пояснила я.

И сын остался вполне доволен, как и тогда, когда мы переехали в Дублин и оказалось, что моя мама ведет себя в тысячу раз лучше, чем все ожидали. И она ни разу не произнесла: «А я тебе говорила!»

Я устроилась учительницей в школу, где организовала настоящую библиотеку. Брендан рос крепким и здоровым. Время от времени я отправляла его в Англию повидаться с отцом. Так я не без удовольствия узнала, что Эйлин крайне вспыльчива и что она сказала Деклану, что он слишком много пьет, а затем и директор школы сказал Деклану, что он слишком много пьет.

Я писала Ривке каждую неделю. А потом она обзавелась факсом, и переписка пошла еще живее.

Наконец появилась электронная почта.

Теперь Ривка приезжала в Европу четыре раза в год, потому что руководила отдельным направлением в компании Макса: организовывала художественные туры, включавшие посещение галерей и выставок. В маршруте значилась Ирландия, чтобы Ривка могла проведать меня. Ну и, думаю, по художественной части у нас было что посмотреть.

Ривка все меньше говорила о Максе и все больше о Лиде. Макс постоянно пропадал на деловых встречах и домой приходил лишь изредка. Мы не верили, что у него появилась другая женщина, но обе считали, что к Ривке он интерес потерял. Отчего-то это не представлялось таким уж важным, не важнее, чем Эйлин со своей вспыльчивостью или то обстоятельство, что Деклана выгнали с работы в Англии и он вернулся в родное местечко неподалеку от Россмора и был на подхвате у своих зятьев. Получал он так мало, что ему приходилось клянчить у Эйлин деньги на бутылку, к которой он прикладывался ежевечерне в пабе «Каллаханс». А вот Лида для нас была важна, как и Брендан.

Они были нашим будущим.

Когда Лиде исполнилось семнадцать, она приехала ко мне в Дублин на каникулы. Ей хотелось немного побыть вдали от матери. Мы с Ривкой прекрасно понимали это желание. Да мы учебник могли написать по материнско-дочерним отношениям.

Лида сказала, что, сколько себя помнит, ее родители всегда спали в разных комнатах; ее интересовало, было ли это естественно? Нормально?

Я ответила, что понятия не имею, как принято в Америке, там, наверное, порядки другие. И что, возможно, так даже лучше. Я годами спала в одной постели с мужем, и ничего хорошего из этого не вышло: он все равно ушел к другой женщине.

Она ужасно расчувствовалась. Села рядом и погладила меня по руке. Заметила, что мужчин не поймешь. Что один из них назвал ее фригидной, когда она отказалась заняться с ним сексом. И добавил, что она такая же извращенка, как ее папаша. Только по девочкам. Лида никому об этом не рассказывала.

Я заверила, что она все сделала правильно, лучше выбросить это из головы, тому парню явно хотелось уложить ее в кровать, вот он и молол что ни попадя, когда получил отказ.

Мы поддерживали общение еще много лет, но ни она, ни я никогда больше не вспоминали об этом.

И вот Лиде уже за двадцать. Она превратилась в темноволосую красотку с упрямым характером. Выучилась на юриста. А этим летом заявила, что, прежде чем приступить к работе в крупной юридической фирме, отправится на два месяца в Грецию. Как мать ни уговаривала, ехать в Израиль она отказалась. Нет-нет, и это ей не нравилось, и то не подходило.

Мы с Ривкой ужасно расстроились.

Брендану тоже было за двадцать. Белокурый парень, по моему убеждению, красавец, который все делал с эдакой ленцой.

Ему осталось всего ничего до диплома инженера, но, перед тем как всерьез заняться карьерой, он собрался устроить себе долгий отпуск в Италии.

Ах, как бы нам с Ривкой хотелось, чтобы они поехали в пустыню Негев, в «наш» кибуц. Они бы рассказали, вышло ли что-нибудь из той затеи с фермой по выращиванию гладиолусов и на ком в итоге женились Шимон с Довом. Брендан с Лидой могли бы влюбиться друг в друга на романтическом фоне красных скал и долин. Они бы поженились и подарили нам с Ривкой троих общих внуков. Молодая семья полгода бы проводила в Америке и полгода в Ирландии.

Случались, знаете ли, и более странные вещи. Как, например, то, что обе наши матери оказались вполне здравомыслящими пожилыми женщинами, с которыми хочется разговаривать, а не хитрить и притворяться, – бывают же чудеса!

И хотя мы с Ривкой иногда тоскливо вздыхали, когда слышали по радио песни, поставленные в эфир в честь тридцатилетия чьей-то совместной жизни, или видели пышное празднование в гостинице, сложившееся положение вещей нас по большей части устраивало.

Нам немного за пятьдесят, мы ухожены и одеты лучше, чем в свои двадцать пять, и все еще привлекательны. Решись мы вернуться на рынок невест, у нас были бы неплохие шансы. Но нам это ни к чему, у каждой есть любимая работа, ребенок, в котором она души не чает, испытанная десятилетиями дружба, где нет места ни тайнам, ни обманам, а также мудрость осознать, что такая крепкая дружба – редкость.

Я где-то вычитала, что радость человека удваивается, если он понимает, как ему повезло ее испытать. Если бы у каждого на пальцах красовалось по огромному бриллианту или все, как один, закаты были багряно-золотыми, мы бы не ценили ни того ни другого. Точно так случилось и с нами.

Часть вторая

Ривка

Я иногда выступаю с небольшими лекциями; так, ничего серьезного, либо в благотворительных целях, либо в рекламных – для продвижения компании Макса. Либо и в тех и в других разом. За прошедшие годы я усвоила, что есть две темы, которые неизменно цепляют внимание аудитории: первая – как легко сбросить пять фунтов перед отпуском, вторая – созидающая сила дружбы.

С пятью фунтами все просто. На завтрак и ужин нужно есть экзотические фрукты, вроде манго и папайи, а на обед – жареную рыбу или курицу маленькими порциями. Я разбавляю лекцию смешными историями про то, как не удержалась и в один присест умяла целую коробку печенья с шоколадной крошкой или ведерко мороженого. Публике нравится.

Но еще больше ей нравится слушать о моей лучшей подруге Малке. Я зову ее так, хотя ее настоящее имя Морин. Я рассказываю, что мы познакомились в кибуце и до сих пор дружим, что любовь приходит и уходит, а дружба остается. Что дружба в некотором смысле лучше любви, бескорыстнее. Вас не огорчает, если у друга есть еще друзья, вы даже приветствуете это. Но вы будете решительно возражать против того, чтобы у предмета вашей любви появились другие возлюбленные, и сделаете все возможное, чтобы положить этому конец.

Я вижу, как аудитория одобрительно кивает.

О Малке я всегда рассказываю с улыбкой.

Мы разделили множество прекрасных мгновений после той случайной встречи в кибуце. Моя мама считала Малку славной еврейской девушкой и даже подумать не могла, что она родом из городка полоумных католиков, которые поклоняются какому-то затерянному в лесах источнику. Вы бы только его видели! Берегите дружбу, говорила я, а потом убедительно расписывала преимущества поездки в отпуск с подругой, а не с супругом.

Если ваш супруг не хочет ходить по выставкам и магазинам, сидеть на пьяцце, или площади, рассматривать прохожих и придумывать про них истории, то в отпуск лучше отправиться с подругой.

Когда я начала работать на семейную фирму Макса, он то и дело восхищался, как я управляюсь со всеми этими художественными турами, уроками живописи, дамским бридж-клубом и собраниями читательских групп. Действительно восхищался, но как будто бы со стороны и с трезвой головой.

Видите ли, оглядываясь назад, я понимаю, что Макс не любил меня по-настоящему – той любовью, о которой пишут книги, поют и мечтают. Но я никогда не думала, что он любит кого-то другого. Говорила себе, что у него просто может быть слабый сексуальный аппетит, не в пример ирландскому мужу Малки. Нет, я не сомневалась, что никого другого он не любит, просто наш брак рассматривает как своего рода деловое сотрудничество. Такой уж он человек.

Какое-то время я думала: стоит приложить больше усилий, сменить гардероб, похудеть, заискриться живостью – и любовь в муже проснется. Как ни странно, именно Малка убедила меня, что так это не работает. В противном случае все стройные, ухоженные и искрометные люди были бы очень счастливы, а мы знаем – поскольку видим их вокруг себя, – что большинство из них совершенно несчастны.

Малка повторяла, что я та самая умная умница, которая то ли как светлая пуговица, то ли как пестрая курица – и еще с десяток безумных ирландских фразочек. Они оказались настолько убедительными, что я набралась самонадеянной уверенности почти во всем. Оглядываясь назад, могу сказать, что большую часть жизни была счастлива.

Не была я счастлива в те годы, когда мама наседала на меня и пилила по поводу замужества. А еще когда едва не довела себя до истощения: ничего не ела и вкалывала по десять часов в офисе, после чего спешила на очередное торжественное мероприятие – тогда я счастлива не была.

Но когда родилась Лида, моя раскрасавица-дочь, вот тогда я испытала настоящее счастье – и до сих пор в нем пребываю. Я завела блокнот, куда записывала все поступки матери, которые меня когда-то раздражали и безмерно огорчали, и старалась таких поступков избегать.

Но мир изменился.

Представьте реакцию Лиды на мою просьбу определиться с мужем, пока она не вышла в тираж.