Тайна леди Одли

– He плачь, дед, – утешил он его, – не плачь. Ты возьмешь мои часы в чистку, и добрый ювелир одолжит тебе денег, чтобы заплатить налог, пока он чистит часы. Пойдем к ювелиру, ты же знаешь, он живет на Хай-стрит, на его двери нарисованы золотые шарики, чтоб было всем понятно, что он – из Ломбард-Ломбардшира, – лепетал ребенок, произнося название через черточку. – Пойдем, дед.

Мальчик вытащил из-за пазухи драгоценную игрушку и направился к двери, гордый тем, что является обладателем столь полезного талисмана.

– В Саутгемптоне водятся волки, – объяснил он Роберту Одли, свысока кивая головой, – дедушка говорит, что когда он берет мои часы, он отпугивает волков от двери. А там, где вы живете, есть волки?

Молодой адвокат не ответил на вопрос ребенка, но остановил его, когда тот потянул деда к двери.

– Твоему дедушке сегодня не нужны часы, Джордж, – мрачно промолвил он.

– Тогда почему он грустный? – наивно спросил Джорджи. – Когда ему нужны часы, он всегда печальный и вот так бьет себя по лбу, – мальчик остановился, чтобы показать это своими маленькими кулачками, – и говорит, что она, то есть красивая леди, использует его, и он не может прогнать волка от двери, и тогда я говорю: «Дедушка, возьми часы», – и он берет меня на руки и говорит: «О, мой благословенный ангелочек! Как я могу украсть у моего ангелочка!» – и потом он плачет, но не так, как сегодня, не так громко, только слезы текут по его щекам.

Роберту Одли было тяжело слушать болтовню ребенка, но, казалось, она принесла облегчение старику. Он не слушал, о чем мальчик говорил; несколько раз прошелся он по небольшой комнате, пригладил свои всклокоченные волосы и позволил миссис Плоусон привести в порядок галстук.

– Бедный старый джентльмен, – вздохнула она, глядя на Роберта. – Что его так огорчило?

– Его зять умер, – ответил мистер Одли, не сводя глаз с сочувствующего лица миссис Плоусон. – Он умер спустя полтора года после смерти Элен Толбойс, которая похоронена на кладбище в Вентноре.

Она почти не изменилась в лице, но отвела глаза в сторону, когда он заговорил, и еще раз пришлось миссис Плоусон облизнуть свои побелевшие губы, прежде чем ответить ему.

– Бедный мистер Толбойс умер! – удивилась она. – Это действительно плохие новости, сэр.

При этих словах маленький Джорджи задумчиво взглянул ей в лицо.

– Кто умер? – спросил он. – Джордж Толбойс – это мое имя. А кто умер?

– Другой человек, которого зовут Джордж Толбойс, Джорджи.

– Бедняга! Его положат в яму?

У мальчика было простое представление о смерти, которое мудрые взрослые обычно внушают детям и которое не простирается дальше открытой могилы.

– Мне бы хотелось увидеть, как его положат в яму, – заметил Джорджи, немного помолчав. Он уже побывал на нескольких детских похоронах по соседству и весьма ценился как плакальщик. Он относился, таким образом, к церемонии погребения, как к мрачному празднику, основными атрибутами которого были пирог, вино и поездка в экипаже.

– Вы не возражаете, если я заберу мальчика с собой, мистер Мэлдон? – спросил Роберт Одли.

К этому времени старик успокоился. Он нашел другую трубку за аляповатой рамой зеркала и пытался раскурить ее от клочка скомканной газеты.

– Вы не возражаете, мистер Мэлдон?

– Нет… нет, сэр, вы – его опекун и имеете полное право забирать его куда угодно. Он был большим утешением для меня в моей одинокой старости, но я был готов расстаться с ним. Я… я, возможно, не всегда выполнял свои обязанности по отношению к мальчику, сэр… что касается школы и… ботинок. Количество ботинок, которое изнашивают мальчики его возраста, сэр, не всегда доступно уму таких молодых людей, как вы; возможно, его не всегда пускали в школу, и он временами носил потрепанные ботинки, когда мы не располагали большими средствами, но его не обижали. Нет, сэр, расспрашивайте его хоть неделю, вы не услышите, что его бедный старый дедушка хоть раз сказал ему грубое слово.

И тут Джорджи, почувствовав, что его старый защитник в отчаянии, громко заплакал и заявил, что никогда не покинет его.

– Мистер Мэлдон, – промолвил Роберт Одли наполовину печальным, наполовину сострадательным тоном, – когда я рассматривал свое положение прошлой ночью, я не думал, что оно окажется еще более тягостным, чем я полагал. Я могу сказать только одно – да смилостивится Господь над всеми нами. Я чувствую, что моя обязанность – забрать мальчика, и сразу же из этого дома я отвезу его в лучшую школу в Саутгемптоне и даю слово чести, что не буду, пользуясь его невинной простотой, выпытывать у него ничего, что могло бы… я имею в виду, – он резко остановился, – я имею в виду следующее – я не стану разгадывать тайну через него. Я… я не детектив и не думаю, что даже самому образованному детективу хотелось бы получить информацию от ребенка.

Старик ничего не ответил, он сидел, прикрыв лицо рукой и безжизненными пальцами другой, зажав потухшую трубку.

– Уведите отсюда мальчика, миссис Плоусон, – попросил он, немного помолчав, – уведите и оденьте его. Он поедет с мистером Одли.

– Должна сказать, что очень некрасиво со стороны джентльмена забирать у бедного деда его любимца, – вдруг воскликнула миссис Плоусон полным негодования голосом.

– Тише, миссис Плоусон, – жалобно ответил старик. – Мистеру Одли виднее. Я… мне недолго осталось жить, я больше никого не побеспокою.

Слезы медленно просачивались и стекали по его грязным пальцам, которыми он прикрывал красные глаза.

– Бог свидетель, я не причинял вреда вашему другу, сэр, – продолжал он, когда миссис Плоусон вышла вместе с Джорджем, – или желал ему зла. Он был хорошим зятем. Я никогда не причинял ему умышленного зла, сэр. Я… я тратил его деньги, может быть, но я сожалею об этом, сейчас я очень сожалею об этом. Но я не верю, что он мертв, нет, сэр, нет, я не верю этому! – воскликнул старик, опустив руку и глядя в глаза Роберту. – Я не верю этому, сэр! Как… как он может быть мертв?

Роберт оставил без ответа этот страстный призыв. Он печально покачал головой и, отойдя к окошку, смотрел на небольшой участок пустоши, где беспорядочно росла герань и играли ребятишки.

Возвратилась миссис Плоусон с маленьким Джорджем, укутанным в пальто и шарф, и Роберт взял мальчика за руку.

– Скажи своему дедушке «до свиданья», Джорджи.

Маленький человечек бросился к старику и, прижавшись к нему, целовал грязные слезы на его увядших щеках.

– Не плачь обо мне, дедушка, – говорил он. – Я пойду в школу, чтобы стать умным, и я буду навещать тебя и миссис Плоусон, не так ли? – добавил он, повернувшись к Роберту.

– Да, дорогой, конечно.

– Заберите его, сэр, уведите его, – рыдал мистер Мэлдон, – вы разрываете мне сердце.

Малыш, совершенно довольный, потопал рядом с Робертом. Ему очень хотелось пойти в школу, хотя он был довольно-таки счастлив со своим старым, вечно пьяным дедом, который испытывал сентиментальную привязанность к ребенку и сделал все, чтобы избаловать Джорджи, ничем не ограничивая его; вследствие этой снисходительности у мистера Толбойса появилось пристрастие к поздним часам, горячим неудобоваримым ужинам и глоткам рома с водой из стакана дедушки.

Он поведал о своих чувствах и привычках Роберту Одли, когда они шли в гостиницу «Долфин», но адвокат не поддерживал разговор.

В таком месте, как Саутгемптон, нетрудно было найти хорошую школу. Роберт Одли отправился вверх по Хай-стрит к академии Марчмонта для юных джентльменов, оставив Джорджи на попечении добродушного официанта, которому, казалось, нечего было делать, кроме как смотреть в окно и вытирать невидимую пыль с блестящих полированных столов.

Роберт встретил группу опрятных, хорошего поведения юных джентльменов, которые шли гулять в сопровождении двух младших учителей.

Он рассказал директору школы, что маленький Джордж Толбойс был оставлен на его попечение другом, который отбыл в Австралию за несколько месяцев до этого и которого, по его мнению, уже не было в живых. Он доверял его особой заботе мистера Марчмонта и попросил, чтобы к мальчику пускали только тех посетителей, у которых будет от него письмо. Договорившись обо всем, он вернулся в гостиницу за Джорджем.

Он обнаружил, что мальчик успел подружиться с изнывающим от безделья официантом, и оба с интересом следили, что происходит на улице.

Бедный Роберт очень мало знал о потребностях ребенка. В детстве его интересовали гусеницы, морские свинки, канарейки и собаки, но у него никогда не было необходимости заботиться о юном создании пяти лет от роду.

Он попытался вернуться на двадцать пять лет назад и вспомнить, чем он питался в возрасте пяти лет.

«Мне смутно представляется, как я получал много хлеба и молока и еще вареную говядину, – вспоминал он. – И еще довольно смутное воспоминание о том, как я не любил их. Интересно, любит ли этот малыш хлеб, молоко и вареную говядину».

Он стоял, подергивая себя за пышные усы и задумчиво глядя на ребенка.

– Осмелюсь заметить, что ты проголодался, Джордж, – вымолвил он наконец.

Мальчик кивнул, а официант еще раз вытер невидимую пыль со стола, уже готовясь постелить скатерть.

– Может, ты хотел бы что-нибудь съесть на ланч? – предложил мистер Одли, все еще подергивая свой ус.

Мальчик рассмеялся.