Тайна леди Одли

Сказав это, он снова пришел в себя. Удар был слишком сильным.

– В мое намерение не входит без нужды волновать вас, сэр, – ответил Роберт. – Бог свидетель, что, возможно, вы правы, а я нет. Я молю Бога об этом, но я не могу даже надеяться на это. Я пришел к вам за советом. Я изложу вам ясно и хладнокровно обстоятельства, вызвавшие мои подозрения; если вы скажете, что эти подозрения глупы и беспочвенны, я готов подчиниться вашему решению, я покину Англию, прекращу поиски доказательств, подтверждающих мои опасения. Если вы скажете продолжать, я продолжу.

Ничто не могло более удовлетворить тщеславие мистера Харкота Толбойса, чем это обращение. Он заявил, что готов выслушать все, что Роберт может сообщить ему, и готов сделать все, что в его силах, чтобы помочь ему.

Роберт Одли подвинул стул ближе к мистеру Толбойсу и начал подробный отчет обо всем, что произошло с Джорджем с того времени, как он приехал в Англию, и до часа его исчезновения, также обо всех событиях, что случились после его исчезновения и могли так или иначе иметь к нему отношение. Харкот Толбойс слушал его с преувеличенным вниманием, время от времени перебивая его, чтобы задать какой-нибудь вопрос. Клара Толбойс так и не подняла головы с судорожно сжатых рук.

Стрелки часов показывали четверть двенадцатого, когда Роберт начал свой рассказ. Часы пробили двенадцать, когда он закончил.

Он скрыл имена своего дяди и его жены, когда рассказывал о событиях, к которым они имели отношение.

– Теперь, сэр, – заключил он, когда его рассказ был закончен, – я жду вашего решения. Вы услышали причины, по которым я пришел к этому ужасному заключению. Как могут эти причины повлиять на вас?

– Они ни в коей мере не влияют на мое предыдущее суждение, – ответил Харкот Толбойс с беспричинной гордостью упрямца. – Я все еще думаю, как и ранее, что мой сын жив и это исчезновение – тайный заговор против меня.

– И вы говорите мне остановиться? – мрачно спросил Роберт.

– Я скажу вам лишь следующее: если вы продолжите, делайте это ради собственного удовлетворения, но не для моего. Я не нахожу ничего в том, что вы мне рассказали, что заставило бы меня волноваться за безопасность… вашего друга.

– Да будет так! – неожиданно воскликнул Роберт. – С этого момента я умываю руки. Моей целью с этой минуты будет забыть об этом.

Говоря это, он поднялся и взял свою шляпу со стола. Он взглянул на Клару Толбойс. Она оставалась в том же положении.

– Прощайте, мистер Толбойс, – мрачно промолвил он. – Видит бог, хотел бы я, чтобы вы оказались правы, а я нет. Но боюсь, что наступит день, когда вы будете глубоко сожалеть о безразличии, с которым отнеслись к безвременной судьбе своего единственного сына.

Он мрачно поклонился мистеру Харкоту Толбойсу и девушке, чье лицо было спрятано в ладони.

Еще минуту Роберт помедлил в надежде, что мисс Толбойс посмотрит на него, даст какой-нибудь знак или выразит желание задержать его.

Мистер Толбойс позвонил своему бесстрастному слуге, который проводил Роберта до входной двери, как будто вел его на казнь.

«Она такая же, как и ее отец, – подумал мистер Одли, в последний раз взглянув на ее опущенную голову. – Бедный Джордж, ты нужен только одному другу в этом мире, так как очень немногие любили тебя».

Глава 24. Клара

Роберт Одли обнаружил своего кучера спящим на козлах тряского фаэтона. Он угостился таким крепким пивом, что временно впал в бесчувствие, и очень обрадовался возвращению своего пассажира. Белая лошадка, такая старая, что казалось, будто она родилась в тот же год когда был сделан фаэтон, и вместе с фаэтоном вышедшая из моды, так же крепко спала, как и ее хозяин; она дернулась и проснулась, когда Роберт спустился по каменным ступеням в сопровождении бесстрастного слуги, похожего на палача, который почтительно подождал, пока Роберт не уселся в экипаж и не отъехал.

Лошадь, подстегнутая кнутом кучера и вожжами, как сомнамбула потащилась вперед, и Роберт, надвинув шляпу на глаза, задумался о своем пропавшем друге.

Когда-то, наверное, он играл в этих строгих садах, под этими мрачными елями, если вообще ребенок мог быть резвым и игривым, находясь в поле зрения холодных серых глаз мистера Харкота Толбойса. Возможно, он играл под этими темными деревьями вместе со своей сестрой, которая услышала сегодня о его судьбе, не пролив ни единой слезы. Роберт взглянул на строгую чопорность этого аккуратного участка земли, недоумевая, как удалось Джорджу вырасти в таком месте открытым, великодушным, беззаботным товарищем, которого он знал. Как же так получилось, что постоянно имея перед глазами своего отца, он ничего от него не взял и не стал надоедой для своих близких? Как же это случилось? Потому что есть кое-кто выше наших родителей, кому мы должны быть благодарны за души, делающие нас великими или ничтожными; в то время как семейные носы и подбородки могут передаваться в строгой последовательности от отца сыну, от деда внуку, как и форма увядших цветов повторяется в цветущих бутонах на следующий год; дух тонкий и неуловимый, независимый от всех земных правил, подчиняется лишь гармоничному Божьему Закону.

«Слава богу! – подумал Роберт Одли. – Слава богу! Все кончено. Мой бедный друг должен остаться в своей неизвестной могиле, и я не навлеку позор на тех, кого люблю. Это, возможно, случится раньше или позже, но не через меня».

Он почувствовал невыразимое облегчение от этой мысли. Его великодушная натура восставала против обязанности, которая оказалась на него возложена – шпиона и собирателя злополучных фактов, ведущих к ужасным выводам.

Он глубоко вздохнул. Теперь все было кончено.

Фаэтон медленно выполз из ворот, пока он думал об этом, и он поднялся на ноги и обернулся, чтобы бросить последний взгляд на мрачные ели, гравийные дорожки, ровно подстриженную траву и огромный, пустынный особняк из красного кирпича.

Он вздрогнул, увидев женщину, которая бежала, почти летела по дороге и махала носовым платком.

В немом изумлении Роберт несколько мгновений не сводил глаз с этого удивительного видения, прежде чем вышел из оцепенения.

– Неужели этой летящей особе женского пола нужен я! – наконец воскликнул он. – Вам лучше остановиться, – обратился он к кучеру. – Воистину наш век – век эксцентричности, ненормальная эпоха в мировой истории. Возможно, ей нужен я. Весьма вероятно, что я забыл свой носовой платок, и мистер Толбойс послал эту женщину отдать мне его. Наверное, мне лучше выйти и встретить ее. Как это учтиво – вернуть мой носовой платок.

Роберт Одли сошел с фаэтона и не спеша двинулся к женщине, которая быстро его догоняла.

Он был довольно близорук, и только когда она оказалась рядом с ним, он увидел, кто это.

– О боже! – воскликнул он. – Да это мисс Толбойс!

Это была мисс Толбойс, запыхавшаяся и с пылающими щеками, в шерстяной шали, наброшенной на голову.

В первый раз Роберт Одли увидел вблизи ее лицо – она была очень красива. У нее были карие глаза, такие же, как у Джорджа, матовая кожа (щеки ее зарумянились, когда она догнала его, но потом краска схлынула с ее лица), правильные черты и живое открытое лицо, на котором сразу же отражалось любое движение мысли или чувство. Он за несколько мгновений разглядел все это и удивлялся теперь ее выдержке во время своей беседы с мистером Толбойсом. В ее глазах не было слез, они лишь лихорадочно блестели, а ее губы дрожали, когда она заговорила с ним.

– Мисс Толбойс, – удивился он, – что я могу… Почему?…

Она перебила его, схватив за руку, придерживая другой рукой шаль на голове.

– О, позвольте мне поговорить с вами, – взмолилась она, – позвольте поговорить с вами, иначе я сойду с ума. Я слышала все. Я согласна с вами, и я просто сойду с ума, если не смогу сделать хоть что-нибудь, чтобы отомстить за его смерть.

Роберт был слишком смущен, чтобы сразу ответить ей. Меньше всего он ожидал увидеть ее вот так.

– Возьмите меня под руку, мисс Толбойс, – попросил он. – Ради бога, успокойтесь. Давайте немного пройдемся в направлении к дому и спокойно побеседуем. Я бы не стал так разговаривать, когда пришел к вам, если бы знал…

– Если бы знали, что я люблю своего брата, – быстро подхватила она. – Откуда вам было знать, что я люблю его? Как можно было подумать, что я люблю его, когда у меня никогда не было возможности оказать ему сердечный прием под этой крышей или вымолить доброе слово у его отца. Каково мне было предать свою любовь к нему, ведь я знаю, что даже привязанность сестры обернется против него. Вы не знаете моего отца, мистер Одли. Я знаю его слишком хорошо. Заступиться за Джорджа означало бы погубить все дело. Я знала, что предоставить все отцу и положиться на время – мой единственный шанс когда-нибудь увидеть любимого брата. И я ждала – терпеливо, надеясь на лучшее, так как знала, что мой отец любит своего единственного сына. Я вижу вашу презрительную улыбку, мистер Одли; осмелюсь сказать – незнакомцу трудно поверить, что под своей мнимой твердостью мой отец скрывает любовь к своим детям, не теплую привязанность, так как его жизнью всегда управлял строгий закон долга. – Постойте, – неожиданно остановилась она, положив ладонь на его руку и вглядываясь в еловую аллею, – я выбежала из дома через заднюю дверь. Папа не должен увидеть нас вместе, мистер Одли, и фаэтон, стоящий у ворот. Вы не вернетесь на дорогу, мистер Одли, и не скажете кучеру проехать немного вперед? Я выйду за ограду через небольшие ворота подальше и встречу вас на дороге.

– Но вы простудитесь, мисс Толбойс, – возразил Роберт, с беспокойством глядя на нее. – Вы вся дрожите.

– Но не от холода, – ответила она. – Я думаю о моем брате Джордже. Если вам хоть немного жаль единственную сестру вашего пропавшего друга, сделайте о чем я вас прошу, мистер Одли. Я должна поговорить с вами… я должна поговорить с нами спокойно, если смогу.

Она приложила ладонь ко лбу, как будто пыталась собраться с мыслями, и затем указала на ворота. Роберт поклонился и оставил ее.

Он приказал вознице не спеша ехать к станции и пошел вдоль ограды, которая окружала земли мистера Толбойса. В сотне ярдов от главного входа он наткнулся на небольшие деревянные ворота и стал ожидать мисс Толбойс.

Вскоре она присоединилась к нему с шарфом на голове и сухими блестящими глазами.

– Вы не пройдете со мной за ограду? – попросила она. – Нас могут заметить с большой дороги.

Он поклонился, прошел через ворота и тщательно закрыл их за собой.

Когда она взяла его под руку, он обнаружил, что она все еще дрожит, и очень сильно.

– Ради бога, успокойтесь, мисс Толбойс, – произнес он. – Я мог и ошибиться в своем заключении, я мог…

– Нет, нет, нет, – воскликнула она, – вы не ошиблась! Мой брат был убит. Назовите мне имя той женщины, которую вы подозреваете в том, что она имеет отношение к его исчезновению… к его убийству.

– Я не могу этого сделать до тех пор, пока…