Аромат грязного белья (сборник)

Теодор также оказался талантливым бизнесменом и, став управляющим, сделал предприятия Онейды из убыточных доходными. Однако Теодор вёл себя в бизнесе как диктатор, в отличие от своего отца, который только в религиозной и половой сфере был диктатором, а в бизнесе вёл себя весьма гибко и демократично. Поэтому Нойс решил приструнить сына, на которого жаловались его коллеги по бизнесу в коммуне, и вернул ведение бизнеса в прежнее демократическое русло. После этого у Теодора случился нервный припадок (метод сдерживания не сдержался и выплеснулся в мозг). Теодор уехал лечиться, а когда вернулся, то уже больше не участвовал в бизнесе, а только отправлял обязанности врача.

Но вскоре он со своим двоюродным братом ушёл из коммуны: они разуверились в божественности Христа и в роли Нойса во всей этой истории, и вообще – стали атеистами.

(Вот почему ебальное общество надо бы основывать не на выдуманной вере в человекобога, а на реальном, вечно возрождающемся наслаждении, которое длится всю жизнь, а не как вера, в которой можно усомниться. Желание же, наоборот, сомнению не подлежит.)

Однако Теодор долго не выдержал (как и все, кто сдуру уходил из Онейды) и попросился обратно. Там на общем собрании все единодушно проголосовали за принятие его обратно при условии, что он будет «бороться со своими демонами».

В 1875 году Теодор опять стал руководить бизнесом, обещав, что теперь он будет уделять больше времени духовным делам и Богу, а не погружаться с головой в деланье денег.

В мае 1877 года Нойс назначил Теодора своим преемником, а сам ушёл в отставку: остался лишь консультантом и редактором издаваемых публикаций. Однако Теодору не удалось вести за собой коммуну людей, полную противоречий (многие считали, что он хороший бизнесмен, но плохой духовный лидер), и Нойсу в 1878 году пришлось снова взять всё управление на себя.

Однако, как и следовало ожидать, проблемы Теодора, вызвавшие недовольство общины, были не религиозные, не деловые, а сексуальные. Теодор влюбился и поддерживал (незаконную, то есть постоянную) связь со злобной красоткой о 23 лет, которая вместе с ним заправляла общиной. Анна, как звали красотку, плела интриги и разрывала связи парочек, чтобы взять себе мужчину, которого она сама хотела себе в любовники.

В 1877 году она пришла к Нойсу с доносом на Теодора, что он, мол, хочет покончить с множественным браком, так как извергается в неё. Отец, разумеется, встал на сторону любимого сына и решил Анну уволить с руководящих позиций и вообще посчитал, что она плохо влияет на Теодора. Нойс повелел, чтобы Теодор и Анна разорвали связь. Но Теодор снова взбунтовался, отказался от своего поста в коммуне и уехал с Анной. Вот почему Нойсу пришлось снова взяться за управление хозяйством тел и душ.

В итоге Теодор, объевшись Анькой и поняв, чего она стоит, в какой уж раз запросился обратно в Онейду. На общем голосовании члены общины, как прежде, приняли его обратно единогласно (уж слишком Теодора бабы любили и хотели получить гены Нойса), но при условии, что на этот раз Теодор будет обыкновенным членом коммуны без всяких привилегий и должностей.

Но время шло, в коммуне начались разброд и шатание. Вера в Нойса пошатнулась из-за его настырного проталкивания сына в преемники, тогда как все видели, что сынок для этой роли не годен. А раз Нойс делает такую серьёзную ошибку и настаивает на ней, то, значит, и божественное слово он может тоже исказить. Много людей просто разуверились в Христе, другие становились нетерпимы ко вмешательству коммуны в их личные дела, особенно в отношения родителей и детей.

Всё в общине становилось более мирским, нежели религиозным. Но самое важное – сексуальные способности Нойса резко сдали, а именно в его сексуальной мощи состояла основа силы, держащей коммуну в повиновении. Ведь это был он, кто имел право первой ночи и лишал всех девочек девственности. Он их учил месяцами, и у молодых самочек образовывалась к нему привязанность как к любовнику, как к учителю и духовному отцу. Эта привязанность длилась многие годы, к нему они приходили за советами, и под его влиянием они выбирали себе партнёров, которых бы они сами, быть может, и не выбрали бы. Таким образом Нойс через регулируемую доступность привлекательных женщин управлял ходом дел, давая или не давая их другим мужчинам. Если мужчина вёл себя не так, как хотел Нойс, то он давал знать привлекательным женщинам, что этому мужчине надо отказать, когда он запросит их сексуального внимания.

В 1878 году Нойсу было 67 лет, и его сексуальная власть над молоденькими девушками совсем захирела, они перестали следовать его советам и совокуплялись с кем хотели. К 1879 году главное правило – молодым ебаться со старшими – практически перестало соблюдаться и множественный брак стал разваливаться, а вместе с ним и сама коммуна.

Ко всему прочему, противники Нойса в коммуне обвинили его в каких-то сексуальных неблагопристойностях, каковым он обучал девушек, лишая их девственности и проводя с ними последующее время. Однако в переписке, где эти обвинения предъявляются руководителями общины, никакого объяснения сути этих неблагопристойностей не имеется.

Многие члены общины из оппозиции стали вести себя по отношению к Нойсу невежливо, а подчас и грубо.

Но весь смысл бунта состоял в том, что старшие бунтовщики хотели сами добраться до молоденьких и красивых девушек и полностью лишить Нойса власти над ними. Так считал (и записал) Теодор – не я.

Между тем, вне Онейды, в обыкновенном миру, собралась свора попов и подала прошение в полицию арестовать Нойса за полигамию и другие сексуальные преступления. Раньше прокуроры и прочие у власти не хотели мешать Онейде, так как деловые операции и доходы, которые приносила община, способствовали экономическому благосостоянию округи. Но на этот раз были все основания считать, что антисексуальная мораль восторжествовала. Пришлось Нойсу ночью 23 июня 1879 года бежать в Канаду, откуда он уже никогда не вернулся.

Он убежал, не оставив заместителя. А ведь Нойс почитался за существо божественного происхождения. Не сообщил он своим апостолам, куда исчез, на какое время, и не оставил никаких распоряжений. Потом стало известно, что той ночью он осторожно вышел в носках из своей спальни, закрыл за собой дверь особняка, надел ботинки и пошёл по дороге, где его неподалеку ждали в карете двое мужчин, члены коммуны. Нойс убоялся, что его посадят и что он проведёт в тюрьме всю оставшуюся жизнь.

Однако вскоре стало ясно, что судебные инстанции по-прежнему не желали преследовать коммуну Нойса, несмотря на требования попов. И когда это стало вполне очевидно, Нойс всё равно не вернулся. А не вернулся он потому, что начался «бунт на корабле» и справиться с ним он уже не мог, а вернуться и не быть беспрекословным авторитетом он тем более не хотел.

Нойс жил в каменном доме напротив Ниагарского водопада. С ним находилась небольшая группа верных последователей, которая пыталась воссоздать обстановку Онейды, но без ощутимого успеха.

Чуть Нойс покинул коммуну, молодёжь выступила с письменным требованием – отменить обязательную еблю стариков с молодицами и убрать всякий контроль за совокуплениями, за исключением родительского, за ещё юными девушками, которые уже стали ебаться. (Примечательно, что бунтари не требовали иного толкования Христа или новых христианских церемоний – всё сводилось напрямую к ебле.) Женщины захотели выходить замуж, а родители запретили дочкам всякий секс до замужества. Через два месяца после убёга Нойса проголосовали за упразднение множественного брака. Все думали, что, переженившись и омоногамившись, они смогут продолжать жить в коммуне по-прежнему. Но, как и предрекал Нойс, коммунизм и моногамный брак несовместимы. Коммуна сразу развалилась. Лояльность по отношению к семье стала преобладать над лояльностью к коммуне. Возникли споры, кто какую работу должен выполнять, кто и как должен учиться. И прочие народные беспорядки.

Так свободоебливая Онейда превратилась в обыкновенный колхоз.

Нойс умер 13 апреля 1885 года о 74 годах.

От Онейды осталась успешная деловая часть – фабрика по изготовлению столовых наборов, которую после распада коммуны превратили в корпорацию, и она существует до сих пор.

История коммуны Онейда кратко дана на сайте компании (см. http://www.oneida.com).

Но ни слова там не сказано о сексуальных нравах этого общества – это является прекрасным свидетельством нынешних сексуальных воззрений в современном американском обществе, где секс отдельно, а люди – отдельно. А ведь изучение истории Онейды должно быть включено в школьные программы, не говоря уже об институтских, чтобы наконец развеять порабощающий миф о необходимости сексуальной верности. И ещё несколько мифов.

Суть христианства, как и любой другой религии, зависит от того, кто взялся толковать книгу, которую решили считать богоданной. Большинство толкователей Библии оказались сексуальными неудачниками, и они превратили христианство в антисексуальную религию. А толкование похотливого Нойса сделало из того же христианства религию свободной ебли.

Однако сексуальные неудачники расплодились в таком количестве, что и по сей день христианство продолжает быть религией половой верности. Верности, которая оборачивается самой большой ложью и предательством человеческих желаний.

Нойс неопровержимо доказал, что, оказывается, можно мужчине и женщине спать друг с другом, называя это браком, без всяких религиозных церемоний, называемых свадьбой. И что мужская и женская добродетель состоит не в соблюдении верности, а в многопартнёрной безревностной ебле.

Итак:

Поверхностная и камуфляжная цель коммунистических обществ – это избавление от частной собственности. Однако, по сути дела, вся борьба за отмену частной собственности ведётся лишь для того, чтобы уничтожить частную собственность на женщин (аннулировать брак или сделать его открытым), а также для того, чтобы лишить женщин права на собственное тело, то есть чтобы они не смели сопротивляться любому желанию любого мужчины.

Буржуи были заядлыми врагами коммунистов прежде всего потому, что страшились обобществления их личных феодально-капиталистических женщин. Маркс писал о классовой борьбе, тогда как шла борьба против способности богатых мужчин покупать лучших женщин, – а пролетариат хотел добраться до всех женщин бесплатно. (Я не хочу принимать в рассмотрение коммунистическое общество, где отмена частной собственности превращается в отмену половых отношений – Shakers и пр., – ибо такие общества самоубийственны, а меня интересуют лишь общества, полные жизни. Разумеется, половой.)

Как утверждал Нойс, коммунизм и традиционный брак несовместимы, а когда их силой совмещают, то происходит взрыв жестокости – вот почему российский, китайский, камбоджийский коммунизм столь убийственны. Именно потому, что там отказались от обобществления женщин и злоба неудовлетворённости была обращена на уничтожение. Доступность обильных женщин вселяет умиротворённость в любое общество.

В желании обобществления женщин проявляется мечта мужчин снять своё извечное проклятие – необходимость уговаривать, соблазнять и покупать женщин, вместо того чтобы просто брать полюбившееся тело. Это унизительное, рабское, безысходное положение мужчин является основой для мазохистского наслаждения им «романтиками» и «джентльменами», каковыми общество воспитывает мужчин.

До недавнего времени это проклятие мужчин могло быть снято только одним способом – увеличением количества женщин, чтобы их стало раз в десять больше, чем мужчин. Но при требовании рабочих рук количество рождающихся девочек, наоборот, стремились уменьшить. И только сейчас, при автоматизации производства и успехах генетики, появляется возможность создавать большее количество женщин, контролируя пол зародыша.

С давних пор и доныне протест мужчин против своего рабского по отношению к женщинам положения выражался двумя методами: изнасилованием или обманом. Изнасилование в мирное время сделали уголовно наказуемым, а в военное время на изнасилование женщин вражеского народа смотрели сквозь пальцы – именно из-за свободы изнасилований во время войны многие мужчины и становятся столь смелыми и «города берут».

Обманный протест мужчин выражался в попытках придумать утопии или создать общины, где мужчины могли брать женщин с лёгкостью и в обилии, без церемоний соблазнения, мороча им голову религией и обещаниями. Онейда дала тому прекрасный пример.

Как бы терпимее ни становились сексуальные нравы, они принципиально не меняются и основа их остаётся прежней: мужчина просит, а женщина соглашается. (Редкие исключения, когда женщина просит, а мужчина соглашается, лишь подтверждают общее правило.)

Мы ожесточённо боремся как с наиболее вопиющей несправедливостью с тем, что принято считать самым естественным и богоданным. Прежде всего – это болезни и смерть. Человек бьётся изо всех сил, чтобы излечивать болезни, чтобы удлинить жизнь и чтобы с помощью науки искоренить смерть. Никто не видит в этой борьбе ничего зазорного, а, наоборот, затая дыхание, люди ждут очередных побед, чтобы жить здоровее и дольше.

А что же происходит с желанием сексуального удовлетворения? Что мы делаем для того, чтобы его легче и разнообразнее удовлетворять? Ведь еблю, вопреки попам, ныне реабилитировали и сняли с неё кличку «враг народа»!

Однако, как и прежде, считается самым естественным для мужчины пребывать в состоянии просителя, а для женщины быть хозяйкой и распорядительницей мужских наслаждений.

Люди считают само собой разумеющимся и не предпринимают никаких действий, чтобы изменить порабощающий мужчин вопиющий порядок вещей: найдя женское тело, приложив массу усилий, заплатив деньги, потратив время и, наконец, выебав это тело, от мужчины требуется ещё больше усилий для того, чтобы это тело пребывало рядом и готовым для удовлетворения его похоти, как только она возникнет.

Что же до более изощрённых порнографических фантазий, то удовлетворить их ещё сложнее, чем заиметь в своём распоряжении единичное тело.

То есть считается вполне нормальным, что огромную часть своей жизни люди тратят не на удовлетворение своей похоти, а на поиски возможностей её удовлетворения.

Спрашивается, почему, с какой стати, возжелав женское тело, требуется вокруг этого тела плясать танец соблазнения, убеждать женское сознание, её тело оскверняющее, чтобы оно дало указание этому телу развести ноги? С какой стати мужчины должны для этого тела удовлетворять какие-то желания, вовсе не связанные с похотью? Почему это тело смеет нам сопротивляться, тогда как оно сделано с вожделенными нами отверстиями, которые по своей геометрической и физиологической сути предназначены для заполнения? Почему мы должны считать, что относиться к женскому телу как к сексуальному объекту – это непозволительно, тогда как женское тело есть не что иное, как сексуальный объект?

Только теперь наука отвечает за мужчин на эти вопросы: мужчины, вы женщинам ничего не должны – вот вам миллионы всевозможных красавиц, которые хотят только одного – ебаться с вами, исчезать, когда они вам надоели, и объявляться по первому зову вашей возродившейся похоти.

Каким же образом науке удастся спасти мужчин от сексуального рабства у женщин?

Женщина должна заинтересоваться мужчиной, чтобы раздвинуть для него ноги и позволить ему насладиться и, быть может, насладиться самой. Но тело женщины посажено на короткий поводок её разума, который всякий раз, когда появляется рядом хуй, просчитывает, насколько выгодно будет развести ноги. Мужчина видит перед собой роскошное тело, которое изнутри управляется монстром женского разума.

Задача для науки предстаёт ясная: уничтожить монстра, перерезать поводок и дать собаке тела резвиться по лёгкому мановению любого хуя. Если это сейчас делается первобытным способом с помощью алкоголя, наркотиков и специальных лекарств, то генетика позволит создавать женские тела, в которых разум будет состоять лишь из осознания перманентной похоти.

Итак, только с помощью науки удастся покончить с навязанным мужчинам рабством – сделать женские тела изобилующими и мгновенно доступными, исполненными красоты любого рода и предназначенными только для удовлетворения похоти.

Подобно клинексу разового употребления, мы создадим женское тело разового употребления: оросил и выбросил.