Достигая крещендо

– Как будто вы меня ищете, – подошла она к епископу.

– Если честно, то да, – улыбнулся ей Евгений, быстро окинувший её голубой комбинезон из лёгкой ткани. – Вы прекрасно выглядите. Kiton?

– Kiton, – подтвердила Орлова. – Вчера вы тоже были в нём, но сегодня в «рабочей одежде».

– Вчерашний вечер исключение. Я не люблю брендовый шмот, предпочитаю больше шить на заказ в скромных ателье, поддерживать местных производителей.

– Вы живёте во Франции, где местные производители часто лучше брендовых, – справедливо заметила Елизавета Николаевна.

– Поверьте, это безвыходная ситуация, – засмеялся на этот ироничный упрёк епископ. – В России я люблю отечественную одежду.

– Прямо как Божесов, – пожала плечами Орлова. – Премьер хоть и похож на франтика, но бренды не переносит и ненавидит. Всё на заказ в московских ателье.

– Я хотел вас пригласить вечером на другую вечеринку. У меня на вилле. Там будут политики ЕС, поэтому, возможно, будет чуть интереснее вчерашнего…

– Я могу, – согласилась Орлова, особо не раздумывая. – Только у меня еще встреча в Казино. Поэтому лучше вам заехать за мной вечером.

– Никаких проблем. Но сейчас можно составить вам компанию? – предложил Евгений.

Орлова смерила его задорным взглядом, понимая его деловой интерес, но с радостью позволила проводить себя. Она как раз собиралась посетить кафедральный собор Святого Николая. Епископ был лучшим спутником для этого. Они лёгким прогулочным шагом направились через сады Святого Мартина.

– Я люблю Ривьеру, – говорила Орлова. – Но можете себе представить, я госслужащий с двадцати двух лет и до сих пор у меня нет виллы и яхты!

– Могу только вас похвалить, Елизавета Николаевна.

– Мне все так говорят, – отмахнулась Орлова. – Особенно те, у кого виллы и яхты находятся не только во Франции и Италии.

– И от чего такая аскеза?

– Я не материалист, а трудоголик. Удовольствие и смысл нахожу в своём деле, а не в квартирах, виллах, самолётах и других ценных вещах… Но выглядеть мне всё равно нужно презентабельно, – добавила она спешно, заметив, что епископ смотрит на её крупные сапфировые серьги. – Я всё—таки, как вы сказали, создаю реальность, поэтому должна одеваться эффектно.

– С созданной вами информационной реальностью одеваться можно во всё, что угодно.

– Ха-ха! Так моей пропаганде еще никто не льстил! Спасибо, Ваше преосвященство…

Орлова действительно добилась многого на посту заместителя по связям с общественностью. Пожалуй, только она одна и обладала свободой креатива на госслужбе – и поэтому ловко расправилась со всеми существующими в стране СМИ, приручив каждое оппозиционное медиа к правильной подачи информации и фильтрации новостей, а госканалы смогла отмыть от прозвища пропагандистов и «пособников режима». Внешне ничего не поменялось, но смысл и эффективность транслируемой информации изменились в нужную сторону.

С интернетом Орлова разобралась проще, особо не взаимодействуя с людьми, а полагаясь лишь на программы и алгоритмы – оппозиционные видео и другая антиправительственная глупость просто не рекомендовались к просмотру, а любая критика получала разгром из уст подготовленных к публичной полемике блогеров. Когда в интернете поднималась волна негодования о какой-нибудь затопленной области, медиа широко освещали события, привлекая разные мнения. В самом же интернете, с помощью алгоритмов, тема постепенно сходила на нет, а боты продвигали нужное отношение людей к проблеме.

Орлова талантливо создала подконтрольное инфополе. Она воспользовалась запрещающими наработками своих предшественников, добавив внешней честности и открытости. Потому у «российских либеральных демократов» складывалось ощущение абсолютной свободы слова и независимости от воли государства… Орлову справедливо называли создателем реальности. Однако основным оружием информационной войны она избрала правду, чему научилась у Божесова…

Епископ Евгений и Елизавета Николаевна, обмениваясь формальными фразами по пути, зашли в совершенно пустой Собор.

– В католических храмах есть своё очарование, – произнесла Орлова, садясь на скамью.

– Безусловно, – согласился епископ.

– Сидя в такой тишине приходится задумываться об истинах жизни и её смысле, – прошептала Орлова, смотря слегка вверх на развешанные в центральном нефе государственные флаги Княжества.

– И что вы думаете об этом?

– Мой смысл прост – служить своей стране и делать жизнь моих сограждан лучше. А истины… Разве не для всех они одинаковы?

– У каждого своя истина, Елизавета Николаевна. Кто—то считает себя центром Вселенной и строит истину на этом основании, кто—то, наоборот, безумно принижает себя, а кто—то строит теории…

– Но все они не правы, – завершила за епископа его рассуждения Орлова. – Это довольно простая мысль для человека вашего уровня.

– Что ж поделать… Евангелие от Иоанна: «И познаёте истину, и истина сделает вас свободными». Но всеми бесспорно принимается только одна истина, Елизавета Николаевна…

– Какая же?

– Человек смертен, – улыбнулся епископ.

Орлова решила развить эту популярную мысль:

– Вот именно… Из этого выходит, что жизнь бессмысленна, тогда чем бы человек не занимался, куда бы не вкладывал свои интеллектуальные способности, всё завершиться и исчезнет. Значит, и смысла нет?

– Почему же? Исходя из положения, что каждый смертен, можно вывести как минимум два смысла. Первый – прожить жизнь в удовольствие, познавая красоту мира, лентяйничая и, что называется, кайфуя, вместо погони за социальной успешностью с материальным благополучием. Второй интереснее – можно достичь бессмертия.

– Даже знаю, что вы скажете о бессмертии, – усмехнулась Елизавета Николаевна.

– Возможно, – лукаво улыбнулся епископ. – Но по мнению учёных—атеистов бессмертия в религиозном смысле не существует.

– Это по мнению учёных, к коим я себя не отношу. Вопрос существования Рая и Ада очень дискуссионный, но жизнь после смерти – это вопрос сознания. Заметьте – не души, о её наличии тоже можно спорить, в то время как существование сознания очевидно… Хочется верить, что наше сознание будет жить и после смерти тела.

– Вы слишком депрессивны для чиновника, – решил смягчить беседу Евгений. – Я же говорю о бессмертии историческом. Чтобы люди, носители как раз сознания, помнили о твоём существовании, даже после смерти тела… Но увы, таких бессмертных мало…

– Ну, как же! – смутилась Орлова. – Писатели, художники, архитекторы, композиторы, военачальники, политики. Многие из них бессмертны в вашем понимании.

– Неа, – задорно подмигнул епископ. – Давайте выйдем с вами на площадь и спросим прохожих, знают ли они даже не о творчестве и историческом вкладе, а хотя бы о существовании Гессе, Кафки, даже Достоевского. Знают ли о Ренуаре и Вучетиче. О Масканьи и Рубинштейне. О Жукове или Саладине… Сомневаюсь.

– Но это показатель не их смертности, а необразованности людей, – заметила справедливо Орлова.

– При этом, Елизавета Николаевна, – продолжил епископ, – и политики также смертны. Фараоны были божествами в умах людей, обладая абсолютной властью и творя действительно великие дела. Но попробуйте назвать хоть какого—нибудь фараона сейчас с пониманием его вклада в историю? Вряд ли получится.

– Допустим, но это необразованность! Очень печально, что в наше время люди перестали заниматься изучением достижений предыдущих поколений, не знают искусства, не понимают музыку, а лишь зациклены на себе, своём успехе, карьере и в редких случаях на своём внутреннем мире, но ценен ли этот мир, если полностью игнорировать и считать ненужным познание философии и истории, живописи и литературы? Если думать исключительно о практическом и рациональном, считая, что мысль о «Человеке» не так важна на данном этапе? – произнесла горячо Орлова.

– Это вновь вопрос смертности и конечности нашей жизни, Елизавета Николаевна. Просто сегодня все думают в большей степени о материальном и бытовом благополучии… А образование перестаёт быть путём к истине, превращаясь в простую формальность получения диплома. Но когда человек попадает в аварию, то думает он не о том, что завтра в квартиру придут сантехники и не о том, что презентацию нового проекта проведёт кто—то другой. Он думает о том, что жизнь обрывается, а полноценно—то он и не жил. И, наверное, для меня гораздо интересней старушка—смотрительница музея, чем PR—специалист газовой компании… Конечно, вовсе не обязательно знать, что Гайдн написал более сотни симфоний, но однозначно те, кто изучает жизни, кто читает, кто наблюдает, анализирует и рассуждает о людях, об искусстве и о самом бытие, такие люди прекрасны… Но по факту, ничто не вечно, и одинаково смертен и философ Аристотель, и амбициозный—технократ Илон Маск.

– Так и кто же тогда бессмертен?

– Я могу назвать вам три имени, – как ни в чём не бывало бойко ответил епископ. – Но перед этим спрошу вас, как политика страны, одержавшей победу в самой страшной мировой войне, кого помнят яснее Сталина, Рузвельта, Черчилля или Гитлера?

Орлова сжала губы и на несколько мгновений задумалась. Ответ был очевидным. Чьё имя стало нарицательным для злодейств и мерилом любого зла, о ком мы вспоминаем, когда желаем охарактеризовать кого—нибудь с ужасной стороны?

– Гитлера, – ответила наконец она. – На данный момент он безоговорочно вписал себя в историю.

– Верно… Пройдёт ещё несколько лет, а на Красной площади пройдёт парад к столетию Победы, и память о ней начнёт молниеносно затухать, парады будут только по юбилеям, а вскоре и вовсе сойдут на нет. Забудут Сталина, Жукова, Тимошенко и Василевского. Но о Гитлере будут помнить, потому что это квинтэссенция ненависти… Иногда говорят «внутренний Гитлер», ведь он не столько человек, сколько бренд зла, который мы используем в повседневной жизни.